Страница 13 из 68
Когда из меня снова вырывается хохот, я прижимаю салфетку к губам.
— Очень хорошо. Формирую пакет наших услуг — кажется, он довольно объемный, — в Картере есть что-то такое, отчего мое инстинктивное желание держать информацию о своих делах при себе тает, и я еле сдерживаю себя от того, чтобы не разболтать все детали.
Но если он и заметил, что я чуть было не потеряла контроль, то вежливо не стал подавать виду, а только постучал по столу.
— Ты суеверный? — интересуюсь я, но он воздерживается от ответа, когда к нам подходит официант с едой.
Запив кусок стейка пивом, Картер ставит стакан на стол.
— Отвечая на твой вопрос: я бы никогда не назвал себя суеверным, потому что это к неудаче. Поэтому скажу, что это просто одна из не самых привлекательных моих черт.
Усмехнувшись, я накалываю на вилку брокколи.
— В основном, я считаю это своим закидоном, — говорит он. — У меня есть счастливый галстук. Постучать по дереву — в числе любимых. Бросаю рассыпавшуюся соль через левое плечо. И все знают, что я часто желаю всем удачи и не беру трубку до второго звонка.
— Такие очаровательные пунктики, — говорю я.
— А ты чем можешь похвастаться?
— Уверена, друзья про меня скажут, что закидонов у меня пруд пруди.
Картер откидывается на спинку стула и жестом просит продолжить.
— Свою способность запоминать сюжеты фильмов я уже успела продемонстрировать.
— Не знаю, идет ли это в зачет — учитывая специфику твоей работы. Давай что-нибудь позакидонистей, Злючка.
Я улыбаюсь.
— Я не ем в буфетах — и это проблема, потому что на большинстве мероприятий шведский стол. Обычно смотрю на ни в чем не повинную ложку и все, о чем могу думать, — это как много немытых рук ее хватали. Всегда смотрю двадцатичетырехчасовой марафон Рождественских историй и помешана на кремах для рук. Люблю, когда хорошо смазано.
Он замирает с вилкой у рта.
— Ты же сейчас не о том, что пронеслось у меня в голове, да?
Я легонько пинаю его под столом, но он ловит мою ногу и удерживает ее между своих ступней.
— Когда я говорю по телефону или просто сижу за рабочим столом и что-нибудь обдумываю, то всегда, совершенно не задумываясь, хватаюсь за тюбик. И чем дольше длится звонок, тем больше крема я намазываю. А под конец даже трубку в руках не могу удержать.
— Вот это уже годится, — потирая ладони, говорит Картер. — Давай я поделюсь с тобой еще одним фактом, чтобы ты не чувствовала себя в перевесе со своей боязнью микробов и кремами для рук. Без утреннего кофе я даже дышать не могу. Знаю, так многие говорят, но в моем случае это почти заболевание. Без него я не раз чистил зубы кремом для бритья, а однажды опорожнил мочевой пузырь в горшок с маминой любимой пальмой.
— На твоем месте я бы не стала делиться последним эпизодом, — шепотом отвечаю я.
Вытерев рот, Картер кладет салфетку перед собой.
— У тебя очень хулиганистая улыбочка, Злючка.
— У меня? — я показываю на себя. — Видел бы ты свою.
Он подается вперед.
— Это потому что мне нравится быть с тобой. Такое же будоражащее чувство меня охватывает, когда я вижу твит кого-нибудь из клиентов без единой грамматической ошибки.
Это ужасно смешно, потому что я прекрасно понимаю, о чем он говорит.
— Будоражит, согласна.
Втянув нижнюю губу в рот, он внимательно смотрит на меня.
Не могу припомнить, чтобы в нашу первую встречу Картер был так невероятно сексуален. Может, потому что тогда мои плечи были закрыты или мы оба были по-детски одеты, но сейчас он безмерно горяч.
Попивая пиво, Картер смотрит на улицу. В этом районе всегда оживленно, но поскольку сегодня не так жарко, то улица полна людей, праздно шатающихся или идущих по делам.
— Здесь так тепло осенью, — снова поднеся стакан к губам, замечает он. Глядя, как он сглатывает, я ощущаю тяжелое беспокойство, потому что — черт! — он мне нравится. — Не перестаю удивляться.
Очень нравится.
— Здешнее лето всегда позднее, — говорю я. — Июнь с июлем очень приятные. А настоящая жара начинается в августе и длится до октября.
Картер поворачивается ко мне и улыбается.
— Интересно, я когда-нибудь привыкну?
— Трудно было принять решение уехать из Нью-Йорка?
Он качает головой.
— Не очень. Я думал об этом несколько лет, но все не решался, потому что казалось, будто это территория Джоны.
— Понимаю.
— Но когда карьера пошла в гору, Лос-Анджелес стал очевидным следующим шагом, — он крутит вилку, рассеянно глядя на нее. — В Нью-Йорке не так много агентов по поиску талантов — театральная сфера, конечно, огромна, но… не знаю… — Картер делает глубокий вдох и, кажется, о чем-то размышляет, но потом выдыхает и, повернувшись ко мне лицом, снова улыбается. — Мне нужно заняться чем-нибудь другим. Мне нравится TV-Lit, но хочется больше фильмов. Так что пока небольшими шагами.
Степень его искренности поражает меня уже не в первый раз. Картер кажется прямодушным и открытым, но при этом сложным. Неудивительно, что он хорош в своей работе.
— Ты когда-нибудь допускала мысль об отъезде из Калифорнии? — спрашивает он.
— Вряд ли, — сморщив нос, отвечаю я. — Я слишком большой фанатик кино, чтобы уехать от него.
— А где ты выросла?
Я показываю куда-то себе за спину, словно ему отсюда видно городок.
— Не в самом Лос-Анджелесе. В Сан-Димасе.
— Билл и Тед! [имеется в виду фильм «Невероятные приключения Билла и Теда — прим. перев.] — нараспев говорит он.
— Все сразу же вспоминают про них, — смеюсь я. — И да. Маленький городок. Я была таким ботаником в школе.
Картер недоверчиво хмыкает.
— Правда-правда, — уверяю я.
— Я был еще большим ботаником — основателем школьного клуба «Magic: The Gathering» [настольная игра — прим. перев.]
Кивая, я отвечаю:
— А я была президентом и единственным членом клуба аниме еще до того, как оно понравилось всем.
— Аниме — это же круто.
— В те времена нет, уж поверь.
Картер наклоняется, явно готовый дать залп из тяжелой артиллерии.
— В школе я ни с кем не встречался до выпускного класса, потому что любил мелодии из телешоу, и девочки думали, будто я гей. Парни, правда, тоже не звали потусить, поскольку считали меня снобом. Ну, и не натуралом.
— Мой первый поход на концерт был на Хэнсонов, — я делаю паузу и наблюдаю за ним. — И худший из страхов был, что кто-нибудь запостит видео, где я стою в сторонке и трясу башкой, якобы такая рокерша.
— Пытаешься напугать? — он достает телефон и в течение полминуты что-то пролистывает, после чего поворачивает его ко мне экраном. — Только взгляни на этот ужас.
На фото Картеру, наверное, лет четырнадцать. Его нос слишком сильно выделяется на лице. А волосы пострижены так, будто это делал кто-то из родителей и пару раз на что-то отвлекался. Он смеется, демонстрируя скобы на зубах.
— Бывает и хуже, — достав свой телефон, я открываю мамину страничку в Фейсбуке и тут же нахожу альбом с давними фото. И себя в десятом классе. Лазерную коррекцию я сделала позже, так что на фотографии я в очках с линзами толще пепельницы и в галстуке — я тогда опрометчиво воспользовалась советом в игре-одевалке.
Прищурившись, Картер подается вперед, чтобы разглядеть получше.
— Что ты имеешь в виду, Иви? Ты тут симпатичная.
Ну ничего себе. Да он слепой.
— Картер.
— Что?
Он смотрит мне в глаза, и во мне что-то — а может, и все — тает. Идут секунды, но мягкий взгляд его глаз никуда не исчезает; наоборот — даже усиливается, когда он оглядывает мое лицо и задерживается на губах.
— Что? — уже с улыбкой спрашивает он снова. — Ты же знаешь, я все равно надеюсь тебя сегодня поцеловать, вне зависимости от количества идиотских фоток, которые ты мне покажешь.
Мое сердце пускается вскачь, устроив в грудной клетке дикое барабанное соло.
— Я старше тебя, — невольно вырвалось у меня.
Картер пожимает плечами, будто в моих словах нет ничего такого.