Страница 19 из 25
Пальмо, выпятив нижнюю губу, бросал на Этторе косые взгляды и явно злился на него за то, что тот ставит Бьянко в затруднительное положение.
Бьянко уселся на борт биллиарда и спросил:
— А что ты станешь делать после того, как уйдешь от меня?
— Сейчас я ищу, — ответил Этторе, — ищу, что мне подойдет или хотя бы не будет претить, но что-то такое, чем я смогу заниматься постоянно.
— Так ты еще ничего не нашел?
— Нет.
— Тогда почему бы тебе не остаться у меня, пока ты будешь подбирать работу?
Этторе сделал отрицательный жест.
— А чем ты будешь заниматься, пока ищешь? Ничем? И вместо того чтобы ничего не делать, не можешь еще немного поработать со мной?
— Я буду водить грузовики, — отвечал Этторе, — железные дороги до сих пор разбиты, и быть шофером — все еще хорошая профессия. У тебя, Бьянко, есть грузовики на приколе, из трофейных. Прошу тебя, дай мне один напрокат.
Бьянко подумал, потом сказал:
— Ну что ж, ты человек, которому можно доверить грузовик.
— Значит, дашь?
— Будешь платить сто тысяч лир в месяц.
— Это не по-дружески.
— А ты, Этторе, все еще мне друг?
— Конечно, я тебе друг, и ты по-дружески будешь брать с меня шестьдесят тысяч лир в месяц.
Бьянко опять немного подумал; и Этторе понимал, что он думает не о цене, а о чем-то другом. Потом Бьянко сказал:
— Ну ладно, забирай «СПА», который стоит в гараже около казармы. Он, правда, без резины, но большего я для тебя сделать не могу.
Покончив с делом, Этторе хлопнул себя по бедру и хотел подняться, но Бьянко остановил его:
— Один станешь работать?
Этторе ответил, что рассчитывает договориться с братом Костантино. Бьянко явно хотел еще что-то добавить и немного погодя действительно сказал:
— И ты думаешь, что среди наших торговцев и промышленников найдется много людей, которые доверят груз такому человеку, как ты? Они, знаешь ли, обращаются со своим добром не так, как я с грузовиком.
Бьянко еще не кончил говорить, а Этторе уже набрал в грудь воздуха для ответа. Он понял его с полуслова и с трудом дождался, пока тот кончит, так ему не терпелось ответить.
— Это интересная мысль, — сказал он, — а теперь послушай, что думаю об этом я. Важно, чтобы мне в первый раз доверили груз, и я добьюсь, чтобы мне его дали, я даже готов поговорить с тем, кто мне его должен дать, так, как мы говорили с тем стариком на его вилле, помнишь? Мне дадут груз, я уеду, они, возможно, поставят на своем добре крест, а я вопреки всему вернусь как ни в чем не бывало, в полном порядке; я в лепешку расшибусь, но сделаю все, как полагается. И тогда мне доверят вторую партию, и все опять будет, как надо, и они мне станут доверять, как другим шоферам. — Он встал и добавил — Будь добр, Бьянко, предупреди в гараже людей, чтобы я не свалился им как снег на голову. А теперь пошли в бар, я угощаю вас вермутом.
Они подошли к стойке, но Пальмо, шедший позади, сказал:
— Я не буду пить вермут.
— А что ты будешь пить?
— Ничего.
Но Бьянко подождал, пока Пальмо подойдет ближе, и сказал ему:
— Будешь пить, так же как мы.
Пальмо отодвинулся, словно опасаясь, что Бьянко схватит его за руку, но потом сам подошел к нему и сказал:
— Раз это говоришь ты, я выпью, но хочу добавить в него капельку горького. Иначе я не могу принять вермут от человека, который так. обошелся с нами.
Этторе ничего ему не ответил и обратился к бармену:
— Три. вермута. Все три — чистых.
И подождал, что скажет Пальмо.
— В один добавь каплю горького, — сказал бармену Пальмо.
Этторе скрипнул зубами и схватил Пальмо за рубаху у пояса, ниже прилавка, чтобы не видел бармен.
— Чистых — все три, — повторил он.
Чтобы не смотреть друг другу в глаза, они стали разглядывать вермут на свет. Потом молча выпили.
На улице Этторе успокоился. Правда, после разговора с Бьянко у него осталось ощущение какой-то неопределенности, он чувствовал, что не сказал всего, что собирался, или сказал не так, как нужно, но он сделает все, чтобы доказать Бьянко, насколько это серьезно. Беспокоило его и то, что Бьянко, как он ни был зол, не отказал ему в прокате грузовика. Он понимал, что Бьянко сделал это для того, чтобы не выпустить окончательно Этторе из своих сетей: в один прекрасный день Бьянко для его дел понадобится этот грузовик и, понятно, вместе с шофером. «В тот день я скажу ему „нет“, скажу, пусть забирает свой грузовик. И потом, надеюсь, к тому дню я найду для себя что-нибудь подходящее». И он пошел в гараж, находившийся около казармы.
Два дня он проверял и ремонтировал грузовик, потом испытывал его, гоняя вокруг города. Был он в хорошем настроении и, если думал о своей недавней жизни, то лишь с большим отвращением, оно рождалось у него не в мозгу, не в душе, а где-то в глубине тела — в желудке и во рту — и было похоже на тошноту. Подобное же ощущение вызывал в нем пучок дневного света, просачивавшийся сквозь шторы в затененном номере «Коммерческого кафе», где он отдыхал. Пучок света — и только. Но тошнота была очень сильной.
Брат Костантино ездить с ним не согласился — он уже работал вторым шофером на одном из больших автопоездов шоколадной фабрики. Этторе пошел для переговоров к нему домой, и тот отвечал, стоя на пороге и ни разу не взглянув ему в глаза. Этторе вспомнил о поездке на виллу старого фашиста. Тогда парень, видимо, кое-что понял, и его, наверное, тоже частенько мучила тошнота, поднимавшаяся откуда-то изнутри.
Выяснив, что брат Костантино уже занят, Этторе никак не мог решить, к кому ему теперь обратиться. У него было много приятелей, научившихся водить машину так же, как и он, на войне, но среди них не было ни одного, на которого он мог бы положиться, все они с удовольствием предложили бы свои услуги Бьянко, если бы узнали, что Этторе порвал с ним.
Однажды он осматривал в гараже свой грузовик и, как обычно, размышлял о своих делах, потом забрался в кабину, захлопнул дверцу и задумался, положив руки на руль, держа потухшую сигарету во рту. Он заметил Пальмо, только когда тот оказался возле кабины. Вынув изо рта сигарету, Этторе молча смотрел на него сверху. Пальмо обернулся, поднял глаза на окно кабины и увидел Этторе.
— А, ты здесь! — он открыл дверцу и уселся рядом.
— В чем дело? — спросил Этторе.
Пальмо не ответил, он казался подавленным.
— Что с тобой?
Тогда он попросил:
— Этторе, возьми меня на грузовик в напарники.
— Это Бьянко распорядился? Или он дал тебе отставку?
— Ему самому дали отставку. Врачи, — ответил Пальмо. — Отправили его в горы. — И он ткнул себя пальцем в грудь.
Этторе открыл рот: у него перехватило дыхание, как от резкой боли.
— Сегодня утром он уехал, и я остался один, — добавил Пальмо.
Этторе лишь сокрушенно качал головой и не произносил ни слова.
— Ну, чего ты? Он же не умер… — заметил Пальмо.
— Не в этом дело, — ответил Этторе, — я просто не могу себе представить, чтобы такой человек, как Бьянко, заболел туберкулезом.
— Этим его наградила война. А что ты думаешь, может, и мы с тобой чахоточные!
Они немного помолчали. Потом Пальмо сказал:
— Так берешь меня?
Этторе следовало отказать ему, он знал, что так и сделает, но у него не выходил из головы Бьянко с этой проклятой чахоткой, и поэтому он не ответил Пальмо сразу «нет», а только спросил:
— С чего это ты захотел со мной работать? Ты же всегда меня терпеть не мог.
— Неправда.
— Брехло, — тихо промолвил Этторе.
Пальмо промолчал. Этторе добавил:
— Никуда ты не годишься, Пальмо.
— Зато ты хорош, Этторе. Только, чтобы понять это, тебя сначала нужно вымочить в оливковом масле, а потом попробовать.
Они говорили спокойно, не повышая голоса, не глядя друг на друга, уставившись сквозь ветровое стекло на серую стену гаража.
Потом Пальмо сказал:
— Возьми меня, Этторе, я остался один.
— Не подходишь ты мне, Пальмо, и грузовик ты водить не умеешь. А мне нужен человек, которому я мог бы доверить баранку, когда у меня слипаются глаза.