Страница 12 из 13
- Ох, помолчи. - Она игриво похлопала его по руке. - Я не сплетница. Я рада за вас. И рада знать секрет, который больше никто не знает. Когда тебе семьдесят, радости находишь в любой мелочи. И если вам станет легче, я скоро переезжаю во Флориду жить вместе с сестрой, и увезу секреты с собой.
- От этого мне ни капли не легче, - ответил Сорен. - Я бы хотел видеть вас каждое воскресенье в церкви. Кто же скажет, что моя проповедь затянулась?
- Я справлюсь с этой работой, - ответила Нора.
- Видите? - сказала миссис Мэйвуд. - Все будет в порядке.
- Мы будем по вам скучать, - сказал Сорен. - Без вас все будет иначе.
- Без Джорджа здесь слишком одиноко.
- Вы продаете ферму? - спросила Нора.
- Отдаю ее дочерям. Скорее всего, они продадут землю и оставят дом, так что вам лучше поплавать сейчас, если хотите. Может быть последний шанс.
- Этот купальник весь день мне натирал, так что думаю можно им воспользоваться, - ответила Нора.
- Я помню, как ты прыгала бомбочкой с пирса. Однажды ты пришла без купальника, - сказала миссис Мэйвуд. - Яркие впечатления подарила мальчикам.
- Спасибо за напоминание, - ответила Нора. - Я и забыла то унижение.
- Для этого церквям и нужны старухи, - сказала миссис Мэйвуд. - Мы держим детей в узде. Вы можете остаться здесь сколько пожелаете. Я буду в доме, разбираться с посудой. И нет, ты не можешь помочь.
Миссис Мэйвуд поцеловала Нору в щеку и погладила Сорена по руке, затем прошла мимо него и вернулась в дом.
- Ну, - начал СОрен.
- Ну.
- День оказался интересным.
- Да, - ответила она кивая. – Думаю, мы можем сделать только одно.
Он вопросительно изогнул бровь. - И что же?
- Прыгнуть бомбочкой.
- Что?
- Кто последний — тот мерзкая ванилька!
Нора побежала по настилу и направилась вниз по холму к пруду. Она сдернула футболку на бегу и сбросила сандалии. Пока она сдергивала джинсы, размытое черное пятно пронеслось мимо нее, и когда она подняла глаза, в ее лицо ударила вода.
- Ах ты ублюдок, - сказала она, смахивая воду с лица. Сорен был на середине маленького пруда и ухмылялся ей. - Как ты меня обогнал?
- Кто из нас бегает по утрам пять дней в неделю, а кто нет?
- Ты до сих пор в одежде?
- Я обсохну на байке, - ответил он.
- Если будешь вести байк насквозь промокшим, спровоцируешь аварию. Ты ведь понимаешь это?
- Предлагаешь ехать голым?
- Как вариант проскочить пробку.
- Ты идешь или нет?
- Ага, иду. - Нора отбросила ногой джинсы, сделала пару шагов назад и побежала. В прыжке с разбега она бомбочкой нырнула в воду и приземлилась в футе от Сорена. Когда она вынырнула его, волосы облепили его лицо.
- Это было лишнее, - ответил он, зализывая волосы назад.
- Мы согласны, что мы не согласны, - сказала она и начала заплыв. Она давно не плавала. Она всегда любила воду, то как она ее поддерживала и одновременно окружала. Нора перевернулась на спину и посмотрела на солнце, глубоко вдохнула и ощутила аромат окружающего ее лета. Уесли... для нее он всегда пах как лето, как высыхающее на солнце белье. Но Уеса здесь не было, и впервые Сорен тоже пах как лето, как свежескошенная трава и полевые цветы и вечерняя жара над прудом.
Когда Сорен подплыл к ней, она обернула руки вокруг его шеи, а ноги вокруг талии, и он поддерживал ее, пока они плыли в теплой воде. Солнце низко висело на небе и все от белого дома до блестящей воды и золотых волос Сорена сияло.
- Я говорил тебе сегодня, какая ты красивая? - спросил он.
- Нет.
- Тогда попытаюсь это сделать в будущем.
Нора ущипнула его за плечо.
- Спасибо за помощь сегодня, - сказала она. - Мне лучше.
- Я твой священник. Ты моя прихожанка. Моя работа помогать тебе найти свое место в церкви.
- Вы очень хорошо справляетесь со своей работой, Отец Стернс. - Она поцеловала его в обе щеки, и он прижал ее ближе, крепче. Но недостаточно близко. Недостаточно крепко. – Погоди, теперь я должна кое-что сделать.
- Что?
Она схватила край его футболки, потянула вверх и сняла ее. Она со шлепком приземлилась на пирс.
- Вот. Так лучше, - ответила она. - На много лучше.
- Будем надеяться, что Реджина не увидит нас из дома.
- Она и так все знает, - ответила Нора. – Сказала, она что-то подозревала, потому что ты внезапно выглядел на много счастливее, после моего возвращения в церковь. Тебе придется быть менее счастливым, чтобы люди не начали подозревать.
Он покачал головой. - Невозможно. Если ты только не бросишь меня снова.
- Не планирую тебя больше бросать.
- Тогда, боюсь, мне придется остаться очень... - Он поцеловал ее шею. - Очень... - Он прикусил другую сторону ее шеи. - Счастливым.
Она прильнула к нему со всей силой, скользя ладонями по его мокрой спине.
- Ты счастлива? - тихо спросил он, словно боялся ответа.
- Я... почти, - ответила она.
- Все еще злишься на меня?
Злилась ли она? Хороший вопрос. С ее возвращением после года затворничества из-за расставания с ним, сперва все не было прекрасным, но со временем, они научились ладить, несмотря на их разрыв. Но затем Сорен уехал в Сирию на три месяца и вернулся совершенно другим человеком. Он всегда был садистом, но не в этом случае. Что-то превратило его в жестокого зверя. Когда она провела ночь с ним после его возвращения, он оставил синяки на ее лице, что не было ее табу, но это он делал очень редко. В «Восьмом круге», он превзошел себя, унижая ее. Он даже приказал ей больше не писать о нем в ее книгах, несмотря на то, что воспоминания о том, что они пережили вместе, были ее собственностью, а не его. В отместку, она написала книгу о ее сложных чувствах к Уесли. И какая ирония, именно эта книга вернула ее к Сорену, именно эта книга, стала началом конца ее счастливой жизни с Уесли.
И да, она имела все права злиться на Сорена, и тем не менее не злилась. Злобы не было в ней. Не важно, как тяжело ей было за эти пять лет, ему было намного сложнее. У нее был Кингсли, у нее был Уесли, у нее была карьера писателя, ее работа. Сорену пришлось переживать их расставание одному.
- Нет, я не злюсь на тебя. Я злюсь на себя. В этом нет твоей вины. То есть, ты не заставлял меня... - она замолчала. Ком вернулся в ее горло, блокируя слова. Они накатывали на этот ком, словно бушующая река, наталкивающаяся на дамбу, и ни какое количество глотков, не ослабило бы это давление.
- Ты можешь говорить о нем, - сказал Сорен.
- Я не могу... - ответила Нора, горячие слезы покатились по ее щекам.
- Тогда я скажу, - начал Сорен, прижимая ее голову к своему плечу, и она почувствовала себя ребенком в руках отца. - Если и есть на этой земле тот, кто знает каково любить того, кого ты не должен, так это я.
- Кингсли? - спросила она. Она ощутила, как Сорен кивнул.
- Каждый день больно, - ответил он. - Некоторые дни хуже остальных. Когда мы вместе, мне проще забыть...
- Что?
- Проще забыть, что мы не вместе. Лучше быть порознь, если не можете быть вместе. Я знаю, ты не хочешь в это верить, но это правда, я сужу по своему мучительному опыту. И я бы уберег тебя от этой боли. Я бы отдал свою жизнь, чтобы защитить тебя от этой боли, Малышка. Но я не могу. Не могу, потому что знаю, выбери ты между любовью к нему и болью, которую причиняет любовь или отсутствием любви и отсутствием боли...
- Я бы выбрала боль, - ответила она, но она хотела сказать, что выбрала бы любовь. Потому что она любила Уесли, а любовь и боль были словно флаг на ее груди с надписью: «Уесли был здесь». - Так же, как и ты.
Нора крепко закрыла глаза надеясь сдержать поток слез. Она не могла перестать дрожать. Вода была теплой, а тело Сорена еще теплее, но она тряслась так, словно замерзала.
- Больно, - сказала она. Сдерживание слез отдавалось головной болью.
- Бог знает, как это больно. Я знаю, что решение прогнать его было самым сложным для тебя, но обещаю, это к лучшему.