Страница 10 из 41
— В октябре 1952-го… — торопливо подсказывает агент.
Врач: В октябре 52-го… Бежал…
Земля: Достаточно. Благодарю вас… Записывайте…
Агент поспешно кладет перед врачом записную книжку, протягивает авторучку.
Земля: Ваш курс северо-северо-запад… Вы достигнете пункта назначения примерно через два часа.
Врач: Можете вы помочь нам приземлиться?
Земля: Мы теряем с вами связь. Но аэропорт будет предупрежден… (Голос постепенно слабеет.) Наблюдайте за высотой и уровнем горючего… Метеосводка благоприятная… (Голос совсем замирает.) Желаем удачи!.. Желаем удачи!..
Солнце склоняется к западу. Огненный шар приближается к белоснежной пелене облаков.
В закатных лучах летит самолет…
САЛОН
Пассажиры снова сидят на местах, но совсем не в том порядке, что несколько часов назад при взлете. И вообще здесь многое, по-видимому, изменилось.
Беспокойно мечемся в кресле комми. Он тяжело дышит, держится за грудь.
Над ним склонилась Тереза со стаканом воды в руках.
— Примите что-нибудь…
Комми вздрагивает.
— Никогда! Я не могу видеть этих проклятых лекарств… У меня болят бока от самолетных кресел и стынет кровь от холодных простынь гостиниц… Я хочу умереть в своей постели… В своем доме…
— Успокойтесь! — Тереза заботливо расстегивает ворот рубашки коммивояжера. — Вам нельзя волноваться…
— …И никаких лекарств!
После бурной вспышки комми обессиленно откидывается в кресле. Тереза платком обтирает его лоб.
— Спасибо… — комми пытается улыбнуться. — У вас на щеке…
Тереза достает пудреницу.
— Святая Мария! — В зеркальце виден ее «кровавый» шрам. — И никто не сказал мне этого раньше!
— Могу предложить, — привычно говорит комми, — лучшую в мире несмываемую помаду фирмы «Грехэм, Грехэм…».
КАБИНА
Накрытые плащами и пальто пассажиров, лежат члены экипажа. Они все еще спят.
— Через час, — говорит врач, — повторим инъекцию.
— Есть надежда? — спрашивает Иржи.
— Надежда, мой друг, есть всегда… Но пока нам остается только ждать…
Врач достает сигарету, щелкает зажигалкой. Она не горит…
САЛОН
Нервно щелкает зажигалкой агент. Теперь он сидит впереди рядом с миссионером. Наконец вспыхивает слабый язычок пламени.
Агент дает прикурить миссионеру, прикуривает сам.
— Разрешите…
Это наклоняется появившийся из кабины врач.
Агент гасит зажигалку и тут же зажигает вновь. Подносит пламя к сигарете врача.
Врач: Можно подумать, что вы участвовали в войне. Ваша зажигалка…
Агент. Участвовал… (Заметив вопросительный взгляд врача.) Был во Второй армии в Арденнах.
Врач: Вот как…
Агент: Мы держали оборону по Маасу, северней Мезьера…
Врач (прикурив): А мой батальон был у Шарлевиля. Агент (оживившись): О! Значит, вы знали генерала Бер-толя?
Врач: Как же… (Усмехнувшись.) «Клянусь флагом моей родины…»
Агент: В самую точку! А майора Джима Брауна?
Врач: Брауна?
Агент: Да. Неистовый Джимми… Помните: он захватил склад на правом берегу…
Врач: И три дня держал оборону трофейными фаустпатронами?
Агент: Верно! А капитан Кнайт… (Он осекается под пристальным взглядом врача. Неуверенно.) Помните, он был на нашем участке…
Врач: Да… на нашем участке…
Врача трогает за рукав подошедший толстяк. В руках у него какой-то листок.
— Вот… Это я нашел в буфете.
Врач берет листок. На нем меню обеда: горячие пирожки, томатный суп, жареная курица, компот.
— Ну и что же? — недоумевает врач.
— Сейчас самое время, — говорит толстяк. — Сытый желудок благотворно влияет на душу…
Кристин и Тереза, взяв на себя функции стюардессы, разносят пассажирам обед. Тереза смыла с лица краску и из яркой дамы превратилась в простую крестьянскую девушку.
Мало кого из пассажиров интересует сейчас обед.
Зато проголодавшийся толстяк ест за троих. Он, кажется, даже забыл о ситуации, в которой находится.
— Чем нас будут кормить за ужином в аэропорту? — спрашивает он у Кристин, принимая порцию курицы.
— Об этом я сообщу дополнительно, — повторив интонацию стюардессы, отвечает Кристин.
Старичок филуменист взял на себя отеческие заботы о молодом солдате.
— Подкрепите свои силы! — настаивает он. — Съешьте крылышко. Вот так. И знаете, — он озабоченно оглядывает солдата, — вам надо капельку выпить!
БУФЕТ
Генри смешивает в стакане замысловатый коктейль. На стойке шеренга бутылок.
У электроплиты хозяйничает студентка. Девушка выхватывает у Генри наполненный до половины стакан.
— Вы не будете больше пить!
— Почему?!
Генри уже заметно пьян. Он тянется за стаканом. Девушка не отдает.
— Дайте… — говорит Генри. — Слышите? Я знал, что мне обязательно когда-нибудь повезет… И вот, наконец, столько бесплатной выпивки!.. Первый раз в жизни… И последний…
Девушка резко ставит стакан. Доливает его из одной бутылки, второй, третьей.
— Пейте!
Генри, пожав плечами, берет стакан.
Студентка отворачивается.
— Я не знала, что вы трус…
Генри сразу трезвеет.
— Вы сказали…
— Да! Вы боитесь! Хотите спрятаться… Уйти… Когда… Когда всем нужны вы… ваше мужество…
— Гм… — Генри растерян. — Вы считаете, я кому-то нужен?
Он ставит стакан. По стойке стекает расплескавшееся вино.
Девушка молчит. Генри кладет руку ей на плечо.
— А вам?
Девушка не отвечает. Генри снимает руку.
— Когда-то я прочел стихи, в них было не больше дюжины слов. Наверное, поэтому я их запомнил: «У меня любовь, и ребенок, и банджо, и тени… Бог посетит — в один день все возьмет, и останутся только тени…» Этот мрачный меланхолик по сравнению со мной был Рокфеллером. После меня не останется даже теней…
Девушка поворачивается. Генри осторожно обнимает ее.
— Нет! — говорит девушка. — Нет, нет!.. Не теперь… Генри отстраняется.
— Потом? — грустно усмехается он.
Девушка поднимает полные слез глаза. Мгновение колеблется…
— Виноват…
В буфет заглядывает старичок филуменист.
— Прошу прощения… Здесь не найдется стаканчика виски?
САЛОН
Сидя рядом, солидно, как взрослые, обедают дети.
В следующем ряду за ними одинокий Иржи. Он сосредоточенно мешает ложкой в стакане. Мысли его где-то далеко.
Присаживается на ручку кресла Кристин. Лицо ее стало строже. Сейчас ей можно дать намного больше двадцати пяти лет. Она задумчиво смотрит на стриженый затылок сына.
— Вы чех? — спрашивает Кристин оператора.
— Да…
— Я поняла, когда вы спросили пльзенское пиво… «Пльзен праздрой»…
Иржи поворачивается.
— Моя мать была чешка… — говорит Кристин. — Мы уехали в тот страшный год… Год Мюнхена… Я смутно помню наш дом. Площадь… Мост через Влтаву… И песни… Наверное, те же самые, что пела вам ваша мать…
По лицу Иржи пробегает тень.
— Я не помню своей матери…
КАБИНА
Здесь по-прежнему дежурят врач и женщина в сари. На штурманском столике два подноса с нетронутыми обедами. Врач пристально вглядывается в лицо командира корабля, щупает пульс. Подымает голову, встречает вопросительный взгляд сестры и отрицательно качает головой. Переходит ко второму пилоту.
— Доктор! — нарушает молчание женщина. — Скажите, кто это сделал?
Ее высокая строгая фигура требует ответа.
— Я не знаю точно кто… — говорит врач. — Но подобных негодяев я встречал и в Испании, и во Франции, и… Да мало ли где!..
— Зачем? Зачем люди делают такое, доктор?!
— Это не люди… — жестко говорит врач. — Это те, кто хотел бы вытравить с земного шара все человеческое. Слава богу, это им не по зубам! — И уже спокойно добавляет: — Этим самолетом должна была лететь красная делегация. Она бы бесследно исчезла в океане…