Страница 115 из 125
— Агитснаряд, — прокомментировал очевидный факт 2909-й, а 2911-й вылез из окопа, подобрал один листок и спрыгнул обратно.
— То же, что на той неделе, — сообщил он, разглаживая сырую рисовую бумагу.
2910-й заглянул ему через плечо. 2911-й оказался прав. Неизвестно по какой причине Враг никогда не направлял свою пропаганду на УЖОСов — хотя ни для кого не было секретом, что умение читать входило в число инстинктивных навыков, вкладываемых в сознание УЖОСов. Вся пропаганда велась на людей и в основном напирала на отвращение, «которое должен испытывать каждый человек, вынужденный терпеть возле себя нежить, все еще воняющую химикалиями». Про себя 2910-й думал, что Враг мог бы добиться и лучших результатов, по крайней мере в отношении лейтенанта Кайла, если бы в листовках упор делался не на этот аргумент, а, скажем, на секс. Кроме того, создавалось впечатление, что Враг сильно преувеличивает число людей в лагере…
С другой стороны, насчет числа людей в лагере ошибалась и армия. Все, кроме нескольких посвященных генералов, были уверены, что людей в лагере только двое…
Он победил на Всеамериканских играх. Как давно это было! И даже тогда ни один тренер, ни один спортивный журналист не сравнивал его сложение с телом УЖОСа. А он уже показал себя талантливым и притом честолюбивым журналистом… Сколько людей, даже с помощью хирургии, могли бы подойти?..
— Как думаешь, он видит что-нибудь? — это 2911-й спрашивал у 2909-го. Оба следили за парящим над лагерем орнитоптером.
Орнитоптер мог делать все, что могла бы птица, — разве что не умел нести яйца. Например, машина могла в буквальном смысле сесть на проволоку. Парить, используя восходящие потоки воздуха, — как стервятник, или пикировать — как коршун. А КПД машущих крыльев был весьма высок — что позволяло за счет уменьшения веса батарей сэкономить приличный запас веса для объективов и телекамер. Эх, сейчас смотреть бы на экран в КП, а не высовывать башку из липкой грязи (говорят, во флоридских болотах испытывали модель со стебельчатыми, как у краба, глазами, но стебельки постоянно поражались грибком…).
Словно в ответ на невысказанное желание раздался голос 2900-го:
— Эй, 2910-й! Ну-ка, живее — Он требует нас на КП!
Когда 2910-й говорил «Он», то всегда имел в виду Бога; но для 2900-го «Он» — это был лейтенант Кайл. Без сомнения, именно поэтому 2900-го и назначили взводным. Конечно, сказалась и иррациональная престижность круглого числа… 2910-й выбрался из траншеи и, пригнувшись, побежал за 2900-м. Тут бы, конечно, нужны ходы сообщения; но до них пока как-то не дошли руки.
Перед Бреннером на столе кто-то лежал (2788-й? Вообще похож, но наверняка сказать трудно). Шрапнель — или осколочная граната.
Бреннер не поднял глаз на вошедших, но 2910-й видел, что его лицо все еще белое как бумага, от страха — хотя атака кончилась добрых четверть часа назад.
2910-й и 2900-й, проигнорировав представителя БСС, отдали честь лейтенанту Кайлу.
Командир роты улыбнулся.
— Вольно, УЖОСы. Как в вашем секторе?
2900-й ответил:
— Все в порядке, сэр. Пулеметчик срезал троих, 2910-й — еще двоих. Так себе была атака, сэр.
Лейтенант Кайл кивнул.
— Я так и думал — вашему взводу пришлось легче всех, 2900-й. Поэтому я и решил послать вас сегодня в дозор.
— Слушаю, сэр.
— Придаю вам Пиноккио. Я подумал, вы захотите пойти сами и прихватить команду 2910-го.
Лейтенант взглянул на 2910-го.
— В вашем отделении все целы, верно?
— Да, сэр, — 2910-му стоило больших усилий сохранить лицо бесстрастным. Ему хотелось сказать — не посылал бы ты меня, Кайл! Я ведь человек, как и ты, а дозор — это для рожденных в пробирке, для созданий, чьи кости заменяет нержавеющая сталь, для созданий, не имеющих родных и не знавших детства… для таких созданий, как мои друзья.
И 2910-й добавил только:
— Нашему отделению повезло больше всех в роте, сэр.
— Ну и прекрасно. Будем надеяться, что удача вас не оставит и впредь, 2910-й, — Кайл вновь взглянул на 2900-го. — Я поднял орнитоптер и заставил его проделать все возможное и невозможное — в том числе гонял его под кронами; он у меня разве что не бегал, как цыпленок, вокруг лагеря. Я ничего не обнаружил, и огня он не привлек, так что, думаю, у вас все будет в порядке. Вы обойдете лагерь вокруг, не покидая зоны минометной поддержки. Вопросы есть?
2900-й и 2910-й только вскинули пальцы к каскам, четко развернулись и вышли. 2910-й чувствовал, как пульсирует артерия на шее; он на ходу незаметно сжал и разжал кулаки.
— Как думаешь, поймаем кого из этих? — спросил 2900-й.
Этот тон был для него довольно необычным — чересчур панибратским. Но перед боем 2900-й позволял себе простой товарищеский тон.
— Думаю, да. У командира никак не было времени на серьезную разведку. Все, в чем он мог убедиться по-настоящему, — это что Враг отвел главные силы… По крайней мере на это я надеюсь.
(Чистая правда, подумал он. Потому что хороший бой мог бы закруглить дело и я бы наконец убрался отсюда.) Раз в две недели прилетал вертолет. Привозил припасы и, если было нужно, пополнение. А кроме того, корреспондента. В каждом рейсе. Тот интервьюировал командиров посещаемых лагерей. Репортера звали Кейт Томас — и последние два месяца это был единственный человек, при котором 2910-й мог сбросить маску УЖОСа.
Уезжая, Томас забирал из-под матраса 2910-го исписанные листки. И всякий раз умудрялся найти укромный уголок и хоть минутку поговорить с 2910-м наедине. 2910-й просматривал свою почту и возвращал ее Томасу. По правде сказать, его несколько смущало, что более старший репортер смотрел на него с выражением, которое можно было бы описать как преклонение перед героем.
Я могу отсюда выбраться, напомнил он себе. Написать все и сказать Кейту, что мы готовы использовать письмо…
2900-й скомандовал:
— Ступай к отделению. Я за Пиноккио — собираемся у южных ворот.
— Слушаюсь.
2910-му вдруг захотелось рассказать кому-нибудь, пусть хоть 2900-му, про письмо. Оно было у Кейта Томаса… не письмо, собственно, а записка без даты, но она была подписана знаменитым генералом из штаба корпуса. Без всяких объяснений предписывалось освободить рядового номер 2910 от его служебных обязанностей и передать во временное распоряжение мистера К. Томаса, аккредитованного военного корреспондента. И Кейт применил бы письмо — стоило только попросить. Кстати, в последний приезд Кейт и сам хотел сделать это.
…2910-й не помнил — не заметил, — чтобы кто-то отдал команду, но взвод уже строился. Под дождем, на раскисшей глине, УЖОСы двигались почти так же четко, как на плацу в яслях. Он скомандовал «вольно» и, объясняя задачу патрулирования, рассматривал ребят. Оружие, как всегда, в безупречном состоянии, несмотря на жару; выправку массивных тел не назвать иначе как безукоризненной, а форма настолько чиста, насколько это вообще возможно в этих проклятых джунглях. Быки, настоящие быки с автоматами, гордо подумал он и гаркнул:
— Включить наушники!
И сам щелкнул выключателем на своем шлеме. Теперь 2900-й соединял его, взвод и Пиноккио в единую тактическую единицу. Новый приказ — УЖОСы с быстротой, говорившей о долгих часах и днях тренажа, сомкнулись в походный порядок вокруг Пиноккио; перекрывавшую южные ворота проволоку убрали, и дозор вышел из лагеря, на ходу перестраиваясь.
С убранной турелью роботанк имел в высоту всего три фута, зато в длину он был как три средние автомашины, из-за чего издалека сильно смахивал на железнодорожную платформу. Благодаря небольшой ширине Пиноккио легко проскальзывал среди могучих стволов в джунглях, а мощные гусеницы втаптывали в землю бамбук, подлесок и молодые деревца. Но силу его телу давали эластичная пластоорганика и металлокерамика, и потому Пиноккио не рычал и не гремел, как старые танки с человеческим экипажем, а только еле слышно гудел да шуршал, раздвигая заросли. Когда же не мешал подлесок, Пиноккио двигался тише больничной каталки.