Хозяин видений

— И ты пришла к Тамаре? Тогда уже знала, что беременна?

— Мне некуда было идти. К тому же… мой сын скади, и скади имели право знать.

Эрик с портрета внимательно слушал. И, казалось, оценивал степень откровенности. Словно были причины скрывать? Все причины исчерпали себя…

— Маршал узнал, кто в прошлом году хотел тебя отравить? — Эрик скользнул взглядом мимо, словно ему не хотелось больше смотреть в глаза. Все еще больно или… Нет, нельзя так думать! Если начну, больно будет мне.

Я покачала головой.

— Нет. Думаю, отравитель и тот, кто подослал убийцу — один и тот же человек.

— Я уверен в этом, — согласился Эрик.

— Тогда я считала, что это Даша… То есть… Тома сказала… а я так боялась, что поверила.

— Даша? — удивился он. И снова в глаза посмотрел. Лед растаял — от удивления, наверное. И на минуту он снова стал моим Эриком.

— Тома уверила, что у Даши есть способности… ну, видеть. И что она хотела устранить соперника. Роберт не отрицал, кстати. Твои друзья указали на нее, что мне было думать?

— Ладно они, но ты? Как ты вообще… как могла подумать, что Дарья… Да она в жизни такого не сделает!

— Откуда мне было знать?! — Я оттолкнулась от двери и шагнула к нему. Впервые за то время, как проснулась, ощутила себя уверенной. Наверное, сказались месяцы тренировок — все же в резиденции охотников нужно было часами держать лицо и отвечать на различные вопросы. — Тома уверяла и Роб. К тому же, Даша сама была убедительна, когда уговаривала оттолкнуть тебя.

— Оттолкнуть? — Он даже побледнел. И брови свел у переносицы. А я пожалела, что сказала. Вырвалось. Но слово, как говорится, не воробей…

Да и скрывать у меня больше не было права. Только вот как сказать? Можно просто слово в слово повторить, как было. Или подобрать нужные фразы. Какие? Если бы я знала…

— Что же ты молчишь? Говори! — почти выкрикнул он.

Глаза горят гневом. Кажется, еще миг — и он совсем перестанет быть Эриком. Превратится в чудовище — страшное, беспощадное. И убьет меня.

— На празднике Даша позвала меня поговорить в кабинет и сказала, что ты не будешь счастлив здесь, со мной. Влюбленность пройдет, я надоем тебе, и ты возненавидишь меня за то, что остался, не ушел в кан, о котором так сильно мечтал. Мы менялись кеном, Эрик, а это привязка. И твои мысли могли быть не твоими… Просто инстинкты, не любовь. А кан — ты ведь мечтал о нем всю жизнь! Ни разу не отступил, не сбился с дороги. И я… я не могла лишить тебя этой мечты.

— Но ты же… ты сказала…

— Лгала, — горько улыбнулась я. — Никогда не умела, и вот…

— Лгала?!

Он больше не злился. Злость трансформировалась в обиду, растворилась в воздухе и причиняла боль при каждом вдохе.

— Прогнала меня, солгав? Ты не собиралась… в атли… к нему?

Я покачала головой. Горло жгло слезами — внезапными, горькими. Обвиняющие взгляды стегали крапивой, и кожа под ними, казалось, пузырилась ожогами.

Эрик отвернулся, запустил руки в волосы, взъерошил их.

— Черт, Полина! Ты… — замолчал, будто не мог подобрать слов. — То, что ты сделала… Знаешь, как я чувствовал себя? Как я…

— Прости.

— Я ведь любил тебя. Я, черт возьми, влюбился, как идиот!

— Эрик…

— А ты играла… Все время, Полина? Все время, что мы были вместе, ты играла?

— Я не играла! — выкрикнула я. Почти уже не контролировала себя и сама готова была броситься на него с кулаками, чтобы он перестал говорить. Мне же больно! Ему тоже. И с каждой секундой все больнее… — Не говори так.

— А как… что мне сказать?

— Не знаю.

Слезы уже не было сил сдерживать, и они покатились крупными каплями — по щекам, затем на пижаму и на ковер. Падали, путаясь в высоком ворсе. Слезы — всего лишь вода. Соленая вода, не больше.

Я не видела, как он подошел. Просто оказался рядом. И обнял. А я разрыдалась, как маленькая. С ним я всегда чувствовала себя маленькой, а он защищал меня, заботился. Давно. Но словно вчера.

— Не плачь, — прошептал Эрик и прижал меня к себе сильнее. И я вжалась в него. Хотелось раствориться, стать его частью. Органом, без которого он не смог бы жить, дышать. — Не могу смотреть, как ты плачешь из-за меня. Маленькая моя, пророчица…

Я цеплялась пальцами за его майку и хотела добраться до кожи. Добралась. Она была теплой и пахла солнцем, а еще немного гелем для душа — тем самым, что я берегла и пользовалась, лишь когда становилось совсем невмоготу. И вот Эрик вернулся и наверняка полпузырька вылил… Хотя какая разница? Он же вернулся. И будет здесь. Со мной?

— Я слишком спешил, да? — Он осторожно отстранил меня и вытер слезы со щек. — Было мало времени, и я спешил. Боялся не успеть. Оступился как-то, верно? Что-то сделал не так? Слишком напирал?

Я замотала головой и снова его обняла. Как хорошо… вот так… с ним.

— А ты родила мне сына, — продолжал он, и в голосе послышалась нежность. — Подумать только, сына! Наследника! Я и мечтать о таком не смел.

— Ты не злишься? — спросила я и замерла в ожидании ответа. Сердце гулко билось. Мое? Его?

— Шутишь? — Эрик погладил меня по волосам. — Я счастлив.

— Я рада, что ты вернулся, — прошептала я и закрыла глаза.

— А я рад, что ты рада, — улыбнулся он. — Только вот… правда, устал. А тут новостей столько, что боюсь, не смогу сразу все усвоить. Да и тебе нужно выспаться.

— Да, конечно. — Я нехотя отпустила его и вытерла остатки слез. — Извини.

— Отдохни, а я лягу в гостевой. Пока еще ты тут хозяйка, — пошутил он.

Пошутил. Не смешно совершенно.

В гостевой? Но… почему? Я же небольшая совсем, а кровать огромная. И только что он меня называл своей пророчицей, обнимал так, словно… Или нет? Может, мне просто хотелось так думать?

Эрик собрал игрушки в корзину и подержал немного резинового кота из «Шрека», которого Алан очень любил. Смотрел на него, улыбался и, кажется, действительно был рад, что у него есть сын.

А потом вдруг встрепенулся, наверное, вспомнил обо мне. Уложил в кровать, подоткнул одеяло. Несколько секунд смотрел странно, словно собирался что-то сказать — что-то важное — но потом передумал. Поцеловал в лоб, поднялся и, погасив свет, молча вышел.

Я осталась одна.

Слушала, как стучит сердце в груди и как шелестят листья старой ивы за окном. Свежестью потянуло, наверное, пойдет дождь…

Я лежала.

А Эрик был где-то там, за стеной, в соседней комнате. Вернее, в одной из. Со мной остаться не захотел. Все еще обижен? Не любит больше?

Не любил?..

Нет, любил, сам же сказал. А сейчас? Все прошло? Или нет? И как узнать? Я ведь не умею читать мысли!

А сердце билось все сильнее. И в груди ворочалось что-то — горячее, тяжелое. Неутомимое. Знать бы что…

И я поняла, что не усну. Буду лежать, смотреть в потолок, думать. Нафантазирую плохого, накручу себя — умею же. Нужно с кем-то поговорить. С кем-то близким, кто прямо скажет, даст совет. Остудит.

Я решительно отбросила одеяло и взяла телефон. Две пары гудков и сонное «Алло».

— Ты дома? — спросила я резко, без приветствий. — Или с Никой?

— Дома…

— Я приеду сейчас.

И отключилась. Положила телефон на тумбочку, встала. Сжала кулаки, стараясь успокоиться.

Эрик вернулся. Я уже не правительница. Не скади — впрочем, скади я никогда не была. Больше не атли — давно. И не буду, наверное.

Кто я? И что со мной будет? С сыном? Он же… Нет, Эрик не заберет, но все же. Он сказал, я пока здесь хозяйка. Но завтра не буду, завтра я снова буду никем…

И нужно подумать, что делать дальше. Эрик чужой. Я бы хотела, конечно, чтобы все было, как раньше, но это, увы, зависит не только от меня. Похоже, у него все перегорело. Остались воспоминания и благодарность — за сына. Эрик сказал «любил», но это совсем не то, что «люблю».

Получается, все закончилось, прошло.

Но я не слабачка — справлюсь. Просто нужен друг. Сегодня. Завтра. Пока не встану на ноги, не одолею эту разъедающую душу тоску. Хорошо, что у меня есть Глеб.