Жажда

— Ладно жеш-ш! Есть еще на что-то и милиция…

Время уволокло год в свои неведомые дали. Новое лето бросалось солнцем, текло дождями. И… я… стал следить за ними. Да. Сначала поблизости, но с каждым днем удлинняя слежку. Ну что мне было делать? Я хотел быть чуточку ближе (сопричастнее?) к этому феномену природы. Только видеть. Следовать ими пройденной дорогой. Я подбирал брошенные фантики от конфет. Я стремился возможно скорее коснуться поручня в автобусе, которого только что касались их пальцы. Они не замечали меня. Да и не могли заметить такую невзрачную мелочь.

Пятое июля. Суббота. С десяти до трех часов я караулил их в соседнем дворе. Наконец выпорхнули из подъезда, как всегда, в ярких свободных одеждах, и я, точно влекомый голосом волшебной флейты, не владея собственным рассудком, поплелся следом. На этот раз все началось с кинотеатра, куда попасть мне не удалось — ждал окончания сеанса у выхода. Затем было кафе. И… парк. Зачем я продолжал их преследовать! Ведь я же мог предположить, я же чувствовал, да что там — знал!.. Вот я — седовласый старик — крадусь темными гостеприимными аллеями за лучезарно-молодой парой. Но адвокат во мне находил и эти действия вполне правомочными, во всяком случае отсутствие злого умысла, по его мнению, способно было их оправдать. Парк. Там, наверное, вольная Луна простейшими средствами света и тени ваяла мистические шедевры; там, вероятно, незримые сети ароматов были раскинуты причудливыми ночными цветами, и звуки спорили с ними в нежности. Только ничего этого я не помню. Ускользающая цель и безумное сердце, бьющееся у самого горла. И я видел все! Да! Господи, прости меня, если можешь…

Ночь прошла в апокалиптических кошмарах, но, проснувшись, я искренне пожалел, что участь моя еще не решена. И хотя не было свидетелей моего позора, чей-то упрек неотступно следовал по пятам. Полдня неотвязно терзали меня неясные в существе своем химеры. Были то обломки виденного сна или же мной взращенные угрызения, требовавшие час за часом вычерчивать квадраты комнат? Это бессмысленное движение, причиной которого могло быть что угодно, только не моя воля, вынесло меня к середине дня на балкон. В двух метрах, облокотясь на перила, стоял сосед. Он был в одних спортивных трусах. Тихий зеленоватый свет, стекавший с листвы каштанов, не спеша высвечивал каждый мускул его восхитительного тела, придавая коже оливковый оттенок, а ее обладателю неземную принадлежность. В руке юноша держал стакан, наполненный алой жидкостью, не торопясь вливал ее в себя. Острый солнечный луч, прошив узорчатую зелень, врезался в рубин стекла и взорвал его золотым сполохом.

— Как она, жизнь?

— О-о! Бьет ключом! А ваша как?

— Ничего. Спасибо. Живем помаленьку. Розетка вот только коротит, а лезть чинить

боюсь: руки дрожат. Будем сегодня без света сидеть.

— Ну, давайте я помогу. Инструменты у вас есть?

Через несколько минут он был у меня. Я показал ему неисправную розетку у окна, принес портфель с инструментами. Не теряя времени, парень приступил к делу. А я, стоя за его спиной, как завороженный следил за пульсирующим лимонным бликом на его загорелой могучей шее. Среди инструментов у меня было такое длинное-длинное шило. Я взял его и воткнул по рукоятку в порхавшего на шее солнечного мотылька. Жена вернулась только через час.

-

Опять стены. Шершавые, грубые. Наверное (да как же иначе), они хранят свою неповторимую историю, но я не пытаюсь разгадать ее, не хочу. Пусть… Так лучше…

1990 г.