Страница 49 из 67
Я остановился и стал разглядывать пустой корпус линейного крейсера. «Вот из него после войны может получиться неплохой авианосец на первое время — подумал я. А что, англичане и японцы ведь переделали свои линейные крейсера в авианосцы. А мы что, не сможем что ли? Должны смочь. До американских «Саратога» и «Легси» они конечно много не дотянут, но думаю что хуже той английской тройки не выйдут. Хотя наш-то почти на двадцать метров будет короче их, зато на четыре метра шире, а значит будет более устойчив. Да кроме того ширину можно за счет установки булей, ещё увеличить». Я еще раз окинул взглядом корпус «Наварина» прикинул как бы выглядел авианосец из этого недостроенного корабля.
— Да работы тут непочатый край — сказал я сам себе вслух — но думаю, что из него выйдет нормальный авианосец. Пойду теперь посмотрю, как продвигаются работы на нашем эрзац авианосце.
«Океан» стоял возле достроечной стенки, впереди него находился линейный крейсер «Бородино» спущенный на воду два месяца назад. Я увидел, что на нем производятся какие-то работы, хотя еще три месяца назад решили, на всех кроме головного работы прекратить. На «Океане» также шла работа, на палубе, вовсе стороны торчали ещё не до конца срезанные конструкции надстроек, мачт уже не было, а посередине над всем этим хаосом сиротливо торчала последняя из трёх дымовых труб. Глядя на всё это, понимаю — такими темпами мы и до конца войны его не получим, надо будет что-то делать. Надо ещё раз сходить к Григоровичу, может он что предпримет. Я не стал подниматься на корабль, за сегодняшний день я и так столько находился, что ноги гудели, да и покушать пора, с утра ещё ничего не ел. Но на завтра я запланировал посетить Путиловский, а потом ещё и Усть-Ижорскую верфь.
Планы планами, но на следующий день мне пришлось остаться в квартире, что я снимал. С утра мне нездоровилось, что-то раны начали ныть. Качалов забеспокоился, начал мне читать мораль на тему что, дескать, я не берегу себя. Извожу себя хождениями и поездками по разным заводам и фабрикам, когда надо лежать в постели чтобы раны быстрее зажили. Всё порывался пойти и вызвать дохтора, на что получил категорический приказ — Прохор, хорош ногами сучить. Сядь на стул и прижми свой хвост.
После этой реплики Прохор с минуте стоял с открытым ртом, соображая, что же я имел в виду.
— Сейчас отлежусь и после обеда направимся на Путиловский. Понятно.
— Да — буркнул Прохор.
К обеду боль понемногу стала отступать и я уже начал собираться, но тут испортилась погода, пошел моросящий дождь, который лил почти до утра. Теперь я понял отчего это у меня так заныли раны.
— Прохор если нам сегодня суждено целый день провести дома, сходи в лавку и прикупи подхарчится.
— А чё брать-то, Ваш превосходительство?
— Прохор, не мне тебя учить, что брать. В первый раз что ли. Вот тебе две четвертные и вперёд.
И пока я дожидался возвращения Прохора, у меня состоялась интересная встреча с одним подполковником. Мы столкнулись — образно говоря — в общем коридоре, где располагались наши квартиры.
Подполковник Трифонов Николай Геннадьевич — представился он. Я тут по соседству с вами квартирую.
Подполковнику на вид было 40–43, не менее 1.85 росту. Такие должны в гвардии служить, а не в простом пехотном полку. На лице шрам, который начинался в сантиметре от мочки ухо и заканчивался около рта. И чтобы скрыть его он начал отращивать бороду.
— Конт-адмирал Бахирев Михаил Коронатович — временно в отставке по ранению.
— Я всё о вас знаю Ваше превосходительство.
— Так уж все и знаете?
— О вас много писали. Про ваши победы на море.
И он вкратце пересказал одну статейку, где расписывали мои подвиги. И как у нас всегда бывает, сильно приукрасив. Но народу нужны герои. Так что для этого дела я сильно не злился на этих писак. Всё верно, почерпнув из газет и салонных слухов, он кое-что прознал про меня. Что именно под моим командованием отряд кораблей нашего флота изгнал остатки германского флота из Рижского залива. Именно там я был тяжело ранен. И что я сейчас нахожусь в отпуске по ранению, он тоже знал.
— Тогда понятно, откуда у вас такая осведомленность. Но много в этой газетёнке обо мне приврали, но примерно так оно и было.
Подполковник пригласил меня к себе, как говориться для закрепления знакомства.
Сейчас должен с минуту на минуту возвертаться мой вестовой, посланный в лавку господина Гуринова.
— Да никуда ваш вестовой не денется.
— Ну, хорошо я только чиркну ему пару слов.
После всего этого я направился со своим новым знакомым в его квартиру, где он познакомил меня со своей супругой, милой молодой женщиной лет так двадцати восьми и своим шестилетним сыном. Его жена быстро организовала стол за который мы все сели. Для начала пропустили по рюмочке, за знакомство, потом ещё несколько, за милых дам, за победу русского оружия.
— Я смотрю, что вы также не отсиживались в тылу.
— А, вы об этом — касаясь своего шрама, проговорил подполковник. Было дело. Это меня в июне под Барановичами.
Тут его жена оставила нас, её не хотелось слушать о том, что происходило там на фронте, где чуть не погиб её муж и отец их сына.
А он рассказал начал мне рассказывать, какие жаркие бои происходили летом в Белоруссии. Вот в одном из этих боёв он и получил эту отметину, что сейчас красовалась на его лице, это от немецкого тесака. Ещё получил и пулю в бок. Но свой отпуск он уже отгулял. Месяц назад, получив предписание прибыть в Петроград, по прибытию возглавил пехотный полк, где семьдесят процентов личного состава были бывшие фронтовики, которые знают как пахнет «смерть». По плану их должны были через месяц перебросить на юго-западный фронт. Тогда, когда он принял полк, ещё подумал что два месяца в столице это срок не малый. Тогда-то он и вызвал жену с сыном из Владимира, сюда в Петроград, чтобы побыть немного с семьёй. Но сегодня получил приказ, срочно готовится к переброске на северный фронт. Как стало ему известно, не только его полк сегодня подняли.
— У меня приказ, через два дня полк должен быть полностью готов к погрузке на транспорты для следования в сторону Риги. И почему нельзя было нас перебросить сухопутным путём до Риги, а не вести морем. Не дай бог на мину налететь или германская подлодка нас подобьёт, ведь не все умеют плавать. Да это и не поможет, вода-то сейчас холодная.
Вот так я узнал кое-какие интересные новости. Оказывается, Государь всё же отдал распоряжение о выделении войск из Петроградского гарнизона, для усиления десанта на курляндском побережье.
— Вот что Николай Генадич! Я знаю куда вас пошлют. Вас перебросят на плацдарм, что несколько дней назад в районе Ирбенского пролива захватили наши войска. Это очень важный плацдарм, который поможет выиграть войну. (Это я загнул для красного словца. Ни чего, пусть гордится таким доверием., Хотя если поглядеть на его награды, станет понятно, что он боевой офицер, а не тыловая четвероногая тварь). Если действовать с него умело и решительно, то ударом с тыла по Неманской армии противника, его можно далеко отбросить от Риги. Надо обязательно соединиться с 12-й армией и тогда Рижского залива германцам не видать, а если ещё и Виндаву обратно отбить чтобы мы смогли туда часть флота перевести. Это было бы совсем отлично.
— Отобьём Ваше превосходительство, обязательно отобьем — проговорил заплетающимся языком подполковник. Да у меня такие орлы в полку, они не первый день воюют, так что мы ещё сумеем германцу надавать хороших пи….
— Ты подполковник, как я понял глядя на твоего Георгия и Владимира с мечами, боевой офицер и это на твоём лице запечатлено. Так что ты знаешь, как на самом деле может воевать немец. Не надо заниматься шапкозакидательством, мы и так на этом в первый год сильно обожглись. С ними надо воевать с умом. Да и одного полка для наступления будет маловато.
— Так туда не только один мой полк перебрасывают, а не менее двух, это я точно зная и несколько батальонов, а это около десяти тысяч с полным вооружением. (Подполковник просто не знал полной информации о количестве войск. Для этих целей было выделено два полка, и восемь отдельных батальонов, об этом я узнал позднее — а это более пятнадцати тысяч человек.)