Невеста без места

Между тем медлить не следовало. С утра пораньше проще ускользнуть со двора и вернуться проще, нежели когда все окончательно пробудятся. А купец, конечно, ждет ее уже. День сегодня особый, ярмарка лишь до полудня. Купала — праздник ночной, но обряды его начинаются после полудня, когда покатится вниз батюшка-солнышко.

Из сестриной горницы Велька ушла, одетая по-вчерашнему, в простую одежку. Перебежала нелюдный пока двор — никто даже вслед не посмотрел. Выскользнула в ту же калитку за конюшнями и дальше пошла чинно, не спеша. До торга идти было недолго.

Вокруг палатки ливского купца пахло пряно и остро. Покупатели тут не толпились. Не понимал здешний народ прелести иноземных пахучих травок, да еще и за серебро-золото, когда свои растут в изобилии, рви не хочу. Но, само собой, не в убыток себе купчина ездил в такую даль, раскупали его товар, не спеша, малой меркой, да за немалые денежки. А был еще у него такой товар, что не всякому и предлагался.

Вельке ливец улыбнулся приветливо, закивал, махнул рукой — подожди, дескать. Он обхаживал других покупателей, показывал им что-то, уложенное в простенький деревянный ларчик, причем лица у покупателей были заинтересованные, мало не сказать — восторженные. Разглядев лучше те лица, Велька живо выпрыгнула из палатки, потому что узнала боярина, виденного как-то у отца. Боярин в Верилоге бывал наездами, но Вельку тоже видал и мог бы узнать и очень удивиться!

Ничего, она подождет. Велька вытерла об рубаху вспотевшие ладони и замерла, вдруг столкнувшись с дерзким, настойчивым взглядом одного из странно одетых мужчин, стоявших неподалеку. Тот толкнул локтем соседа, сосед — другого, и теперь уже трое они, переглядываясь, рассматривали Вельку. И это было нехорошо, тревожно, в груди у девушки шевельнулся холодный комочек. Да, нехорошо…

Между тем как до сих пор все у Вельки было хорошо и ладно. Да и теперь чего бояться? Ярмарка, людное место. Не такое еще людное, как будет вскоре, но и пустынным его уже не назовешь. Стража вон там, близко, крикнуть — услышат. Да только чего кричать, ее никто не трогает, смотрят только. Интересно, что за люди? Почему сердечко затрепетало?..

Один медленно двинулся к ней, остальные, чуть помедлив, следом, и вот они уже стояли, окружив Вельку со всех сторон. Но вход в палатку близко, и спрятаться там она по-прежнему может. Только чего прятаться?..

Этот, первый, глаз не сводил с Вельки. С оберегов на ее груди. Половина оберегов — бабкины, от нее остались, Велька и носит…

Первый сказал что-то на непонятном языке, обращаясь явно к ней. Велька покачала головой.

— Не понимаю, добрый человек.

— Кто твой хозяин, девушка? — повторил он на понятном, здешнем языке. — С кем потолковать о тебе?

Говорил он свободно, но не очень чисто, немного по-чудному слова выговаривал. Оно и видно, что из дальних земель человек.

— Нет у меня хозяев, с чего ты взял? — ответила Велька, подавив невольную дрожь в коленках. — Разве только родной батюшка, да о чем тебе с ним говорить?

— Ты права, говорить не о чем, — согласился тот, улыбаясь, — поедем так с нами. Подарок тебе купим, наряд новый цветной — хочешь? Лент шелковых — хочешь? Ожерелье из сердолика, самое лучшее — хочешь?

— Не хочу! — Велька вздернула подбородок и попятилась. — И слушать такие речи не хочу тоже, прости, добрый человек…

Шум поднимать на рынке Вельке ох как не хотелось. Прятаться в шатре, пока не ушел боярин, — тоже.

Этот по возрасту вроде был из троих старший и одет богаче. Хотя все они казались людьми небедными, в цветных рубахах, малость непривычно скроенных и расшитых непонятными Вельке узорами, в широких, увешанных бляхами поясах, в шерстяных плащах, буро-красных, все — при мечах, и обручья с цветными камнями у каждого. Волосы у всех были черные с рыжиной, а глаза — как орех лесной. Конечно, они родичи, может, братья родные…

— Скажи свое имя, девушка, — велел он.

Не попросил, а именно велел. Да что же они привязались, в самом деле?

— Ни к чему вам мое имя знать, — сказала она с досадой, — идите себе по своим делам, люди добрые, а то ведь закричу, стражу позову. Будете отцу моему за обиду платить. У нас такое не спускают…

— Нет, погоди, — мягко перебил ее чужак, — не кричи. Мы же не тати какие. Мы торговые люди, все делаем честно. Отведи нас к твоему отцу, мы будем с ним говорить и хорошо платить ему за тебя. Ты мне понравилась, хочу взять тебя в жены и дать хороший закуп… вено, да, так у вас говорят? Я заплачу вено серебром, твой отец будет доволен. Мы не тати, мы честные люди.

Ох ты ж! Один взгляд бросил — и понравилась, да так, что прямо в жены! Хоть плачь, хоть смейся. Да и верить ли?..

— Отец меня уже сговорил, — соврала Велька, — и девок у нас тут что берез в роще, и все лучше меня, ты оглянись только! А меня оставь, не про тебя я!

— Твой отец, похоже, человек бедный, — не отставал несносный чужеземец. — Я ему хорошо заплачу, и он станет богаче.

Как ветер быстрый мимо веет, так твои глаза мимо глядят, Как солнце красное мимо светит, так глаза твои мимо глядят, Как птица мимо летит, так глаза твои все мимо меня видят…

Припомнила Велька простенький заговор. Бабка Аленья учила и таким заговорам, да только трудно отвести глаза троим сразу, это опытной ведьме по силам. Если бы, как только этих троих увидела, сразу сообразила глаза им отводить, тогда, может, и удалось бы.

Все же Велька сосредоточилась и протвердила про себя заветные слова. И, удивительное дело, взгляд «жениха» скользнул в сторону. Но один из его родичей шагнул к ней и схватил за руку, больно сжал:

— Ты… идешь с нами. Зовут как?

— Нет! — Велька дернулась, стараясь вырваться, быстро оглянулась — стражи было что-то не видно.

И тут… Черный лохматый зверь вынесся из-за палатки и, замерев лишь на мгновение, прыгнул, сбив с ног чужака, который Велькину руку уже отпустил и отшатнулся, чуть раньше завидев нежданного защитника. Волкобой, пес вчерашний, и откуда только взялся…

Остальные чужаки разом выхватили мечи. Собака, даже такая, против клинков что сделает?!

Разом обо всем позабыв, Велька бросилась на пса, обхватив его за шею:

— Это мой, не троньте! И подите прочь, я крик подниму на всю ярмарку! Вы тати и есть, а не добрые люди!

А из-за палатки как раз выскочил боярин Ириней, и с ним еще трое, по виду кмети. Они оружны не были, по крайней мере, без мечей, но при виде их чужаки тоже мечи опустили. Их старший первый подошел и поклонился Иринею, и заговорил вполне учтивым голосом, на своем, непонятном языке, Ириней ему на том же языке ответил. Выражение лиц других двух вряд ли можно было назвать радостным, но, видно, Иринея они знали и предпочитали с ним не ссориться. Было понятно, что сначала чужак и Ириней обменялись приветствиями, а потом заговорили про Вельку, чужак то и дело оглядывался и на нее показывал. И Велька потихоньку отодвинулась за палатку. Пес — следом…

Тут как раз боярин со своим спутником из палатки ливца вышли и прошествовали мимо, ни на кого и не взглянув. Велька тихонько и быстро пробралась в палатку, пользуясь тем, что Ириней и чужаки оживленно заспорили и в ее сторону смотреть перестали. Пес — следом за ней, как пришитый, но в палатке он остановился сразу у входа и улегся, всем своим видом показывая, что с места не сдвинется. Ливец недовольно сдвинул брови, потому что собак он не жаловал.

— Это мой пес, Мураныч, — Велька умоляюще сложила руки на груди. — Он меня охраняет, вот от лиходеев каких-то только что спас. Пусть подождет меня, не серчай!

Купца звали Альян тур Муран, что означало Альян сын Мурана, или, по-здешнему, Альян Мураныч. Бабка и звала его Мураныч, и Велька то же переняла, он не возражал. И собак он не то чтобы не любил, но не в обычаях его народа было пускать этих животных в дом или, пусть так, в палатку. Но долгие путешествия по чужим землям приучают к терпимости. И он кивнул Вельке, разгладив лицо.