Страница 11 из 46
– Клянусь всеми богами, нет у меня сорока. Но с теми двадцатью, что ты мне должен, я займу завтра, когда откроется банк, против моей джонки и буду отдавать тебе всю свою прибыль, ети ее, за следующие отправки золота или опиума, пока все не выплачу, хейя?
– Слишком много для одной игры, – мрачно изрек Пун Хорошая Погода. – Вы оба сбрендили, игроки хреновы!
– Играем у кого больше за один бросок? – уточнил У.
– Айийя, вы точно двинулись. – Пун хоть и произнес эти слова, но возбужден был не меньше остальных. – Где кости?
У принес. Три фишки.
– Ну, Рябой Тан, бросай, попытай, что тебя ждет в будущем, етит твою!
Рябой Тан поплевал на ладони, помолился про себя, а потом с криком бросил кости.
– О-о-о, – сокрушенно простонал он. Четыре, три и еще четыре. – Одиннадцать!
Остальные застыли, чуть дыша.
У поплевал на кости, призвал на них проклятие, благословил и бросил. Шесть, два и три.
– Одиннадцать! О боги, великие и малые! Еще раз – бросаем еще раз!
Возбуждение на палубе росло. Рябой Тан бросил:
– Четырнадцать!
У сосредоточился среди опьяняющего напряжения, а затем бросил кости.
– Айийя! – взорвался он, а за ним и остальные. Шесть, четыре и два.
– И-и-и! – только и смог выдавить из себя Рябой Тан. Он держался за живот, смеясь от радости. Остальные поздравляли его и сочувствовали проигравшему.
У пожал плечами, сердце еще колотилось в груди.
– Будь прокляты все чайки, что летают у меня над головой в такое время!
– А-а, ты поэтому передумал, Четырехпалый У?
– Конечно, это было как знак. Много ли чаек кричит, пролетая у тебя ночью над головой?
– Верно. Я поступил бы так же.
– Как повезет – джосс![25] – Тут У просиял. – И-и-и, но зато какие ощущения – получше, чем от «тучек и дождя»,[26] хейя?
– Не в мои годы.
– А сколько тебе, Рябой Тан?
– Шестьдесят, а может, семьдесят. Почти столько же, сколько тебе. – В отличие от всех обитающих на суше деревенских жителей, хакка не ведут учет рождений и смертей. – Чувствую себя не больше чем на тридцать.
– А слышал, в лавку «Лаки медисин», что на рынке в Абердине, привезли новую партию корейского женьшеня, в том числе и столетнего! От него твой «стебель» будет огнем гореть!
– Со «стеблем» у него все в порядке, Пун Хорошая Погода! Его третья жена опять носит ребенка! – У расплылся в беззубой улыбке и вытащил толстую кипу свернутых пятисотдолларовых купюр. Он стал отсчитывать деньги, на удивление ловко, хотя у него и не хватало большого пальца на левой руке. Много лет назад палец ему отсекли в схватке с речными пиратами во время одной из контрабандных вылазок. На миг он оторвался от своего занятия, когда на палубе появился его седьмой сын, молодой человек лет двадцати шести, высокий для китайца. Парень неуклюже прошел по палубе. Над головами взвыли двигатели заходящего на посадку самолета.
– Прибыли, Седьмой Сын?
– Да, отец, прибыли.
Четырехпалый У радостно хлопнул по перевернутому бочонку:
– Прекрасно. Тогда можем начать!
– Послушай, Четырехпалый, – задумчиво произнес Рябой Тан, указывая на кости. – Шесть, четыре и два – получается двенадцать, а это тоже дает три, волшебную тройку.
– Да-да, я понял.
Рябой Тан широко улыбнулся и указал на север и немного восточнее, где за холмами Абердина, на другой стороне гавани, в Коулуне, в шести милях отсюда, располагался аэропорт Кай-Так.
– Может быть, теперь тебе повезет, хейя?
Понедельник
Глава 3
05:16
Еще только начало светать, когда из-за ворот номер шестнадцать на восточной оконечности терминала аэропорта вывернул джип с двумя механиками в комбинезонах и остановился недалеко от основного шасси «Янки-2». Трап оставался у самолета, главная дверь была чуть приоткрыта. Механики – оба китайцы – вышли из машины. Один стал осматривать основные восьмиколесные шасси, другой так же тщательно обследовал переднюю стойку. Они методично проверили резину, колеса, гидравлические муфты тормозов, заглянули и в отсеки шасси. У обоих были фонарики. Тот, что осматривал главную стойку, вынул гаечный ключ и встал на одно из колес, чтобы посмотреть поближе. Его голова и плечи скрылись в фюзеляже. Через некоторое время он негромко позвал на кантонском:
– Айийя! Эй, Лим, глянь сюда!
Другой подошел и стал вглядываться вверх. На его белом комбинезоне проступили пятна пота.
– Там они или нет? Мне отсюда не видать.
– Возьми свой «стебель» в рот, брат, и спусти себя в канализацию. Конечно, они там. Мы с тобой богатые люди. У нас на столе всегда будет рис! Но давай-ка потише, а то разбудишь этих измазанных в дерьме заморских дьяволов наверху! Держи… – Он передал вниз какой-то продолговатый, завернутый в брезент предмет. Приняв сверток, Лим быстро и бесшумно положил его в джип. Потом еще один, и еще один, поменьше. Оба покрылись по́том и очень нервничали. Работали они быстро, но бесшумно.
Еще сверток. Еще один…
И тут Лим увидел, что из-за угла вылетел полицейский джип и одновременно из шестнадцатых ворот высыпало множество людей в форме. Среди них были и европейцы.
– Нас предали, – охнул он и рванулся прочь в безнадежной попытке обрести свободу.
Полицейские без труда перехватили его, и он остановился, дрожа от сдерживаемого ужаса. Потом сплюнул, проклял всех богов и замкнулся в себе.
Другой тут же спрыгнул вниз и вскочил на сиденье джипа. Но прежде чем он успел включить зажигание, на него навалились и надели наручники.
– Ну, «масляный роток»,[27] – прошипел сержант Ли, – как думаешь, куда ты сейчас поедешь?
– Никуда, господин полицейский, это все он, этот тип, господин полицейский, этот сукин сын поклялся, что перережет мне глотку, если я не помогу ему. Я ничего не знаю, клянусь могилой матери!
– Врешь, ублюдок. У тебя и матери-то не было. Если не будешь говорить, отправишься в тюрьму лет на пятьдесят!
– Клянусь, господин полицейский, клянусь всеми богами, что…
– Шел бы ты со своим враньем, дерьмо. Кто платит тебе за это?
По асфальту неторопливо вышагивал Армстронг, ощущая во рту сладкий, тошнотворный вкус добычи.
– Так, – начал он по-английски, – что у нас здесь, сержант? – Он провел долгую ночь без сна и теперь, небритый, усталый, не расположен был слушать визгливые уверения механика в невиновности. Поэтому он негромко произнес на прекрасном гортанном кантонском: – Еще одно крошечное, незначительное слово, поставщик дерьма прокаженных, – и я прикажу моим людям попрыгать на твоем «потайном мешочке».
Китаец замер.
– Прекрасно. Имя?
– Тань Шута, господин.
– Ложь! Как зовут твоего приятеля?
– Лим Тачжун, но он мне не приятель, господин. Я и не знал его до сегодняшнего дня.
– Ложь! Кто заплатил тебе за это?
– Я не знаю, кто платил ему, господин. Понимаете, он поклялся, что перережет…
– Ложь! У тебя во рту столько дерьма, что ты, должно быть, бог дерьма собственной персоной. Что в этих свертках?
– Я не знаю. Клянусь могилами моих…
– Ложь! – Армстронг произносил это слово автоматически, прекрасно понимая, что без вранья здесь не обойдется.
«Китаёзы не такие, как мы, – говорил его первый наставник, бывалый коп, дока во всем, что касалось Китая. – О, я не имею в виду, что все они люди нечестные, жулики или что-нибудь в этом духе, – просто они другие. Объясняясь с полицейским, китаец всегда говорит сквозь зубы и все время врет. Поймаешь негодяя с поличным, а он все равно будет лгать и выкручиваться, как смазанный жиром шест в куче дерьма. Они другие. Взять хотя бы их имена. У всех китайцев четыре различных имени: одно дается при рождении, другое – когда они достигают зрелости, третье – когда становятся взрослыми, а четвертое они выбирают себе сами. Когда они забывают одно, то, не моргнув глазом, добавляют другое. А сами их имена – господи помилуй! Китайцы называют себя лаобайсин – „старинная сотня имен“.[28] У них на весь Китай лишь сто основных фамилий, и из них двадцать звучат как Юй, восемь как Янь, десять как У, и бог знает сколько еще таких, как Пин, различных Ли, Чэнь, Цинь, Цзин, Ван и Фу. К тому же каждое из них произносится пятью различными способами, и одному Богу известно, кто есть кто!»
25
Джосс (йосс) – от искаженного латинского Deus (Бог). Многозначное китайское выражение, которое толкуется как «судьба», «удача», «веление богов» и т. п.
26
«Тучки и дождь» (юнь юй) – классический китайский эвфемизм, обозначающий любовное соитие или оргазм.
27
«Масляный роток» (кит. юцзуй) – хитрый, изворотливый человек, «шустрила».
28
Дословный перевод китайского выражения «народ», «простолюдины».