Страница 23 из 41
Но утром ему не стало лучше. Арифханов заболел серьезно. Стало ясно, что нужна помощь врача.
После передачи синоптической сводки Виталий поговорил с доктором. Врач экспедиции Мирсадыков — он находился в обсерватории — внимательно выслушал все признаки болезни. Очень трудно поставить диагноз, не видя больного. Так… Значит, температура не снижалась, появился сильный кашель. Неужели пневмония? Мирсадыков боялся думать об этой страшной в условиях кислородного голодания болезни.
— Приходилось ли вам или кому-нибудь из ваших зимовщиков делать уколы? — спрашивает Мирсадыков.
— Нет, не приходилось. Но вы объясните, я сделаю, — отвечает Ноздрюхин.
— Хорошо. Слушайте внимательно. Лучше запишите.
Доктор говорит медленно, четко. Виталий торопливо записывает.
Потом он делает больному инъекцию пенициллина. Дает кислород: хорошо еще, что последний самолет выбросил нам вместе с грузом и баллон кислорода. Он оказался как нельзя кстати.
Третьи сутки Арифханов не встает с постели и почти ничего не ест. Температура не спадает, несмотря на все старания друзей.
Мирсадыков настаивает, чтобы зимовщики встретили его у ледника Наливкина. Доктор собирается выйти к больному с двумя сопровождающими. Ноздрюхин отвечает, что, несмотря на полное отсутствие видимости, зимовщики выйдут навстречу.
На следующий день после этого разговора Ильхам почувствовал себя значительно лучше. Температура спала. Дело шло на поправку. Сама собой отпадала необходимость прихода врача на зимовку. Через неделю доктор уже позволил Ильхаму работать по дому и даже дежурить на метеоплощадке.
В дни, когда Арифханов начал поправляться, население станции неожиданно пополнилось еще тремя живыми существами. Выйдя как-то на наблюдения, дежурный увидел, что на проводах радиоантенны, тесно прижавшись друг к другу, сидят три маленькие взъерошенные птички. Это были ласточки. Они принесли зимовщикам весть о весне. Но что заставило их залететь в такую даль? Обессиленные и замерзающие, приземлились они на обжитом островке станции, ожидая помощи от людей. Одна за другой ласточки слетели с антенны, покружились над отверстием и влетели под навес домика.
Володя Смеянов без труда поймал птичек и внес в дом. Ласточки запорхали по комнате, задевая крыльями за занавеси, и уселись на распределительном щитке. Два дня раздавалось на станции их щебетанье. Из поварского колпака и тряпок устроили им гнездо. На ночь все три птички забирались туда. Мы гостеприимно раскрыли перед ними свои продовольственные запасы, предлагая весь ассортимент продуктов. Но ласточки не притронулись ни к чему.
Им нужны были мошки. Если в ближайшие дни погода не прояснится, они просто погибнут от голода.
К счастью, на третий день метель утихла. По-весеннему яркое, приветливое солнце засияло над ледником. Зимовщики вынесли своих «гостей» из помещения. Сфотографировали на прощание и отпустили. Птички полетели вниз по леднику навстречу весне..
Первый год тяжелой зимовки подходил к концу.
Кирилл Андреев
СВЕРСТНИКИ ЮНОСТИ
Недавно в гостях у редакции «Искателя» побывал Кирилл Константинович Андреев, известный критик, большой знаток приключенческой и фантастической литературы, автор увлекательной книги «Три жизни Жюля Верна». Мы попросили Кирилла Константиновича рассказать о книгах, которые были и еще будут сверстниками юных, о своих творческих планах, высказать свое мнение о путях развития советской фантастики.
Старый писатель Жюль Верн был первым из тех, кто ввел меня в мир фантастики и приключений, познакомил с героями, борющимися с силами зла и всегда их побеждающими, завоевывающими подземные, подводные, заоблачные и надзвездные края…
В годы моей юности уже существовали подводные лодки, уже взлетали в небо первые неуклюжие аэропланы и дирижабли. Пири и Амундсен уже достигли земных полюсов, уже не осталось неоткрытых островов. Но тем не менее книги старого писателя были живы — и живы до сих пор! — своими героями: ученый и революционер капитан Немо, Гленарван и его спутники, ненавидящие мир жестокого колониализма, капитан Гаттерас, доктор Клаубонни, профессор Аронакс, Мишель Ардан… Все эти герои — люди, лишенные страха, полные веры в человека и в науку.
Позже моим сверстником стал Александр Дюма и его герои: граф Монте-Кристо, помогающий поруганным, угнетенным, несправедливо обиженным, мстящий без пощады лицемерам и предателям… Благородные мушкетеры, чья пленительная храбрость, готовность отдать жизнь за родину, за товарищей, буквально ослепляли меня…
Сколько героев теснилось вокруг меня в те далекие дни! Кожаный Чулок — он же Зверобой, Соколиный Глаз, Следопыт — учил меня наблюдать природу, различать птиц по полету, деревья — по дрожанию листа, зверя — по следу и походке. Шерлок Холмс помогал узнавать людей по блеску глаз, по едва заметным жестам, по беглой улыбке. Я плавал по морям и бродил по горной Шотландии вместе с героями Стивенсона, разгадывал шифры вместе с Эдгаром По… Станюкович раскрыл мне героизм и трудную романтику профессии моряка…
Последним сверстником моей юности и молодости — и он остался им до сегодняшнего дня — был Герберт Уэллс. Если герои Жюля Верна — враги войны и национального и расового угнетения, если вера их в науку была тем волшебным талисманом, который открывал дверь в будущее, то сам мир завтрашнего дня был для французского писателя лишь смутным видением. Английский же писатель рисовал грядущее в многообразии света и теней — как на картине художника-реалиста, написанной смелыми и резкими мазками. Будущее под его пером то было ужасным, как в памфлете «Машина времени», где писатель показывал, во что может превратиться современное ему общество, разделенное на антагонистические классы, то оно, как в романе «Когда спящий проснется», было наполнено гулом грядущих классовых битв, а иной раз оно было пленительным, как в книге «Люди-боги», — первом романе о коммунистическом обществе, который мне пришлось прочитать.
Все эти писатели помогли мне по-своему прочесть Книгу Жизни, которую я читаю до сих пор. Конечно, не только они были моими воспитателями. Но в литературе, той профессии, которую я избрал, они определили мой путь.
Моя книга «Три жизни Жюля Верна» — первая попытка расплатиться за все то, что я получил от сверстников моей юности. Сейчас я закончил книгу «Искатели приключений», где собраны литературные портреты Дюма, Стивенсона, Конан-Дойла, Уэллса. На очереди — вторая часть «Искателей приключений»: Купер, Станюкович, По, Лондон, Конрад, Грин. Надеюсь в будущем году я, наконец, закончу книгу о Герберте Джордже Уэллсе — первую в нашей стране книгу об этом фантасте.
Меня всегда особенно интересовала подлинно новая советская фантастика. Мне приходилось встречаться с Александром Романовичем Беляевым, работать с Сергеем Михайловичем Беляевым, редактировать первую книгу Григория Борисовича Адамова, беседовать о творческих замыслах, к несчастью неосуществившихся, с Федором Львовичем Кандыбой, столь рано умершим.
И. А. Ефремов, А. П. Казанцев, В. И. Немцов, Ю. А. Долгушин, В. Г. Врагин, Н. В. Лукин — я вспоминаю первые рукописи этих писателей, их первые книги, творческие встречи, споры, большой разговор о фантастике. Эти писатели начали в советской научной фантастике то направление, которое французская критика ныне противопоставляет американской фантастике: «Есть два пути в этом жанре литературы — советский и американский». Наш, советский путь — путь литературы высоких идей — оказался весьма плодотворным.
Сейчас настало время собрать следующий посев. Мы стоим на пороге того дня, когда новые люди, пришедшие в литературу, поднимут научную фантастику еще на одну ступень.