Аксиоматик (Сборник)

Лаборатория была заполнена матово отсвечивающими серыми ящиками, от них к компьютерам тянулись змеи кабелей. Последнее поколение полностью автоматизированных синтезаторов и секвенсоров ДНК, РНК и белков, доступны любому, у кого хватит наличности. Всю рутинную работу — дозировку и приготовление растворов реагентов, идентификацию ампул, загрузку и выгрузку центрифуг — выполняли манипуляторы роботов. Первое время львиная доля работы Шоукроса состояла в поисках в сети информации, касающейся последовательностей и структур — информации, которая могла дать ему отправную точку. Позднее он стал покупать машинное время мощных суперкомпьютеров — для расчета и предсказания формы и взаимодействий молекул, до сих пор науке неизвестных.

Когда водная рентгеновская дифракция стала доступной, работа ускорилась в десятки раз. Синтезировать и наблюдать белки и нуклеиновые кислоты стало проще. До того существовал лишь громоздкий и сложный процесс решения уравнения Шредингера для молекулы, состоявшей из сотен атомов — неимоверно уродливый даже со всеми оптимальными срезками углов и аппроксимирующими ухищрениями.

Основание за основанием, ген за геном — вирус Шоукроса рос и развивался.

Когда женщина полностью разделась, и Шоукрос, сидевший на пластиковой банкетке в комнате мотеля, сказал:

― Ты, наверное, вступала в сексуальные контакты с сотнями мужчин?

― О, даже с тысячами. Ты не хочешь подойти поближе, дорогой? Тебе оттуда хорошо видно?

― Мне видно прекрасно.

Женщина легла на спину. Некоторое время руки ее ласкали собственную грудь, потом она закрыла глаза, и ладони ее заскользили вдоль тела…

Наверное, это был уже двухсотый раз, когда Шоукрос платил женщине, чтобы она искушала его. Пять лет назад, когда он начал усмирять плоть, тогда это зрелище было для него совершенно невыносимым. Но сегодня вечером, он знал, что сможет спокойно сидеть, наблюдая, как женщина достигает оргазма, или, может быть, искусно имитирует его, — он не испытает при этом ни малейшей похоти.

― Ты предохраняешься, я полагаю?

Она улыбнулась, не открывая глаз.

― Конечно, черт возьми. Если мужик без презерватива, он может заниматься этим где-нибудь в другом месте. И я одеваю его сама, если он этого не делает. И уж если я его одеваю, там он и остается. А что? Ты передумал только смотреть?

― Нет. Просто любопытно.

Шоукрос всегда платил вперед — за все и с самого начала всегда предельно ясно объяснял женщине, что в любой момент он может расслабиться, встать со стула, прийти к ней. Его бездействие определялось ничем иным, кроме как его свободной волей. Не было иных преград между ним и смертным грехом. Но сегодня вечером он и сам не мог понять, почему все еще продолжает находиться здесь. Уже привычное «искушение» стало формальным ритуалом, без малейших сомнений в конечном итоге. Без сомнений? А может быть, в нем говорит гордыня — его самый коварный и упорный враг? Он не должен забывать о том, что любой мужчина, любая женщина все время ступают по краю пропасти — и рискуют упасть в ее всепожирающее пламя как раз тогда, когда почувствуют себя в безопасности…

Шоукрос встал и подошел к женщине. Без тени смущения положил руку на ее щиколотку. Она открыла глаза и с интересом смотрела на него. Потом взяла его руку и начала двигать ею вдоль своей ноги, мягко, но уверенно прижимая руку к своей теплой гладкой коже. Дойдя до колена, Шоукрос слегка запаниковал, но когда его пальцы ощутили влагу, не выдержал, рывком высвободился, издав придушенный всхлипывающий звук. Задыхаясь и пошатываясь, он поплелся к стулу. Произошедшее, было как раз тем, чего он опасался.

Вирус Шоукроса должен был стать шедевром биологического «часового механизма». Ничего подобного не смог бы вообразить Уильям Пэйли, и ни один из безбожников-эволюционистов не осмелился бы приписать это создание слепому подмастерью-случаю. Его одиночная цепь РНК могла описать не один, а целых четыре потенциальных организма. Первый из них, вирус Шоукрос-А, или, для краткости, — ША — так называемая «анонимная» форма, — был задуман, как чрезвычайно заразный, но, в сущности, довольно безвредный. Он активно воспроизводился в клетках кожи и слизистых оболочек, но не вызывал никаких нарушений обычных клеточных функций. Его белковая оболочка была спроектирована таким образом, что все уязвимые места маскировались некоторым количеством естественных человеческих белков. Иммунная система, вынужденная игнорировать эти белковые соединения, чтобы избежать атаки на собственный организм, точно так же не обращала внимания и на вторгшийся вирус.

Вторая часть генетической программы вируса включалась, когда некоторое количество ША-вируса проникало в кровеносную систему, инфицируя Т-лимфоциты. Система энзимов создавала сотни РНК-копий каждой хромосомы ДНК носителя, копии затем внедрялись в сам вирус. Это наделяло следующее поколение вируса своего рода генетическим слепком его носителя. Вторую форму вируса Шоукрос назвал ШН — от слова «настраивающийся», поскольку каждый индивидуальный генетический профиль обеспечивал совершенно уникальную форму вируса-ШН. Другим вариантом расшифровки сокращения могло быть слово «невинный», поскольку у лиц, хранивших безбрачие, в крови присутствовали только формы вирусов ША и ШН.

Вирус ШН выживал лишь в крови, семенной и вагинальной жидкости. Как и ША-вирус, он также не распознавался иммунной системой, но с небольшой поправкой: маскировка этой формы вируса широчайшим образом варьировалась от человека к человеку так, что, если бы даже удалось обнаружить вирус и создать антитела к десяткам, а может быть, сотням и тысячам конкретных форм, универсальная всеобщая вакцинация оставалась невозможной. Подобно «анонимной» форме, вирус ШН не должен был менять функции клеток носителя. За одним небольшим исключением. Как только вирус поражал клетки в вагинальных слизистых оболочках, простатической железе, или эпителии семенных протоков, эти инфицированные клетки принимались воспроизводить несколько десятков энзимов, специально разработанных для разложения различных видов резины. Отверстия, создаваемые при кратком контакте с поверхностью презерватива, были исчезающе малы, и неразличимы для приборов, но чудовищно велики в масштабах вируса. При реинфицировании Т-клеток, ШН-вирус сам принимал решение, каким должно стать следующее поколение. Точно так же, как ША-форма, он создавал генетический слепок клеток носителя, а затем сравнивал его с сохраненной копией «предка». Если оба слепка были идентичны, это служило подтверждением тому, что ШН-форма оставалась внутри одного и того же носителя, и дочерние вирусы оставались той же самой ШН-формой.

Однако, в том случае, когда образцы отпечатков не совпадали, подразумевая, что ШН-форма перебралась в другое тело, и специфичные маркеры при этом показывали, что носители разнополые, дочерние вирусы модифицировались в третью форму — вирус ШМ. М в данном случае обозначало «моногамность», или, возможно, «брачный контракт» [marriage contract]. Шоукрос был в душе романтиком, и ему была чрезвычайно приятна мысль, что любовь двух людей, выраженная в ее плотской форме, переходила на субклеточный уровень — когда сам факт занятия любовью заставлял супругов дать друг другу обет верности, в буквальном смысле скрепленный собственной кровью.

Внешне ШМ-вирус был во многом сход с формой ШН. И, точно таким же образом, заражая Т-клетки, он сопоставлял оба слепка с сохраненными копиями. Если хоть одна из копий совпадала, вирус успешно воспроизводил следующее поколение ШМ-формы.

Четвертую форму вируса он назвал ШУ, и появлялась она двумя путями. Когда маркеры пола указывали на гомосексуальный контакт, У-форма возникала непосредственно из ШН-вируса. В том случае, когда обнаруживался третий генетический слепок, означавший, что брачный контракт был нарушен, ШУ-форма развивалась из ШМ-вируса. Как можно догадаться из названия, вирус ШУ заставлял клетки носителя продуцировать энзимы, которые служили катализатором распада жизненно важных структурных белков в стенках кровеносных сосудов. Пораженные ШУ-вирусом испытывали обширные внутренние кровоизлияния по всему телу. После инъекции зараженных лимфоцитов мыши умирали в течение двух-трех минут, а кролики жили после укола минут пять-шесть. Как выяснил Шоукрос, сроки могли незначительно варьироваться в зависимости от места инъекции.