Камень звезд

– Как-то это странно… – пробормотал он, хмуря брови.

– Что именно? – спросила Ана, наполняя из глиняного кувшина похожий на тигель чайник.

– Нет, ничего. Просто вдруг это место показалось мне знакомым – будто я здесь уже был когда-то. Бывает ведь такое, правда? Ложная память.

– На самом деле, – ответила Ана, – вы здесь действительно бывали. Но это было так давно, и мне странно даже, что вы помните. Вы тогда были всего лишь младенцем.

– Как? – вытаращился Дамион. – Что вы такое говорите?

– Вы здесь родились, – объяснила Ана, – в этой пещере. Здесь я вас нашла двадцать один год тому назад.

5 ВИДЕНИЯ И ПРИЗРАКИ

В повисшей тишине все звуки казались Дамиону неестественно отчетливыми – шипящий шепот пламени очага, шелест ветра в деревьях снаружи. Пес уснул, положив морду на толстые лапы и тихо похрапывая.

Наконец Дамион смог произнести:

– Вы? Вы меня нашли?

– Да. – Ана стояла, глядя на него, серые с бельмами глаза непроницаемы. – Я день-другой с тобой повозилась, потом отнесла к монахам. Как интересно, что ты вернулся. Впрочем, лосось возвращается именно в тот ручей, где вылупился из икринки, не зная сам, откуда он знает дорогу. А вот и вода закипела. – Она сняла чайник с треноги над огнем и опростала его в старый заварной чайничек, который тоже будто был спасен от гибели на свалке. В тот же чайничек посыпалась щепоть трав. – Пусть теперь настоится.

Он уже оправился от потрясения и смотрел на Ану подозрительно.

– А почему вы раньше не пришли и не рассказали мне?

– Не хотела отягощать мальчика мыслью о том, что родная мать его бросила. Не огорчай себя этим, юный Дамион. Все это в прошлом.

Он помолчал, глядя в огонь. Ана говорит правду? Или хорошо придуманную ложь, или она страдает ложной памятью? Неизвестно. Он решил, что пора идти, и встал.

– О нет, посиди еще! Чай готов, – сказала старуха, разливая медового цвета жидкость по двум обливным чашкам. – Или тебе претит общество ведьмы? – улыбнулась она.

Он вспомнил остережение пастуха и причину своего прихода. Ее поразительное заявление следует пока отложить: тут, может быть, надо узнать кое-что поважнее.

– Послушай, Ана, – я не верю в эту чушь насчет того, что ты ведьма, – ответил он твердо, устраиваясь снова в кресле и принимая кружку с чаем. От нее пахло цветами, и вкус напитка был сильный, сладкий, с какой-то незнакомой пряностью.

Затуманенные глаза старухи смотрели на него так проницательно, что он усомнился, действительно ли зрение у нее ослаблено.

– Ну это зависит от того, как определить это слово, не правда ли? Если ты веришь, как наш святейший патриарх, что колдуны и ведьмы суть слуги Дьявола, то я не ведьма. – Она подошла к клетке скворца, открыла дверцу и достала раненую птицу. Скворец спокойно лежал на ладони, не сопротивляясь, когда она осторожно расправила сломанное крыло. – Этого бедняжку мне какие-то детишки принесли. В деревне знают, что они ко мне таскают всех раненых птиц и зверей. Я им овец и коров тоже лечу. – Она вернула скворца в клетку, взяла свою чашку и села напротив Дамиона. – Немереи – так называли в старину тех, кто занимается волшебством.

– То есть ты хочешь сказать, что ты – белая колдунья?

– Можешь называть меня так – хотя все равно это ставит меня вне Веры? Но немереи черной магией не занимаются. Мы – слуги той силы, Дамион, что служит жизни. Что есть жизнь, ее радость и сила, если не твой всеблагой Бог? Разве мы с тобой не одно и то же?

– Интересная мысль, – осторожно согласился он. – Но я не думаю, что должен высказать ее патриарху.

– Да, это было бы не слишком мудро. Вряд ли нас бы полностью одобрили.

– Нас? – переспросил Дамион, насторожив уши. – Ты хочешь сказать, что ты здесь не единственная колдунья?

– Да, нас много – и не все, к сожалению, придерживаются белого пути… но большинство. Мои друзья и я почитаем многое из того же, что и ты, поскольку священное писание Веры содержит кое-какие древние элейские тексты, которые священны и для нас. Истории о древней Тринисии и Камне Звезд – как тот весьма интересный свиток, что ты привез с архипелага. Да не удивляйся ты так! Мы об этом тоже слышали. А теперь, – сказала Ана, пока он не успел развить тему, – могу я тебе еще что-нибудь предложить? Перекусить, например?

Он отказался и минуту сидел, оглядываясь и прикладываясь к своей кружке. У одной из каменных стен стояли несколько прислоненных картин без рам – очевидно, работа обитательницы пещеры. На одних были очень подробно прорисованы птицы и растения, а другие исполнены в странном стиле, будто зарисовки сновидений: рощи танцующих, изгибающихся деревьев, птицы и животные, соединенные причудливыми светящимися линиями, мерцающие и вспыхивающие звезды, заливающие небо потоками света. Самой странной картиной был чистый полет фантазии: замок с невозможно высокими и утяжеленными кверху башнями, вокруг которых летали – да, люди, только с крыльями вместо рук. В темном небе светили звезды и невероятно огромная луна, ярко-синяя, но и солнце тоже присутствовало и ослепительно сияло. При виде этой картины Дамион подумал, не тронулась ли Ана все-таки умом.

Он отвернулся от картины и вдруг увидел что-то еще более странное и тревожное: в темной глубине одного ящика горела живыми углями пара глаз.

– Это моя Серая Метелка, – сказала Ана, увидев, куда он смотрит. – Метелка, дорогая, выходи. У нас гость.

Тощая серая кошка вылезла из ящика, потянулась, широко зевнула розовой пастью, прошла под самым носом здоровенного пса (который и ухом не повел) и дружески потерлась пушистым боком о ноги Дамиона, громоподобно мурлыча. Глаза ее, хотя и отражали красный огонь очага, были на самом деле зелеными: она одобрительно посмотрела ими на священника, когда тот почесал ей спинку.

– В деревне кое-кто считает ее демоном, – заметила Ана. – Мой фамилиар, как видишь.

– Ты извини, но я в духов тоже не верю, – сказал он кошке, тыкающейся мордой ему в ладонь.

– Скажите, отец Дамион, как это можно – не верить в духов? А те существа, которых вы называете ангелами, они не духи? А Темный?

Ана погладила кошку, и та прыгнула ей на колени.

– Ты о Валдуре?

– Так его называют зимбурийцы – и Верные, со времен Священной войны. В старые дни он звался Модриан. Но не лишком важно, как его называть – зло всегда зло.

– Я не думаю, что Верные до сих пор верят в Валдура – то есть я говорю об образованных людях, – пояснил Дамион. – Он всего лишь олицетворение зла – как ангелы олицетворение добра.

– Ну-ну! Священник, который ни во что не верит! – засмеялась Ана.

– Есть вещи, в которые я верю, – ответил он, слегка задетый.

– И можно спросить, в какие?

– В справедливость, – неожиданно для себя ответил Дамион.

– Интересно! – заметила Ана. – Я бы сказала, что в нее как раз труднее всего верить – если посмотреть, как мало ее проявлений.

Голос Дамиона стал тверже:

– Тем больше причин работать, чтобы ее создавать. Лицо Аны осветилось, как у старателя, который вдруг увидел самородок.

– А! Идеалист! Как это прекрасно. Так мало вас осталось в наше время. Но вернемся к вопросу о вере в вещи невидимые, – заговорила она другим голосом. – Ты, конечно, читал Мелдегара.

– И ты тоже? – удивленно перебил Дамион.

– Я знакома с его писаниями. Именно Мелдегар первым заявил, что всю реальность можно объять пятью человеческими чувствами. Но всякий, кто имел дело с животными, знает, что этого не может быть. Например, собака видит и слышит то, чего не видит и не слышит человек. Кошка легко движется в темноте, где человек спотыкается и не может понять, куда идти. Как же может человек быть мерою вещей?

– Тебе бы в Академии преподавать, Ана, – ответил Дамион, пытаясь скрыть удивление за легкомысленным тоном.

Где она могла всему этому научиться? Студенткой быть она никак не могла: в дни ее далекого детства ни одна женщина не была бы допущена в Академию. Но Дамион вдруг понял, к собственному удивлению, что этот неожиданный разговор ему приятен. Хотя он не был согласен с ее точкой зрения, аргументировала она хорошо. Он наклонился вперед – привычка, приобретенная в диспутах с Каитаном. – Дело в том, что человек понимает: некоторые вещи должны лежать вне пределов его чувств, и таким образом он все равно включает их в круг своего знания.