Курляндский гандикап

Тут лучше поставить грамотного руководителя. И я, естественно, вспомнил о Гюйгенсе. Тот, правда, начал жаловаться на то, что здоровье его ухудшилось, и что в его преклонные годы (64 уже стукнуло!) путешествовать вредно, но я был упрям. Обещал лучших врачей, всемерную поддержку и приличное финансирование. Да и потом… погрузившись в дела, Гюйгенс, наверняка, и думать забудет обо всяких болячках. Я даже пообещал издать его «Космотеорис» за свой счет!

Короче, Христиан не устоял. А при встрече со мной даже прослезился. Дескать, эвон в какого правителя превратился мальчик, которого он когда-то наставлял. Я, разумеется, польстил ученому, сказав, что его вклад в мое воспитание бесценен. Короче, обычная светская болтовня. Однако Гюйгенс, похоже, с возрастом стал очень сентиментален, и снова расчувствовался.

— Ваше высочество… как редко сильные мира сего вспоминают своих наставников и бывают им благодарны, — покачал головой Христиан.

— Мне повезло встретить на своем пути самых образованных людей нашего времени, — дипломатично улыбнулся я. — А вы обладаете редким даром. Вы всегда могли разглядеть талант там, где остальные оставались слепы.

— О, да! Таланты я чувствую! — не стал скромничать Гюйгенс. — И желаю вам представить весьма интересного молодого человека, которому хочу составить протекцию. Поверьте, он прославит и колледж, и вас, и всю Ирландию.

— И кто же это? — удивился я. Что-то не вспоминалось мне ни об одном великом ирландском ученом. Может, у него просто не было шанса проявить себя, и история не сохранила его имени?

Передо мной склонился светловолосый и светлоглазый молодой человек примерно 25-26-ти лет. Округлое лицо, внимательный взгляд и довольно консервативная одежда. Скажу честно — никаких ассоциаций в моей голове не возникло. До тех пор, пока Гюйгенс не представил мне своего протеже.

— Ваше величество. Позвольте вам представить. Блестящий эссеист, неплохой поэт и беспощадный критик. Джонатан Свифт.

Парень снова поклонился, что позволило мне не потерять лица и своевременно поймать отвалившуюся челюсть. Вот это ничего себе! Об этом персонаже я совершенно забыл. Да и годы его жизни совершенно не отложились в моей памяти. А он, оказывается, мой современник! Это я удачно зашел… Более ядовитого пера мне не найти при всем желании!

Оказалось, что Свифт учился в Тринити-колледже, который закончил всего лет семь назад. Джонатан получил степень бакалавра и, судя по его завуалированным отзывам об учебе, пожизненное скептическое отношение к научным премудростям. (Что, безусловно, говорит о местном качестве обучения, да). Ну, это Гюйгенс быстро исправит. Тем более, что Свифт в прошлом году получил звание магистра в Оксфорде. Глупо же разбрасываться ценными специалистами! А в том, что наука — не пустые заумности, а конкретные изобретения, Джонатан быстро убедится.

Свифт уехал в Англию сразу, как только началась заварушка, не получившая в нашем варианте истории названия «Славная революция». Долгое время он обретался в качестве секретаря у сэра Уильяма Темпла, но при дворе Якова особых перспектив не светило. Ну а тут нарисовался весь из себя просвещенный я. Слава о курляндской Академии гремела по всему миру. И хотя многие открытия ученых считались спорными (а то и вовсе еретическими), не признавать их значимость было просто невозможно.

— Что ж, Христиан. Я знаю вас много лет. И верю, что юноша, которого вы мне представили, действительно гениален, — покровительственно улыбнулся я. Свифт покраснел.

— Каждую деталь нужно поместить на свое место в огромном механизме. И тогда этот самый механизм удивит свое работой, — с некоторым пафосом заявил Гюйгенс.

— Мне не раз приходилось убедиться в вашей мудрости, учитель, — польстил я старику. — Так что… дадим птице простор для полета. Я доверю молодому человеку возглавить кафедру литературы в Тринити-колледже. И возможно, что спустя годы, появится отдельный факультет, где будут изучать, как можно словом воззвать к подвигам, поддержать в трудную минуту друзей и уничтожить врагов.

— Ваше величество… не знаю, справлюсь ли я, — слегка ошалел от такой чести Свифт.

— Я в вас верю, молодой человек.

И никогда данная фраза не давалась мне так легко. Разумеется, в данный момент преподаватель из Свифта никакой. Прежде всего потому, что он понятия не имеет, как правильно составить учебный курс по изучению литературы. Но этого сейчас никто не знает. А мне пора задумываться о создании своего агентства, которое будет вести последующие пропагандистские войны. Свифт привлек меня именно потому, что кроме литературного таланта был превосходным сатириком. И шаржи рисовал весьма узнаваемые. Так что… на кого делать ставку, если не на него?

Я давно уже думал о службе, которая сможет влиять на мировые СМИ. Однако это было, вроде как, не к спеху, поскольку газет выпускалось очень мало. В России, например, только одна — «Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и во иных окрестных странах»[10]. Причем за прошлый год вышло не больше 40-ка экземпляров, а тираж так вообще был смешной — чуть больше тысячи.

Разумеется, развлекаловки в газете не было никакой, не говоря уж об острополитических статьях. Впрочем, в других странах дело обстояло не лучше. Кроме Курляндии. Там, помимо официальных и научных изданий давно уже выпускались развлекательные. Со сплетнями, кроссвордами, фельетонами, анекдотами и прочими радостями жизни. Их, кстати, охотно покупали и за рубежом, потому как я, с недавнего времени, решил переводить газеты на французский и английский.

Делалось это, разумеется, отнюдь не просто так. И уж точно не для того, чтобы «развлечь просвещенных соседей легким чтением». Мне нужно было, чтобы к нашим газетам привыкли. Чтобы их считали безобидными, и в то же время научились им доверять. А потому мы подстраивались под различные ситуации.

Во Франции — вели прокоролевскую политику. Язвили над теми, кто не нравился его величеству, и охотно публиковали приписываемые Людовику остроты. А в Англии напротив — поддерживали оппозицию. Вроде бы осторожно, чтобы не ссориться с Яковом, но многие из тех, кто не любил короля, охотно покупали наши издания. В то числе и за рубежом. Вильгельму Оранскому я лично распорядился отсылать несколько бесплатных экземпляров.

Полагаю, понятно, для чего это нужно? Разумеется для того, чтобы в любой удобный момент начать продвигать в прессе нужную нам политику. Мало ли, что газета издается в Курляндии… она зарегистрирована в Англии/Франции/Австрии и выражает идеи народа! Потому как борется за всеобщее счастье, да. А тот, кто разглядел в благородном порыве гнусные политические происки — сам нехороший человек! И мы прямо в следующей статье это обязательно докажем.

Словом, я взял на вооружение все те гадости, которыми кормили меня СМИ в 21 веке, и собирался при необходимости пустить их в ход. Однако было понятно, что один я с этим не справлюсь. И даже несколько относительно талантливых авторов, работающих на нашу газету, не могли спасти ситуацию. Мне нужен был вдохновитель. И Свифт для этой цели подходил как нельзя лучше.

Надо бы и в других странах открыть нечто вроде литературных школ. Потому как имеющиеся салоны — это совершенно не то, что мне нужно. Проблема в том, где найти учителей и идейных вдохновителей. Но время пока еще есть. Так что можно начинать еще и заботится о том, чтобы нас не стоптали конкуренты. Ведь наверняка, как только методика войны в СМИ докажет свою эффективность, умные люди возьмут ее на вооружение.

К сожалению, в конце 17 века не очевидна была даже польза обучения вообще, не говоря уж о таких тонких материях, как литература. У себя в Курляндии, например, я отдавал предпочтение инженерам. Да и Петр I, несмотря на свою молодость, имел довольно прагматичный взгляд на то, чему следует обучать подданных. Хотя я, помня свою версию истории, вовсю радовался тому, что в России вообще появились школы.

Сначала это было обучение для учителей. Образованных людей остро не хватало. Мне даже пришлось поделиться курляндскими специалистами русского происхождения. Однако дело, хоть и со скрипом, двигалось. Учителей выпускалось все больше, и постепенно в России открывались все новые и новые школы. Причем Петр, наслушавшись о курляндских нравах, тоже норовил повесить школы на баланс городов.