Страница 124 из 167
Томас переглянулся с Равелем.
- Я ведь был с Лукой не очень близок. Младший никогда не делился со мной секретами.
- Как и со мной, - кивнул Рави, не став говорить вслух, что просто терпеть не мог маленького крысёныша, и едва ли сам стал бы того слушать.
Лавель же заколебался.
- Я тоже не был ему другом, как и вы. Лукреций всегда был замкнут и держался в стороне. Пожалуй, одна лишь Августа могла его расшевелить его. То, что именно я первым узнал о его магическом даре, было случайностью. Я пытался ему помочь, и случайно выдал его секрет епископу Бромелю. Но я думал, что отец Доминик будет сдерживать его способности к плохой магии, но никак не развивать их! Я не мог представить, что всё так обернётся. Простите, я не смог беречь Луку...
- Перестань распускать нюни, - поморщился Равель. - Судя по всему, этому Бромелю нельзя доверять. Вполне возможно, именно он и стоял за арестом Лукреция. А тот учитель богословия, которого я застал в квартире, он тоже работает на епископа?
- Нет, - покачал головой Лавель. - Он точно не может быть на его стороне. Бромель сильно недолюбливает Швара, считая его, не без основания, ушами и глазами Папы. И то, что Йохан Шварц вмешался, лишь усугубляет ситуацию. Если Папа не доверяет Бромелю, то епископ, если хочет остаться чистым, должен будет избавиться от Луки как можно скорее. По идее, Бромель вообще не должен был привлекать к Луке внимание, и уж тем более вмешивать орден святого огня. Видимо, что-то его вынудило на столь решительный шаг. Но что бы ни собирался предпринять дальше епископ, он не позволит Луке долго находиться в Дольхене, так как это может раскрыть и вина самого епископа.
- Ага, тот священник, Шварц, тоже так решил. Ну, в смысле, что Доминик Бромель заберёт Луку из Дольхена к себе. Если уже этого не сделал, - спокойно согласился Равель, теперь лучше понимая поведение того учителя. Пока Доминик охотится за Лукой, за ним самим пристально следит другой хищник... И это на самом деле даёт Лукрецию больший шанс вырваться из ловушки живым. Пока пёс и кот будут драться, у мышки будет шанс сбежать. - Шварц сказал мне не вмешиваться.
- Да, - кивнул Ольдвиг Горгенштейн. - И я с ним соглашусь. Ты, как и Томас, должны уехать, чтобы давняя история нашей семьи не повторилась. И тебя, Лавель, я попрошу держаться в стороне и от Бромеля, и от этого Шварца. Я и так уже благодарен тебе за то, что ты прояснил мне ситуацию.
- Мы должны уехать, чтобы ты мог сам помочь Лукрецию, не будучи связанным заботой о нас? - понимающе спросил молодой священник.
- Да, - согласился господин Горгенштейн, отведя в сторону взгляд.
Лавель был слишком наивен, как впрочем и Томас, чтобы они могли заметить неискренность отца. Но Равель видел её и понял, что за этим стоит.
Ольдвиг Горгенштейн решил пожертвовать своим младшим сыном ради остальных своих детей. Выиграть для них время, дать уехать подальше из столицы, на время или навсегда. Самому остаться лишь для того, чтобы не вызвать подозрения у возможных преследователей. Возможно, пожертвовать собой тоже. Наверняка, он чувствовал вину перед младшим сыном, и поэтому был готов разделить с ним его участь.
Правда была в том, что на самом деле Ольдвиг не верил в то, что Лукреция можно спасти. Только не тогда, когда на тёмном маге сосредоточились интересы и могущественного епископа, и ищейки Папы. Но отец ни за что не скажет об этом ни ему, ни Томасу, ни кому другому из своих детей. Потому что господин Горгенштейн всегда учил их, что нельзя бросать своих. Разве он может теперь разрушить их веру в это?
Равель, всю жизнь бывший одиночкой, не признававший своей привязанности к кому-бы то ни было, сейчас чувствовал острое сожаление. Даже если все, кроме Лукреция, останутся живы, их семья всё равно разрушится. Ничего не будет как прежде.
"Но мне ведь не должно быть до этого никакого дела, - рассеянно думал Рави, меряя шагами свою комнату. Они уже час как разошлись, взбудораженные своими мыслями и надеждами. Не мог найти себе покоя и Равель. - Я всё равно собирался идти своей дорогой. Я почти оставил их всех позади".
Равель понимал отца лучше остальных, и был с ним согласен. Так почему же, почему он всё ещё придумывает план, как можно было бы вытащить Луку из Дольхена, оставив всех этих святош с носом?
С этими беспокойными мыслями воин лёг в кровать, и они же, очевидно, сыграли с ним злую шутку. Иначе чем объяснишь, что проснулся он уже не в отчем доме, а стоя босым и в одной пижаме на улице, почти носом упираясь в стены Дольхена? Небо было ещё тёмным, но судя по появлению утренней звезды, скоро должно было начать светать. Но пока Равелю повезло, и никто не был свидетелем его позора.