Диалоги с людьми

– Владимир Набоков вам близок как мыслитель?

– Тропка, ведущая набоковские ноги, покрыта сплошь цветами. Это тропа идеалиста. Мне присущ тернистый пусть, где цветут эдельвейсы. Такие тропы опасны для жизни, но они возвышают дух. В дали от Родины всегда не хватает кислорода. Я черпают этот воздух в поэзии и метафизике. Набоков добывал кислород в бабочках и шахматах.

– Россия когда-нибудь обретёт католическое крыло?

– Не тешьте себя иллюзиями – это невозможно. Но Россия становиться более урбанизированной, влияние западной культуры как никогда велико, и это наводит на размышления. Я думаю, то католичество, который мы наблюдаем, мало пригоден для русских равнин, он сугубо римский, а у нас свой Рим, тот, что построен нами самими, вопреки интервенциям и нашествиям врагов. Нам необходим не рационалистический ум, а что-то свободное, воздушное, божеское.

– Какому из русских царей вы симпатизируете?

– Александру Сергеевичу Пушкину! Царю поэзии. Для меня власть – мир тесных дверей, если говорить о власти честной и для народа. Таких властьимущих – искренних, добросердечных, ищущих правду – можно сразу причислять к лику святых. А так  власть питают войны и грабёж. Такую власть боготворят евреи, их она кормит, пестует, даёт развернуться. А мы ищем истину, мы идеализируем мир, а такие мы никому не нужны. Вот отчего всё больше рождается анархистов.

– Власть по сути своей антинародна?

– Если б я причислял себя к анархистам, думал бы именно так. У власти есть кнут и пряник, она ими жонглирует, дабы никто не разбежался по степям и лесным чащам. Бог держит такую власть ради удержания какой-то морали, для глубинных процессов консерватизма. Мы предоставляемся власти, чтобы мир не погрузился в хаос. "Мы" – это мыслители, художники, врачи, духовенство. Мы – цемент, а власть организует его бесперебойное производство.

– Церковь достойна места в этом цементе?

– Человек – вещь сугубо волнительное, требующая хоть какого-то постоянства. Догматы и каноны церковные не менялись тысячелетиями. Это один из видов консервации умов, удержании их на определённом уровне, их которого можно брать что нужно и идти далее. Церковь как банк хранилища – неоценимая закваска для будущего.

– Всё тот же Бердяев вызывал в духовных кругах настоящий чесоточный зуд.

– И тем не менее, всякий русский мыслитель черпал своё видение из источников церковной мудрости. Это мудрость особого рода: Христа ради юродивые мало рациональны, но они дают такие семена, что даже время не властно над ними. Юродивый, выставленный миру на смех и поругание, есть негасимая свеча во имя здравия этого самого мира. Такие свечи не затухают ни в какие бури.

– Григорий Распутин, эта свеча во имя русского царизма, почему был убит так подло, и был оболган как последний кабатчик, пропойца?

– Это рана наша. Мы слишком любим крайности. Элита уничтожает низшие слои, а те – элиту. Мы любим париться кровью, не брезгуем этакой "кровавой баней". Упаси Господь такое пережить! Каиться нужно, и каиться вовремя, пока Бог Саваоф не отвернул Свой Лик. Каиться за страну и своё сердце, переполненное гневом.

Диалог с мормоном

– Вы гордитесь тем, что вы мормон?

– Я частица Церкви Иисуса Христа Святых последних дней. А для вас я – осёл, которым все хотят понукать.

– Вы сразу с места в карьер. Мне представляется, что вы облеклись в одежды некоторых париев, которым все вредят. Но ведь Америка более чем благополучная страна, навязывающая свои идеи всему белому свету. Я вижу в вас своего брата, а вы видите во мне врага. Я вам враг?

– Истину никто не любит. У нас есть своя истина, а нам пытаются всучить что-то вроде фантика с красивой картинкой. Иисус Христос не любил красивых вещей, он был более чем строг к себе и своему окружению. Вам, католикам, дали сладкую кость, заражённую лестью и почтением. Мы вполне обходимся и песком человеческого осуждения.

– Песком невозможно насытиться!

– Из песка можно построить дом, которому не страшно время.

– Ваша философия примитивна.

– Пусть я мерзкий червь, пусть я бывший наркоман-токсикоман, об чьи ветхие одежды вытирали ноги судьи, адвокаты, охранники тюрьмы, собратья-заключённые. Я ходил в камере вечно немытый и голодный, ровно в пятницу меня выводили во двор и спускали на меня собак. Я пережил 3 черепно-мозговые травмы, все суставы мои переломаны как дворовый ковыль. Я плакал, когда лил дождь, я рыдал, когда сияло солнце, но наступил тот момент, те святые часы, когда братья-мормоны влили в моё сердце влагу Истины. Я обрёл славное торжество духа.

– Через тернии проходят все в этом мире. Когда я находился в психиатрической клинике, голод буквально душил меня. Так, в сопровождении санитара мы втроем пошли на кухню, на ужин была твороженная запеканка. Идя, я не выдержал и запустил пальцы в эту прекрасную снедь, я хотел съесть всё, обожраться как деревенская свинья. Санитар вовремя остановил движение моей руки. Его глаза понимали меня как человека, чей голод помрачил ум.

– Есть голод духовный. Душа выше тела. Мы не есть одинокие острова, мы есть части одного материка – Бога.

– Вы не боитесь ада?

– Я страдаю в страшные дни, когда небо разрывают грозы. Это жуткое время буйства природы. Я ужасно страшусь смерти, болезней, угасания. Но я верую в бессмертие души, в награду Божию. Часть награды уже видима – "Книга Мормона". Пусть всё человечество безумствует как грозы, я остаюсь выше всех этих страхов.

– "Книга Мормона" слишком человечна…

– Вы заблуждаетесь: она величественная как богемский хрусталь! Когда вы берёте в руки эту книгу, все чувства вашего тела собираются в области сердце, чтобы пить божественный нектар. Джозеф Смит своим смирением получил величайшее чудо на Земле – Книгу жизни.

– Как может американец учить тому, что до него было сказано иудеями самых древних времён?

– Истину открывают во все времена. Молитва и покаяние способны дать плоды настолько удивительные, что сам человек становится чем-то большим, чем просто тело и разум.