Страница 18 из 52
Мой мозг лихорадочно работал.
– Ну, МакКойл, я жду.
Выбора у меня не было, приходилось блефовать, но и ошибаться было нельзя.
– Не надо ждать, профессор, просто поведайте мне о Ваших связях с ЦРУ.
– Ха-ха-ха Это все, что Вам нужно?
– Ладно Вам, Магнус. Тридцать лет назад они вытащили Вас из России, и не надо мне говорить, что Вы не поддерживаете с ними контакт. Это было бы неприлично.
Он снова засмеялся, и я, чувствуя, что он вот-вот расколется, пошел ва-банк:
– А Ваша университетская кафедра биологии, не хотите мне рассказать, кто ее финансирует?
Задавая этот вопрос, я постарался вспомнить тон, которым допрашивал свидетеля в зале суда я бы хотел, чтобы он чувствовал себя обвиняемым.
Магнус ответил через несколько секунд:
– Знаете, МакКойл, нам совершенно необходимо действовать заодно, а не быть соперниками – Я попал в цель.
– Полностью согласен; тем более, это повод припереть Вас к стенке.
– Хорошо, – неохотно согласился он. Прежде всего, Вы правы: именно Стейнер через подставные компании финансирует мои исследования в области прикладных биотехнологий. Взамен он имеет доступ ко всем результатам моих изысканий, даже самых секретных.
– Продолжайте.
– Параллельно с должностью профессора я занимаюсь исследованиями для Cell Research Therapeutics.
– Но зачем? Я думал, Вы враждебно относитесь к идее евгенического клонирования, которую продвигал Стейнер.
– Все так, но я еще и ученый, посвятивший всю свою жизнь биологическим изысканиям, а мы в настоящее время живем в эпоху, чрезвычайно богатую на открытия.
– Не уверен, что понял Вас.
– Я только хочу сказать, что не могу наступать на горло своим интеллектуальным способностям, это было бы не достойно моего статуса ученого. Я хочу полностью отдаться исследованиям, но, чтобы работать с приемлемых условиях, нужны деньги, выдающаяся команда и техника. Cell Research Therapeutics может мне все это предоставить. Это общество занимается частными изысканиями, не зависящими от федеральных фондов, никому не подотчетными, что дает большую свободу.
– Свободу проводить запрещенные эксперименты! перебил его я. Свободу применить на практике все существующие возможности клонирования человеческого тела. Вы великий лицемер, Магнус, и не сможете долго сдерживать огонь, который решились зажечь, чтобы осветить ночь.
– Успокойтесь и умерьте свой пыл, мальчик мой! откликнулся Джемерек, не любивший, когда с ним разговаривали подобным тоном. Как бы то ни было, эти эксперименты будут продолжаться с моим участием или без оного, и, значит, лучше, чтобы за ними следило шпионское око.
– Шпионское око?
– Если позволите мне закончить, дав еще тридцать секунд, Вы все узнаете.
– Валяйте.
– Вы должны понять, что таков лучший способ наблюдать и быть в курсе последних технических достижений, а также знать намерения тех, кто их внедряет.
Я был потрясен откровениями Магнуса, пусть даже я не впервые испытал болезненное разочарование, которое иногда сопровождает поиски правды.
– А еще у Вас есть для меня какие-нибудь новости из этой сферы?
– Боюсь, что да, Тео. Вы когда-нибудь слышали о «генах преступности»?
– Боюсь, их не существует.
– На деле, эта тема вновь стала исследоваться несколько лет назад: речь шла о попытках объяснить агрессивное поведение нескольких преступников без учета тех социальных условий, в которых они росли, и их окружения; важны были именно доставшиеся им по наследству гены.
– Если я Вас правильно понял, преступниками не становятся, а рождаются?
– Хм Все немного сложнее. Скажем так: нам уже удалось выявить некоторые гены, наличие которых вызывает предрасположенность к насилию, алкоголизму, неврозам или извращениям, но необходимо продолжать поиски, чтобы получить безусловные результаты и обнаружить и другие гены.
– Вы отдаете себе отчет, какие драматические последствия могут иметь подобные утверждения? возразил я, подумав о некоторых заявлениях политиков, для коих генетика являлась лучшим способом упразднить любую социальную помощь (бесполезно помогать беднякам и безработным ведь это их собственные «дурные» гены ответственны за то, что они оказались в столь бедственном положении или вылетели с работы).
– Конечно, понимаю, – ответил Джемерек, начинавший горячиться, слушая мой урок морали. Поэтому-то, проводя подобные исследования, нужно крайне осторожно делать выводы.
– ОК, профессор, но как это связано с нашими теперешними проблемами?
– Я подхожу к этому. Чтобы придать больше веса и значения этим работам, Cell Research Therapeutics несколько месяцев назад приступил к очень необычному исследованию. Как бы это получше сказать некто из преступного мира, чьи действия выходили за обычные рамки, заинтересовал компанию, решившую изучить его гены.
– Заключенный? наугад спросил я, подумав, что тюрьмы переполнены преступниками, чьи гены легко можно изучать подобному тому, как сегодня исследуют психологию некоторых невменяемых.
– Я говорю о ком-то действительно исключительном, почти не-человеке. С его последним словом лицо Джозефа Моми жестоко и болезненно ворвалось в мой мозг.
Несколько мгновений я молчал. Джемерек, понимая, какой шок вызвали его слова, принялся рассказывать дальше.
– Стейнер стремился заполучить Моми в свои руки прежде ФБР, иначе любые генетические исследования оказались бы запрещены. Для достижения своей цели он создал что-то вроде частной полиции, которая шла по следам этого психопата несколько месяцев и добилась успеха раньше, чем ФБР.
– Это невозможно частная полиция не сможет конкурировать с секретными службами в таком государстве, как США.
– Вполне возможно, если речь идет о частном случае, – отозвался Джемерек. Стейнер отправил всех своих людей по следу Моми, они преследовали его двадцать четыре часа в сутки.
Постепенно рассветало.
– И они действительно в конце концов взяли его?
– Да, схватили, и мы получили для исследования образцы клеток его кожи.
– А потом? Что с ним сделали?
– Мне не говорили. Передать копам они его не могли: это бы слишком сильно их скомпрометировало.
– Но отпустить его они тем более не могли?
– Да. Должно быть, они колебались между желанием убрать его и включить в свою команду «чистильщиков». То, что мы видели недавно, говорит в пользу второго решения.
– Они заключили с ним контракт? Это слишком рискованно, если учесть, насколько он неуправляем.
– Не знаю. Разумеется, он останется объектом их научных экспериментов. Вероятно, Моми утратил возможность быть таким же независимым, как прежде.
– Просто не верится! Но хотя бы не говорите мне, что все сотрудники Cell Research Therapeutics в курсе
– Никто ничего не знает, Тео, никто. Даже я узнал эту информацию благодаря стечению обстоятельств: однажды ночью, оставшись в лаборатории в одиночестве, чтобы закончить работу, я увидел двух человек, толкавших каталку. Один из них попросил меня взять образец клеток у человека, лежавшего на ней, и подвергнуть генетическому анализу.
– И Вы послушались?
– Того коротышку, который отдал мне приказ, звали Уильям Стейнер. Тогда я впервые говорил с ним и вообще видел его во плоти.
В последние дни у меня появилось ощущение, что я быстро выхожу из состояния летаргии, в котором до этого пребывал три года подряд, как будто новая кровь вдруг побежала у меня по венам. Нападение Моми только усилило это ощущение: уже прощаясь с жизнью, я вдруг с удивлением обнаружил, насколько благостным является сам шанс остаться в живых. Я снова испытывал наслаждение от того, что могу дышать утренним воздухом, однако признание Магнуса привело меня к следующему выводу: если мы хотим выйти из этой истории невредимыми, каждому из нас необходимо приложить максимум своих интеллектуальных, физических и, главное, моральных усилий. Ввиду возможных драматических последствий этого дела, следует принять определенные меры. Придя к такому выводу я, следуя закону, устроился в кабинете и набросал что-то вроде завещания, в котором пожелал передать в дар государству свой дом в случае, если мне придется умереть с тем, чтобы его превратили в дом отдыха или досуговый центр для «трудных» подростков.