Записки промышленного шпиона

Черные, будто обугленные, водоросли вновь удивили меня. Их черные обрывки местами устилали все дно. Я покрутил головой, не видно ли где того шара? Но шара не увидел. Зато гиблых водорослей сколько угодно – везде я видел черные пятна.

Нырнув, я подхватил черный стебель, он неожиданно легко сломался в моей руке, развалился на множество плоских пластинок. Я мог размять любую из этих водорослей, столь крепких на вид, в пыль – никакого сопротивления под пальцами. Вместо этого я сунул несколько обрывков в пластиковый мешок. Чем-то они мне не нравились. Пусть Берримен поломает голову над их видом. Или Кирк Отис. Ему полезно отвлекаться иногда от глоубстера и от выпивки.

Ориентировался я по компасу, но мне здорово помогали прожектора. Иногда я шел в пучке света, как по подводному коридору. Это волновались наверху охранные службы Бастли, не желавшие видеть на материке незваных островитян. Газеты давно отучили людей от сочувствия. Жители материка твердо знали: адентит – смерть, островитяне – разносчики адентита. Ничто другое значения не имело.

В общем, я без особого труда добрался до каменного козырька, нависающего над подводной бездной. Только глянув вниз, я осознал, что такое настоящая тьма.

Повиснув над бездной, я автоматически просчитал задание.

Найти катер, сфотографировать его, попасть на склад лаборатории Гардера, выкрасть пробы… Конечно, Джек прав, задание не из самых сложных, но адентит!.. Мне ведь придется прикасаться к останкам глоубстера, из-под ножа будет лететь ледяная крошка… Может быть возбудитель адентита и впрямь уже потерял силу, но я не мог знать этого точно… К 2021 году, вспомнил я пророчества багамского папируса, людям не придется работать… Почему?.. Болезнь, «подаренная океаном», убьет к тому времени «смешанную» расу или еще что-нибудь такое произойдет?..

К черту!

Я знал свою особенность – отвлекаться в сложные моменты на некие общие рассуждения – и вовремя взял себя в руки.

Вода в проливе была прозрачной, лунный свет неярко пронизывал ее плоские фосфоресцирующие слои, я лишь пару раз воспользовался фонарем.

Тьма.

Тени.

Блики – рассыпающиеся, гаснущие…

Я опять чуть не натолкнулся на вдруг появившуюся из смуты металлическую мачту, так точно я вышел к рассчитанному месту.

Круто направил луч фонаря вниз.

Кремовое пятно света прошлось по ржавому борту, покрытому четким кружевом водорослей. Руины храма, не судно… Руины храма, печально украшенные густыми страшными разводами ржавчины… Печальное зрелище – затонувшее судно, особенно, когда оно пролежало под водой не один год, а снизу его подтопило чужой горючкой или чем-то там еще, окончательно прирастив к каменистому грунту.

Я повел фонарем, и луч света уперся в блеснувший борт бронекатера. 

V-30. 

Судя по всему, черная вязкая лужа вытекла из его танков, хотя я не видел пробоин. Возможно, они в днище, возможно, катер получил пробоины при ударе о донные камни. Жирная вязкая масса заполнила все расселины. Найдись там, на каменном козырьке, какая-нибудь канавка, вся эта дрянь давно бы стекла вниз, в бездну, откуда ничто никогда не возвращается.

Я нырнул.

Заложило уши.

Неэкономично работать на большой глубине, следовало торопиться. Глянув на указатель давления, я приготовил камеру.

Общий вид. Борт бронекатера с номером. Просто номер. Мертвые водоросли. Каменный козырек. Ржавые металлические руины. Жирная вязкая масса, подтопившая проеденный ржою борт. Снова катер.

По тому, как меня выталкивало наверх, я понял – баллоны наполовину пусты. И хорошо, если наполовину.

Ладно. Мне не придется больше нырять. В бухте я вообще выберусь из воды. Там будет прохлада морозильников, там будет другой страх, другая тревога.

Я холодно прикинул шансы.

Берримену нет смысла посылать меня на верную смерть. Я нужен ему с пробами и с фотографиями, я нужен ему живой. Когда-то он вытащил меня из лап смерти в Бэрдокке, мы хорошо прикрывали друг друга в Итаке, в деле с экспертом, в деле с малайскими террористами, – да, я нужен ему живой. Тем не менее, он послал меня в морозильник, и я отплачу ему такой же любезностью. Если я вернусь, если я побываю в морозильнике, но вернусь, я непременно пожму Берримену руку.

Обязательно пожму, злорадно решил я. Прежде, чем принять душ, прежде, чем смыть с себя грязь и усталость, я пожму Джеку руку…

Странного помощника подыскал себе Джек. Я не верил Отису, он вызывал во мне почти инстинктивное недоверие.

Я понимал, что такие люди, как Отис, несомненно, более полезны, чем множество других самых разных людей, чем тот же Нестор, к примеру, но Отис меня отталкивал. Да, ненависть не худший двигатель, но Отис не умеет себя контролировать. Да, честолюбие тоже не самый худший двигатель, но Отис слишком часто бывает слеп. Он опасен для окружающих. Он ненавидит Мелани за то, что глоубстер оказался в ее руках, он ненавидит шерифа за то, что тот угрожал глоубстеру, он уже ненавидит Джека за то, что тот не торопится отвезти его на материк, где он, Отис, смог бы закончить книгу об этой морской твари. А если Джек и отправит его на материк, ничем добрым это не кончится. Отис не сможет жить инкогнито, ему нужен шум. А начнись шум, рано или поздно встанет вопрос о том, как это островитянин Отис оказался на материке еще до того, как карантин на острове был снят? Газетчики до всего докопаются. Почти девять тысяч трупов, такие цифры убеждают. Понадобятся объяснения. Что скажет Отис? Какими словами вспомнит он некоего Джека Паннера, деловитого туриста, весьма увлеченно занимавшегося островной трагедией? Разве не он, Кирк Отис, добывал для него анализы трупов, закрытые сведения и всякое такое прочее? И как использовал все это Джек Паннер? И куда он, наконец, подевался?

Ладно.

Отис – проблема Джека. Я не хотел терять на него время. Я внимательно следил за неровным повышающимся дном; потом по правую руку скользнули серые вертикальные тени.

На мгновение я включил фонарь.

Сваи.

Осклизлые, уходящие вверх, обросшие ракушками сваи.

Я вошел в бухту. Собственно, я уже находился под одним из складов.

Мне повезло.

Лунный свет смутно, но пронизывал воду. Он и мешал и помогал. Так же мешали, но и помогали мне горевшие на переходных мостках фонари. Благодаря им, я быстро нашел нужный склад, добравшись до него, чуть ли не царапая животом дно, густо и страшно усеянное битыми бутылками, обрывками тросов, рваным бурым железом.

Оказавшись под складом, я взглянул на часы.

Полночь.

Охрану лаборатории Гардера несли в основном китайцы.

Не думаю, что причиной служила их более высокая сопротивляемость адентиту; скорее всего, в принципах Мелани не последнюю роль играл и этот – нанимать наиболее надежных людей. Китайцы, несомненно, без размышлений пустили бы в ход оружие, появись я над водой хоть на мгновение.

Ладно.

Я всплыл и выплюнул упругий загубник.

Под складом воздух застоялся, отдавал душной гнилью и ржавчиной.

Вот и лесенка.

Осторожно, хотя никто не мог заметить меня с мостков, я поднялся по лесенке и уперся плечом в люк.

Люк поддался.

Ничего удивительного.

Если в морозильнике действительно хранятся останки глоубстера, вряд ли найдется идиот, рискнувший бы войти туда. Страх самая надежная охрана.

В тесной комнатке-шлюзе я скинул акваланг, отстегнул свинцовый груз, оставил на поясе только нож и пластиковый мешок с термосом. Резиновые перчатки оказались очень тонкими, я боялся, что порву их, возясь с замком, но прочность перчаток превзошла все ожидания. Толкнув дверь, негромко скрипнувшую, я увидел длинный плохо освещенный коридор, заканчивающийся широкой дверью, прочно запертой снаружи. Я знал это со слов Джека и это меня устраивало. Пусть китайцы разгуливают по мосткам, внутри склада им делать нечего.

В коридоре было прохладно, металлические двери камеры обильно потели мутными каплями конденсата.

Итак, я добрался до цели.