Страница 3 из 156
Повести «Белый камень Эрдени» Геннадия Николаева и «Старуха с лорнетом» Олега Тарутина переводят фантастическую условность в полусказочный или откровенно сказочный план. Достаточно было Борису Митрохину проглотить конфетку с неведомым снадобьем, которую он получил от симпатичной старушки, как он почувствовал бурный прилив сил и скрытые в себе небывалые возможности, заложенные в каждом нормальном человеке, но полностью не реализуемые. В юмористическом тоне, на примерах из повседневного быта, как бы иллюстрирующих эту мысль, автор затрагивает очень серьезную проблему. До сих пор Олега Тарутина знали как поэта, а теперь будут знать и как одаренного прозаика.
Г. Николаев соединяет легенду с действительностью. Искусно стилизиррванное бурятское сказание о поющем «белом камне Эрдени», способном «смешивать тысячи веков», неожиданно получает подтверждение во время туристского похода в долину горного озера, на дне которого будто бы скрыт чудодейственный камень, упавший когда-то с неба. Повесть полна приключений, о которых поочередно рассказывают все пять персонажей. В какой-то момент, совпавший с пробуждением сейсмической активности, они словно бы отброшены назад во времени и превратились в первобытных пещерных людей. Поведение каждого соответствует его темпераменту, преобладающим признакам генотипа. «Сквозь века в разных телесных оболочках, — утверждает автор устами одного из героев, — передается одна и та же человеческая суть».
Нравственный урок ненавязчиво вытекает из самого замысла: человек должен уметь преодолевать темные инстинкты, оставшиеся от далекого прошлого, — только тогда он становится Человеком. Эта оригинальная повесть создана писателем, до сих пор выступавшим в реалистических жанрах.
Вадик Шефнер не раз заявлял, что видит в фантастике продолжение поэзии иными средствами: «Сказочность, странность, возможность творить чудеса, возможность ставить героев в невозможные ситуации — вот что меня привлекает». Все это причудливо воплощается в рассказе «Записки зубовладельца». Нагромождение нелепых случайностей соединяет приметы ленинградского быта 30-х годов с «городской» сказкой, забавный сюжет — с «философскими» раздумьями рассказчика, простодушного чудака, в действительности не столь уж наивного, каким он хочет казаться. И эта балансировка на грани юмора и серьезности придает обаяние иронической прозе поэта.
Пародийно-шутливые, лукаво-насмешливые новеллы принесли популярность Илье Варшавскому. Новелла «Сумма достижений», оставшаяся в архиве покойного писателя, публикуется здесь впервые.
В текст органически входят цитаты из «Преступления и наказания».
В последних строках новеллы выясняется, что изобретение иллюзионного аппарата и «эффект участия» героя в романе Достоевского — плод больного воображения, а точнее — остроумная пародия на неумелых фантастов, отрабатывающих отработанные сюжеты.
Таково в общих чертах содержание очередного сборника фантастики, который мы предлагаем вниманию читателей.
Аркадий и Борис Стругацкие
[Предисловие к повести «Жук в муравейнике»]
Более двадцати лет назад повестью «Полдень, XXII век» мы начали цикл произведений о далеком будущем, каким хотели бы его видеть. «Попытка к бегству», «Далекая Радуга», «Трудно быть богом», «Обитаемый остров», «Малыш», «Парень из преисподней»… Время действия всех этих повестей, написанных в разные годы, — XXII век, а их главные герои — коммунары, люди коммунистической Земли, представители объединенного человечества, уже забывшего, что такое нищета, голод, несправедливость, эксплуатация. «Жук в муравейнике» — последняя (пока) повесть этого цикла. Тематически она продолжает повесть «Обитаемый остров». Здесь действуют те же герои — Максим Каммерер и Рудольф Сикорски, — но они теперь стали на два десятка лет старше, и они уже не Прогрессоры — специалисты по ускорению развития отсталых инопланетных цивилизаций, они — сотрудники Комиссии по контролю, КОМКОНа, наблюдающей за тем, чтобы наука в процессе бурного развития своего не нанесла ущерба человечеству Земли.
Аркадий и Борис Стругацкие
Жук в муравейнике
В 13.17 Экселенц вызвал меня к себе. Глаз он на меня не поднял, так что я видел только его лысый череп, покрытый бледными старческими веснушками, — это означало высокую степень озабоченности и неудовольствия. Однако не моими делами, впрочем.
— Садись.
Я сел.
— Надо найти одного человека, — сказал он и вдруг замолчал. Надолго. Собрал кожу на лбу в сердитые складки. Фыркнул. Можно было подумать, что ему не понравились собственные слова. То ли форма, то ли содержание. Экселенц обожает абсолютную точность формулировок.
— Кого именно? — спросил я, чтобы вывести его из филологического ступора.
— Лев Вячеславович Абалкин. Прогрессор. Отбыл позавчера на Землю с полярной станции Саракша. На Земле не зарегистрировался. Надо его найти.
Он снова замолчал и тут впервые поднял на меня свои круглые, неестественно зеленые глаза. Он был в явном затруднении, и я понял, что дело серьезное.
Прогрессор, не посчитавший нужным зарегистрироваться по возвращении на Землю, хотя и является, строго говоря, нарушителем порядка, но заинтересовать своей особой нашу комиссию, да еще самого Экселенца, конечно же, никак не может. А между тем Экселенц был в столь явном затруднении, что у меня появилось ощущение, будто он вот-вот откинется на спинку кресла, вздохнет с каким-то даже облегчением и проворчит: «Ладно, извини. Я сам этим займусь». Такие случаи бывали. Редко, но бывали.
— Есть основания предполагать, — сказал Экселенц, — что Абалкин скрывается.
Лет пятнадцать назад я бы жадно спросил: «От кого?», однако с тех пор прошло пятнадцать лет, и времена жадных вопросов давно миновали.
— Ты его найдешь и сообщишь мне, — продолжал Экселенц. — Никаких силовых контактов. Вообще никаких контактов. Найти, установить наблюдение и сообщить мне. Не больше и не меньше.
Я попытался отделаться солидным понимающим кивком, но он смотрел на меня так пристально, что я счел необходимым нарочито неторопливо и вдумчиво повторить приказ.
— Я должен обнаружить его, взять под наблюдение и сообщить вам. Ни в коем случае не пытаться его задержать, не попадаться ему на глаза и тем более не вступать в разговоры.
— Так, — сказал Экселенц. — Теперь следующее.
Он полез в боковой ящик стола, где всякий нормальный сотрудник держит справочную кристаллотеку, и извлек оттуда некий громоздкий предмет, название которого я поначалу вспомнил на хонтийском: «заккурапия», что в точном переводе означает — «вместилище документов». И только когда он водрузил это вместилище на стол перед собой и сложил на нем длинные узловатые пальцы, у меня вырвалось:
— Папка для бумаг!
— Не отвлекайся, — строго сказал Экселенц. — Слушай внимательно. Никто в комиссии не знает, что я интересуюсь этим человеком. И ни в коем случае не должен знать. Следовательно, работать ты будешь один. Никаких помощников. Всю свою группу переподчинишь Клавдию, а отчитываться будешь передо мной. Никаких исключений.
Надо признаться, это меня ошеломило. Просто такого еще никогда не было. На Земле я с таким уровнем секретности никогда еще не встречался. И, честно говоря, представить себе не мог, что такое возможно. Поэтому я позволил себе довольно глупый вопрос:
— Что значит — никаких исключений?
— Никаких — в данном случае означает просто «никаких». Есть еще несколько человек, которые в курсе этого дела, но поскольку ты с ними никогда не встретишься, то практически о нем знаем только мы двое. Разумеется, в ходе поисков тебе придется говорить со многими людьми. Каждый раз ты будешь пользоваться какой-нибудь легендой. О легендах изволь позаботиться сам. Без легенды будешь разговаривать только со мной.