Возвращение

     Лена вышла из транса и взглянула на Плещеева так, как если бы увидела его первый раз в жизни.

     Аксиньино, десять лет назад

     - Господин профессор, не извольте беспокоиться, все сделаю в лучшем виде! – подполковник Плещеев так и стелился перед космическим гостем. Его собеседник, аграф, выпускник Имперского университета по кафедрам ноомедицины и ксенобиологии, профессор Кораф снисходительно покачивал головой.

     - Славно, славно… Есть еще вопросы, серв Герман?

     - Никак нет, господин профессор.

     - Очень жаль, серв Герман, очень жаль. Неужели рабский имплант напрочь отшиб тебе последние крохи интеллекта? – Кораф стрельнул глазами в сторону своего ассистента. Тот подобострастно хихикнул. – Ты должен знать, серв Герман, что всякий метод… - Кораф поднял вверх свой тонкий холеный пальчик.

     - … работает только тогда, когда известны его границы! – тут же продолжил ассистент.

     - Именно так, ассистент Греаз! Об этом ты должен был спросить меня, серв Герман! «Каким образом я, необразованный и неученый дикарь, узнаю, работает имплант подчинения на новом серве, или нет?» А не уверять нас в своем усердии и преданности. Наши методы подавления воли не всесильны. Они работают тем лучше, чем более объекты воздействия удовлетворяют параметрам нормативной кроссрасовой выборки К-283, то есть, Контроль, версия двести восемьдесят три. Я вижу испуг в твоих глазах, серв. Нет, тебе не придется изучать базы по ноомедицине и отрабатывать знания на тренажерах. Мы оставим тебе один маленький прибор. Ассистент Греаз!

     Тот шмыгнул к шкафу и достал прибор, формой и размером напоминавший лазерную указку и даже, отчасти, исполнявший ее функцию.

     - Позови серва Ивана!

     - Ваня, зайди! – крикнул Плещеев.

     В комнату вошел молодой человек в камуфляжной форме. Телосложением и лицом он напоминал персонажа артиста Дюжева.

     - Серв Герман! Возьми прибор. Нажми на кнопку, она тут одна, не перепутаешь, и наведи это красное пятнышко в район головы серва Ивана. Видишь, горит лампочка-индикатор? Какой цвет?

     - Зеленый, господин профессор!

     - Отлично, серв Герман! Теперь прикажи серву Ивану покинуть помещение.

     - Ваня, свободен.

     - Так вот, имплант серву Ивану установлен, и работает штатно! Именно этот отклик кодируется зеленым цветом. Есть еще два. Оранжевый означает, что имплант установлен, но не функционирует, степень исправности показывается оттенком цвета – от желтого, означающего мелкие неполадки, до красного. Темно-красный цвет означает, что имплант либо не установлен вовсе, либо не откликается даже на базовые контрольные сигналы. Но даже желтый сигнал неприемлем, по крайней мере, в рамках твоего задания. Серв, на котором тестер дает любой сигнал, кроме зеленого, подлежит немедленной ликвидации. Ты понял меня, серв Герман?

     - Так точно, господин профессор!

     «А ведь ты самоутверждаешься, «господин профессор», на нас, дикарях!» - подумал Плещеев. – «Что же, девушки тебе не дают, или еще какие проблемы? Ну, будем иметь в виду. Любая слабость начальника – бесценный клад для подчиненного».

     - Бойцов проверять тестером регулярно, лучше всего – ежедневно. Опасность не в том, что серв выйдет из подчинения, а в том, что его поведение может стать непредсказуемым. Особенно в случае вас, дикарей. Поэтому, вот и проверим. Конечно, по логу медкапсулы, мы знаем о тебе все, серв Герман, но вдруг за прошедшие несколько дней что-то изменилось? …

     Плещеев застыл, стараясь, чтобы ни один мускул не дрогнул на его лице.

     - …нажимаем на кнопочку, наводим, … О, цвет зеленый! Что и требовалось доказать.

     Высокомерные аграфы не обратили внимания на капельки пота, выступившие на лбу Плещеева.

     - Теперь по уровню доступа к лаборатории. Шкафы и саму лабораторию мы запирать не будем. Войти в нее может только тот, кому установлена нейросеть Содружества. Из местных – это только ты. Мы не знаем, кому может понадобиться экстренный доступ. Если же сюда доберется кто-то из наших противников, нам уже будет не до лаборатории, скорее всего. Хотя и никаких следов, ведущих непосредственно к нам, мы не оставляем. На случай физического или психического воздействия на тебя или твоих бойцов поставлена реакция – смерть от сердечного приступа с немедленной самоликвидацией импланта. Ты – единственный из дикарей, кто будет об этом знать. Стазис-капсулы, впрочем, ты будешь шифровать. Алгоритм генерации пароля вшит в твою нейросеть. Так что, в итоге: любой носитель нейросети может войти и забрать стазис-капсулы. А на базе мы введем правильный пароль и вскроем их. На этом все. Жди нас через один-полтора местных года.

     Аксиньино, пять лет назад

     Полковник Плещеев с замиранием сердца подошел к двери секретной лаборатории, располагавшейся в подвале неприметного домика, скрытого в неухоженных зарослях заброшенной еще со сталинских времен усадьбы. Сегодня – решающий эксперимент. Хакер Гоша, наконец, разобрался в меню ручного управления медкапсулой. Найдены и описаны все режимы изъятия и установки нейрокомпонент. Для этого пришлось пойти на риск. Гоша не имел в своей талантливой голове никаких имплантов. Ведь немедленная смерть грозила не только тому, кто попал в плен и на допрос. Но и тому, кто покусится на любые несанкционированные действия с оборудованием аграфов. Вначале, конечно, боль, она должна остановить того, кто совершил нечто запрещенное по ошибке. Далее боль нарастает, наиболее упорным уготована смерть. Но что же с самим Плещеевым? Почему имплант разрешает ему больше, чем остальным? Это вопрос занимал полковника с того памятного дня, когда профессор Кораф неожиданно проверил его портативным нейротестером.

     Действительно, нейросеть и имплант подчинения Плещеев получил за неделю до дня расставания с внеземными хозяевами. Следом за ним через медкапсулу прошли все бойцы его нелегального вооруженного «коллектива», перевербованного, большей частью из бригад братков, либо частных детективных контор, где служили отставники из органов. Более пятидесяти человек. И еще пять тысяч имплантов оставили Плещееву хозяева, на всякий случай. Жизнь криминального наемника коротка. Требовался резерв для восполнения выбывших кадров.

     Неделя ушла у Плещеева на то, чтобы окончательно убедиться, что имплант действует на него иначе, чем на других. Втайне от хозяев он подводил то одного, то другого бойца к шкафам с резервным оборудованием, которое аграфы оставили для своих нужд; открывал меню медкапсулы (базовое тестирование на интеллектуальный индекс, входившее в список обязанностей Плещеева, запускалось аппаратной кнопкой, вход в меню для этого не требовался). Все, как один, жаловались на нестерпимую головную боль. Все, кроме Плещеева. Он уже начал думать, что процедура установки прошла со сбоем и, конечно, не спешил уведомлять об этом хозяев. Он так и так собирался хранить им лояльность. О том же, чтобы сообщить своему руководству по ФСБ о вопиющей угрозе национальной безопасности, и вовсе не было речи. У Плещеева к этому времени созрел совсем другой план. Профессор – самовлюбленный индюк, его беспокоит только личная карьера. Его ассистенты – простодушные «научники». Никого из имперских ищеек, о которых, невольно понижая голос, упоминали члены экспедиции, он в ее составе не учуял. Обоснованно полагаясь в этом на свою профессиональную интуицию и видимую невооруженным глазом «конвергенцию» - сходство культурных и психологических профилей землян и пришельцев. Значит, судьба дает ему шанс, который грех не использовать, невзирая на любые риски. Слишком заманчив приз – карьера в Содружестве.

     По начальной базе о Содружестве, которая шла в комплекте с нейросетью, Плещеев, выпускник МГУ по двум специальностям – философии и психологии, давно составил для себя некоторое представление о том, что за люди (и в частности, и обобщенно, как гуманоиды) там живут. Высокие технологии у них сочетались с архаичной ментальностью. Как если бы готы и лангобарды внезапно освоили гиперпрыжок и протонные пушки. Край непуганых идиотов, решил для себя Плещеев и стал выстраивать стратегию манипуляции этими наивными существами. Технике же манипуляции будущий полковник и генерал учился к тому моменту без малого тридцать лет, с тех самых пор, когда первокурсник философского факультета начал свою стремительную комсомольскую карьеру. Тогда же он начал по крупицам собирать свое бесценное знание. Начиная с логики аргументации. Как интересно: вопреки марксистско-ленинскому учению, для доказательства истинности своего утверждения достаточно лишить оппонента возможности это утверждение оспаривать. А как именно надо правильно его лишать, Плещеев стал учиться уже на другом факультете. Выяснилось, что у каждого человека есть в картине мира узкие, проблемные места, темы, о которых он не может рассуждать непредвзято. В споре с таким человеком достаточно выстроить некое вполне безобидное суждение, касающееся такой темы. Вплоть до самых отстраненных, типа разведения кроликов в графстве Суссекс. Человек не будет его оспаривать, во-первых, незачем (пока), во-вторых, оно слишком значимо, болезненно, чтобы оспаривать. Далее на таком суждении можно выстроить целый логический плацдарм, в конце концов подведя к нужному тезису. И вот, мышеловка захлопнулась. В попытке дать достойный отпор, оппонент логически вернется к основанию выстроенной пирамиды и в ужасе умолкнет. Цель достигнута без малейшего намека на вранье и передергивание. Оппонент сам загнал себя в ловушку.