Страница 47 из 106
— Не засыпай, — попросил Эрик очень тихо. — Боюсь, когда ты засыпаешь.
— Ты же можешь вылечить меня, — слабо улыбнулась я. — Если будет совсем плохо.
— Не могу, — вздохнул он. — И еще несколько дней не смогу. Да и потом нужно будет восстанавливаться долго, я же не сольвейг.
Я приподнялась, заглянула ему в глаза. Они не лучились иронией, как обычно — взгляд был серьезным и виноватым.
— Прости. Я мог не остановиться. Потерял голову.
— Ты был при смерти. Не нужно оправдываться.
— Нет, Полина. — Он уткнулся носом мне в волосы, и я зажмурилась, боясь спугнуть его. Казалось, сейчас я любым неосторожным движением могу его спугнуть. Он ссадит меня на диван и перестанет обнимать. Вопреки моим опасениям, Эрик прижал меня к себе еще сильнее и добавил: — Мне сорвало крышу не из-за истощения. А из-за тебя.
— Из-за моего кена, — глухо прошептала я. Вспомнился Альрик. Я на остановке — полуживая, сжимающая амулет с замысловатой вязью. Такси. Забор атли, и Влад, вносящий меня в дом. Тогда я чуть не умерла, потому что Первозданный не смог вовремя остановиться.
— Да, — ответил Эрик и снова замолчал.
Я слушала, как тикали часы в углу. Смотрела на пятно света на полу. Дышала и старалась не уснуть.
Я могла погибнуть, потому что самому лучшему мужчине в мире сорвало от меня крышу. Не ирония ли? Кен сольвейга кружит голову, сказал мне однажды Влад. Странно, но я никогда не задумывалась, не придавала значения…
— Какой он? — спросила и подняла голову, желая взглянуть Эрику в глаза. — Мой кен?
Эрик улыбнулся, погладил меня по щеке. Я потянулась — невольно — к его ладони, понимая на ходу, что веду себя жутко неприлично. Ну и что с того? Я чуть не умерла, мне можно.
— Волшебный.
— Волшебный? И это все?
Хотелось подробностей, особенно, когда его глаза блестят, а губы растянуты в улыбке. Мягкие, наверное. Возможно, властные. Требовательные. Жаль, что я этого не знаю.
Я потянулась рукой и все же потрогала его ямочку. Он перехватил мою ладонь, несильно сжал. И тут же выпустил, словно боялся, что может повторить то, из-за чего я чуть не погибла.
— Однажды мне довелось побывать в долине Нила в гостях у одного племени, в котором я искал свою пророчицу. Там я впервые увидел и попробовал небесное безумие. Голубой лотос. Он распускается с рассветом, и нет ничего красивее, чем наблюдать, как вода покрывается этими солнечными цветами. Его запах ни с чем не сравнится. Это сильное психотропное средство — если его правильно употреблять, он дарит эйфорию и погружает в транс. Поговаривают, жрецы африканских племен становятся сильнее благодаря ему. И что, покурив его, хищный может постичь тайные знания.
— И ты постиг? — спросила я. Надо же, какой у меня, оказывается, кен. Цветочный. Волшебный. Неудивительно, что Альрик тогда настолько проникся.
Эрик тихо рассмеялся и погладил меня по волосам.
— Не постиг. Наверное, не достоин. Вот на мне и отразились совсем другие свойства этого цветка.
— Другие свойства?
Он потерся носом о мой нос, приблизил губы к моему уху и прошептал:
— Голубой лотос — сильнейший афродизиак.
Не знаю, как на счет лотоса, но его голос точно такими свойствами обладал. Я зажмурилась и застыла, мечтая, чтобы он прекратил, наконец, говорить и поцеловал меня. Перестал мучить. Заставил снова ощутить себя желанной.
А потом я поняла. Открыла глаза, нахмурилась. Получается, он сейчас что мне сказал? Что там, в долине Нила он под воздействием цветка…
Хотя чему тут удивляться? Эрик не раз намекал, что женщины у него были, парень он не стеснительный. Но почему-то именно в тот момент я ненавидела всех его женщин — и бывших, и настоящих. И, возможно, будущих.
Что поделать, мужчины мира хищных не моногамны. Особенно такие, как Эрик. А он так вообще не хотел отношений. Никаких. Все, что он мог дать — удовольствие. Минутное, яркое, незабываемое.
Оно мне надо? Только болеть потом будет. А я не хочу, чтобы болело. Наелась этой боли — до конца жизни вспоминать хватит.
Опустила глаза. И наконец, увидела свою одежду. Засохшая кровь на рукавах, под ногтями, на повязке. Грязь. Даже волосы спутались и испачкались кровью Эрика. И вспомнился мальчик — маленький, запутавшийся, наполненный злобой зверек.
Правильно ли мы поступили? Действительно ли не было выбора? Возможно…
— Где он? — спросила хрипло. — Тед? Ты…
— Я похоронил его. А сам он находится сейчас там, где и создатель яда. Ты говорила, они знакомы.
Я подняла на него глаза.
— С Таном? Но… зачем?
Эрик вздохнул.
— Понимаешь, мир искупления — страшное место. Страшное в первую очередь для того, кто его создал. Там больше никого нет, и никто не скажет тебе, что пора уходить, не отыщет для тебя дверь. Никто не оправдает. Там масса выходов для перерождения, но ты никогда не найдешь их сам. Не увидишь. Но если рядом будет кто-то — неважно кто — кто тебе это выход покажет, ты обретешь свободу. Они выберутся. Оба. Если осознают — каждый свою вину.
— Так ли он был виноват? Ты ведь сам говорил, что понимаешь Теда…
— Понимаю, — кивнул он. — Но это не значит, что готов пожертвовать ради этого понимания своим племенем. — Он заправил волосы мне за ухо, нежно погладил по щеке. — Тобой.
Я снова смутилась. Захотелось встать, отойти от него подальше. Опасность, которую представлял, была в разы сильнее той опасности, что сулил мне мир. Здесь и сейчас, где я слышу, как бьется его сердце, где кожу обжигает его дыхание. Где нет ничего — только мы. Запросто можно потеряться и больше никогда уже не вынырнуть. Утонуть в его глазах.
Поэтому я в них не смотрела. Только на свои грязные руки, нервно теребящие полу свитера.
— Тан поможет ему? А сам? Разве Тед в состоянии понять, осознать? Разве подросток проникнется его болью?
— Этот подросток, как ты его называешь, увидел и познал больше тьмы, чем ты когда-либо познаешь в жизни, Полина, — серьезно сказал Эрик. — Пропитался этой тьмой. Все колдуны пропитываются. Тьма — их жизнь, как бы пафосно это не звучало. Из нее они черпают силу, питающую их дар. Уверен, им будет о чем поговорить. К тому же, такая компания всяко лучше одиночества. Одиночество сводит с ума, мутит разум.
Я не могла не признать, что он прав. Когда увидела Тана, сама испугалась того, во что он превратился под воздействием собственной вины и сожалений. Возможно, Тед — именно то, что ему нужно сейчас. Кто-то, кто будет рядом. Кто просто будет.
— Как ты это сделал? Как провел туда Теда?
— Во мне был яд. В нем был яд. Его сделал создатель мира искупления. Это просто, если ты жрец. Если учился у первого жреца хищных.
Я подняла на него удивленные глаза.
— У Арендрейта?
— У него, — кивнул Эрик. — Я много где бывал.
— Я думала, это выдумки. Легенды. Херсир, Лив, Гарди… Хаук.
— Первые — не выдумки, малыш. Они наши прародители, иначе откуда бы мы взялись? — Он помолчал немного. — Ты прониклась колдуном. — Не спрашивал — утверждал. — Не мальчиком. Тем, что создал яд.
Я пожала плечами.
— Нас кое-что связывало.
— Я помню, он приходил, когда мы были еще детьми. Непризнанный наследник. Требовал у Станислава принять его в племя. Потом у Влада. Похитил Ларису. Он?
Я кивнула.
— И что же связывало его с маленькой пророчицей? Ведь за помощью ты пошла именно к нему. Уже после его смерти.
— Я убила его. Давно, несколько лет назад. Но кроме этого, он любил Киру, по-настоящему любил. А тогда я не знала, что она… — Грудь сдавило, от тягостных воспоминаний закружилась голова. Или это из-за истощения? Я не знала. Я уже ничего не знала. Вернулось ощущение зыбкости, неуверенности. — Все сложно.
— Кто такая Кира? — тихо спросил Эрик, успокаивающе гладя меня по спине, словно почувствовал, что именно это мне нужно. Как он это делает? Понимает, что ли? Ощущает мои эмоции так остро, что знает, каким образом их изменить? Неужели мой кен настолько сблизил нас? — Ты уже второй раз ее упоминаешь. Она была близка тебе?