Страница 17 из 24
Он по-прежнему кружил около Шау. Белый купол приближался к земле. Вот он повис над склоном холма, закачался и исчез среди деревьев. Лыонг сделал круг над самым холмом, покачал крыльями, прощаясь с оставшимся на земле товарищем, и, набрав высоту, пристроился к ожидавшему его Тоану. Они сделали еще один круг в небе, замутненном медленно таявшими серо-белыми полосами, следами недавнего боя.
— Чыонг-шон, двадцать второй приземлился благополучно.
— Я Чыонг-шон, вас понял… Двадцать четвертый, тридцать первый, снимайте урожай! Немедленно снимайте урожай!
Поздним вечером пришло сообщение, что Шау находится в партийном комитете уезда, где он приземлился. Он ранен в ногу и ждет машину, которая доставит его в госпиталь. А американец с «фантома», сбитого Шау, был схвачен, как только опустился на парашюте. Он оказался подполковником. Его взяла в плен подбежавшая к нему первой девятнадцатилетняя девушка, у которой только и было в руках что бамбуковое коромысло.
Утром в воскресенье на аэродроме, как обычно, кипела работа. На войне не бывает выходных. Четвертая эскадрилья снова была дежурной. В первой паре еще до того, как взошло солнце, поднялся в воздух Лыонг. «Отличная погода! — подумал, он. — Сегодня не миновать свидания с янки».
Приземлившись, он спрыгнул на бетонную полосу и побежал к своим, сидевшим неподалеку на траве. Он обратился было с докладом к командиру эскадрильи, но Киен поднял руку, прося его помолчать. Тут только он заметил, что все внимательно слушают стоящий на земле транзистор.
«…НЕ СМОЖЕТ ПОКОЛЕБАТЬ ВОЛЮ И РЕШИМОСТЬ ГЕРОИЧЕСКОГО НАРОДА ВЬЕТНАМА ОТРАЗИТЬ АМЕРИКАНСКИХ ЗАХВАТЧИКОВ И ОТСТОЯТЬ СВОЮ РОДИНУ. ЧЕМ СВИРЕПЕЙ ОНИ И ЗЛЕЕ, ТЕМ ТЯЖЕЛЕЙ ИХ ПРЕСТУПЛЕНИЯ…»
Он сразу узнал этот голос: говорил дядя Хо. Речь его звучала спокойно, и все же Лыонг уловил в интонациях особую торжественность и серьезность. Он тихонько присел позади ребят. Слова Хо Ши Мина — ясные, западающие в сердце, были о самом важном, о том, чем жил сегодня народ.
«…ВОИНА МОЖЕТ ПРОДЛИТЬСЯ ПЯТЬ; ДЕСЯТЬ, ДВАДЦАТЬ ЛЕТ И БОЛЕЕ. ХАНОЙ, ХАЙФОН И НЕКОТОРЫЕ ДРУГИЕ ПРОМЫШЛЕННЫЕ ГОРОДА МОГУТ БЫТЬ РАЗРУШЕНЫ, НО НАРОД ВЬЕТНАМА НЕ ИСПУГАТЬ. НЕТ НИЧЕГО ДОРОЖЕ НЕЗАВИСИМОСТИ, СВОБОДЫ…»
Сердце в груди у него заколотилось сильнее. Стараясь не дышать, он ловил каждое слово.
«ВО ИМЯ НЕЗАВИСИМОСТИ ОТЧИЗНЫ, ВО ИМЯ ДОЛГА ПЕРЕД ВСЕМИ НАРОДАМИ, БОРЮЩИМИСЯ ПРОТИВ АМЕРИКАНСКОГО ИМПЕРИАЛИЗМА, НАШ НАРОД И АРМИЯ СПЛОТЯТСЯ ВОЕДИНО И, НЕ СТРАШАСЬ ЖЕРТВ И ЛИШЕНИИ, ИСПОЛНЕННЫЕ РЕШИМОСТИ, БУДУТ СРАЖАТЬСЯ ДО ПОЛНОЙ ПОБЕДЫ…»
Проникновенный голос президента звучал как призыв кормчего, обращенный к друзьям, плывущим с ним на одном корабле, — призыв одолеть ураганный ветер и волны; и каждый черпал в нем для себя наставление и веру.
«…ДОРОГИЕ СООТЕЧЕСТВЕННИКИ И СОЛДАТЫ…»
Эти простые слова всколыхнули душу Лыонга. Он сидел молча рядом с товарищами и мысленным взором своим видел дядюшку Хо, каким он был в тот день, когда посетил их часть: седая голова, несколько белых нитей подняты ветром над высоким лбом; веселые и добрые глаза; быстрая, легкая походка; сандалии из автомобильных покрышек; наброшенный на плечи старый, полинялый китель…
Самая заветная мечта истребителя: если уж сел в кабину — взлететь и, если взлетел, — встретить противника, увидеть его первым и, опередив, нанести решающий удар. Но в жизни все идет не так упорядоченно и гладко. В каждом бою случаются сотни неожиданностей, и один бой никогда не похож на другой…
Сегодня Лыонг уже несколько раз поднимался в кабину и, посидев в самолете, спускался по стремянке на землю. Вечером одному звену дали вылет. Они надеялись встретиться с янки, но неприятель явно их избегал. Тогда они получили новый приказ: сделать круг над Ханоем и возвратиться на базу.
Весь вечер летчики четвертой эскадрильи просидели, споря о новшествах в тактике воздушного боя. Воскресенье это стало «черным днем» для вашингтонских асов: зенитные части и ракетные дивизионы вместе с ополченцами, вооруженными пехотным оружием, сбили над Северным Вьетнамом еще семь самолетов. К тому же на Юге, недалеко от Сайгона, партизаны подорвали миной американский корабль водоизмещением в десять тысяч тонн. Сообщения об этом, переданные по радио, еще больше разожгли страсти. Дебаты прекратились лишь перед самым отбоем.
Свет был погашен, весь лагерь умолк. Лыонг никак не мог заснуть, он вспоминал все, что говорилось сегодня вечером. «…Многое из придуманного ребятами явно годится!.. «НЕТ НИЧЕГО ДОРОЖЕ НЕЗАВИСИМОСТИ, СВОБОДЫ… ДОРОГИЕ СООТЕЧЕСТВЕННИКИ И СОЛДАТЫ…» Слов этих теперь не забыть. Они врезались в память на всю жизнь, и ничто их не сотрет… В борьбе важно, что твои раздумья и опыт становятся достоянием всех. Каждый кладет свой кирпич в общий фундамент. Фундамент этот растет, и те, что идут следом за нами, начиная строить, кладут уже ряды выше наших… И вот еще в чем суть: следуя предначертаниям партии и установкам командования, каждый из нас, от боя к бою, создает что-то свое; и пусть этот вклад невелик, но ведь, как говорится, слабые ветру сливаются в ураган. Так мы создаем новые, свои приемы боя: немногим противостоять множеству; малой силой одолевать большую; неслыханное мужество, — хитрость, смекалку, осмотрительность и гибкость соединять воедино и этим побеждать агрессора, который несравненно мощнее и больше нас числом. У нас нет выбора! Именно так приходилось нам сражаться веками, тысячелетиями, чтобы выжить и сохранить независимость и свободу. И это стало, пожалуй, естественным образом мысли, жизненным качеством, присущим всем нам, вьетнамцам…»
Лыонг заснул. Спал он спокойно до самого утра.
IX
Большие группы вражеских самолетов приближались к юго-западному району Ханоя. На аэродроме не умолкал грохот турбин. Одно звено за другим поднималось в воздух. Лыонг и Тоан, затянув ремни и надев шлемы, стояли у края бетонной полосы, провожая глазами истребители, стремительно уходившие парами в сторону Ханоя.
— Да-а, сегодня скучать не придется!
— Должны же мы помочь защитникам столицы.
— Девять двадцать… Рановато он сегодня пожаловал!
— Да уж…
— Лыонг, у тебя не осталось конфет?.. О чем это ты размечтался?
— Я… думаю о Ханое.
Он вытащил из кармана карамельки и протянул приятелю. Перед глазами стоял узкий проулок, комнатка с балконом и румяная девушка в кепке, с винтовкой за спиной, спускающаяся по лестнице… «Может, и она стреляет сейчас по самолетам? Я так и не успел ответить на ее письмо…»
— Тревога!
Лыонг и Тоан получили приказ подняться в воздух и патрулировать район аэродрома.
Через несколько минут их МиГи уже поблескивали на солнце высоко в синеве неба. Почему-то сегодня земля отсюда, сверху, казалась ему особенно знакомой: каждая вьющаяся линия дороги, каждая рощица, отсвечивающие полосы воды и холмы. Не только аэродром был для неприятеля первостепенной целью, вокруг немало других объектов, к которым давно уже подбирался враг. Но хотя небо, казалось бы, безбрежно и в нем не воздвигнешь препонов, противнику не было к ним пути. Тщательно разработанные и выверенные по картам полетные трассы МиГов пересекали все боевые маршруты вражеских самолетов и были наиболее выгодны для поиска и атаки.
«…Длинная черта — это асфальтированное шоссе. Дальше — железная дорога и взгорбленный мост над бурой нитью реки… Еще дальше — бетонный мост, пестрые квадратики крыш и спички телеграфных столбов, вокзал и промышленные районы, построенные за последние годы…
Разворот… Пройдем вдоль гряды. Горы громоздятся у горизонта к самому небу. Вершины темнеют на белом фоне облаков; крутые склоны тонут в вязком сероватом тумане… Здесь самый удобный путь для вражеских бомбовозов, на него надо обратить особое внимание!…»
Время от времени МиГи прошивают насквозь хлопья облачной ваты. Тоан держится позади — правее или левее ведущего. Машины, связанные единой волей, выполняют маневры слаженно и ритмично.