Страница 16 из 47
Отвлекло Лулу мороженое – она мгновенно смягчилась, заурчала: «Покор-рми меня мор-роженым…» – и быстро добавила: «Вообще-то я его часто ем, мы ужасно богатые».
Они поднырнули сзади под полу шатра – сперва он, потом она – и принялись подлизывать всё, что падало на пол. Вернее, подлизывала Лулу, а Питер ждал, пока она перепробует и шоколадное, и ванильное, и вишнёвое, и ананасовое, и клубничное, и апельсиновое, и фисташковое, и кофейное, не говоря уж о малиновом, абрикосовом и черносмородиновом. Длилось это долго, и Питер просто видел, как расширяются у Лулу бока.
Если бы он вспомнил про Дженни, он бы удивился, что Лулу не делится с ним, но, как это ни печально, он о Дженни не вспоминал с самого начала прогулки. Лулу тем временем пухла на глазах. Наконец, глубоко вздохнув, она проговорила:
– Ах, больше не могу…
Именно в эту минуту вниз упал кусок прекрасного шоколадного мороженого, но Питер не посмел задержаться и побежал за Лулу. Однако из какой-то палатки послышалось рычание льва, и сиамская красавица свалилась на траву.
– Я боюсь!.. – пролепетала она. – Я лучше засну… Постереги меня.
И заснула, положив обе лапки ему на мордочку. Он терпел, терпел, потом пошевелился было, но она открыла глаза, крикнула: «Я люблю так спать! Мне так мягче!..» – и положила лапки ему на голову, чуть не в уши. Заснул и Питер, но часто просыпался.
Лулу проснулась лишь утром – разбудил их рёв всё того же льва. Теперь Лулу почему-то не испугалась.
– Ты больше не боишься? – спросил её Питер.
– Кого, его? – она фыркнула. – День на день не приходится… Вчера – одно, сегодня – другое, а завтра – ах, завтра занятней всего… Я уста-а-ла… Идём куда-нибудь… Ты что, дождя не любишь?
День был серый, моросил дождик, и Питер честно ответил:
– Знаешь, к мокрому меху всё липнет…
– Очень жаль, – прервала его Лулу. – Люблю дождь. Кошки его не любят, но я – другое дело… Как-то я купалась в Темзе, народ аплодировал. И в дождь у меня глаза ярче.
Они пошли гулять, и уже на улицах их застиг настоящий ливень. Питер промок насквозь, но терпел: глаза у Лулу и впрямь стали ярче, дело того стоило.
К полудню выглянуло солнце. Они в это время пересекали парк и поиграли там немного и двинулись дальше. К закату они достигли ещё какого-то парка. Питер очень устал и проголодался, но Лулу восхищалась природой и всё не могла остановиться перекусить.
Засверкали звёзды, вышел месяц. На Лулу он оказал самое сильное действие: она принялась прыгать и скакать, взлетала на деревья, мелькая кремовой полоской в серебристом свете. Питеру приходилось носиться вместе с ней. Когда он совсем замучился, Лулу закричала:
– Ах, взбежим по лунному лучу!
Взбежать по лучу ей не удалось, и она свалилась у дерева. Питер лёг было рядом, но она вскочила и сказала:
– Лунный свет наводит на меня печаль!.. Давай я тебе спою…
Однако сон сморил ее. Пробормотав: «Стереги меня…», она легла на бок и засопела. Питер глядел на неё, умиляясь её изяществу и её доверчивости, пока и сам не уснул.
Месяц нырнул за деревья, а там и солнце показалось и разбудило Лулу. Она потянулась, поморгала, изящно лизнула себе лапку и вдруг села прямо, глядя на Питера так, словно никогда в жизни не видела его.
– Куда вы меня завели? – спросила она наконец отрешённо, и Питеру показалось, что она вот-вот проведёт лапой по лбу.
– Мне кажется, – несмело начал Питер, – мы в Эппингском лесу…
Лулу с легким криком отскочила от него.
– Ах! – воскликнула она. – Как же это? Я ничего не помню… меня, должно быть, опоили… Какой сейчас день?
– Наверное, четверг или пятница… – сказал Питер.
– Что вы наделали! – совсем разволновалась Лулу. – О, мои бедные хозяева!.. Они так меня любят… они совсем извелись…
– Но вы же сами… – забормотал удивлённый Питер, – вы говорили, что хотите их помучить…
– Что? – возмутилась она. – Какая наглость!.. Завести меня в такую даль, обкормить мороженым и потом меня же и обвинять! Хватит! Я иду домой.
– Лулу! – взмолился Питер. – Не уходите, останьтесь со мной… Я каждый день буду кормить вас мороженым, и умывать вас, и что хотите, только останьтесь со мной…
– Как вы смеете?! – завопила Лулу. – Да я же принцесса! Скажите спасибо, что не зову полисмена! Всё моя доброта… многие считают меня святой… Словом, я иду к себе и в провожатых не нуждаюсь.
И она скрылась между деревьев. Больше он её не видел.
Глава 23
Сплетни и поиски
Когда тёмный хвостик исчез в кустах, раненный в сердце Питер побежал через парк к одинаковым серым домам, но на улице уже не было и следа его вероломной подруги. Она не подождала, не передумала – она и впрямь покинула его.
Тогда, внезапно очнувшись, Питер вспомнил про Дженни, и ему стало страшно.
Он представил себе, как она проснулась и не нашла его рядом; выглянула, и снова не нашла ни его, ни какой-нибудь от него весточки. Конечно, она обежала всю площадь, весь квартал, а потом пришла ночь, и один Бог знает, что бедная Дженни думала. Быть может, она решила, что он ушёл, чтобы она могла вернуться к Бетси; но заподозрила ли она, что тот, ради которого она всё бросила, покинул её ради другой?
Да ведь он и не покидал её! Питер так и слышал, как он объясняет ей, вернувшись, что он вышел ненадолго, хотел поймать для неё же мышку, а тут, откуда ни возьмись, появилась такая странная особа, «нет, Дженни, правда, я никогда такой не видел»… Но дальше не получалось – он чувствовал, как пусты и даже нелепы все эти слова. Что же он скажет?
Чем больше он думал, тем хуже ему становилось. Он провёл с Лулу не день, и не два, а целых три, и вообще не вернулся бы, если бы она его не бросила. Конечно, Дженни о том не узнает, но знает он сам, и от этого ему весьма не по себе.
Солгать ей он тоже не мог. Оставалось одно: идти на Кэвендиш-сквер, хотя он не знает дороги, и просить у неё милости. Когда он это решил, ему стало легче, и он, не умываясь и не завтракая, побежал рысцой на юго-запад – он чувствовал, что Кэвендиш-сквер именно там.
Бежал он весь день, истоптал лапы, но, достигнув цели, припустил сразу к дому № 38. Сердце у него страшно билось. Он вбежал в подвал, оглянулся – и не узнал никого. Там не было ни Дженни, ни тех кошек, с которыми она его знакомила. В их закутке сидел большой сердитый кот, тёмно-рыжий, с грязно-белыми пятнами и боевыми шрамами. Завидев Питера, он грозно зарычал.
– Простите меня, – сказал Питер, – я ищу одну кошку… Это было наше место…
– А теперь не ваше, – оборвал его кот.
– Я понимаю, – продолжал Питер. – Я просто её ищу. Вы её часом не видели? Дженни Макмурр…
– Не слыхал! – ответил кот. – Я тут со вчерашнего дня. Питеру становилось всё хуже. Он обошел всё помещение, но ни одна кошка не слышала про Дженни; и ему уже казалось, что он отсутствовал не трое суток, а три года или три века.
Когда это чувство стало особенно нестерпимым, в дом скользнули две кошки, и хотя было полутемно, он сразу узнал их.
– Пуцци! Муцци! – воскликнул он. – Как хорошо! Это я, Питер!
Они остановились и переглянулись. Потом Пуцци холодно сказала:
– Ах, вы пришли?..
– Да, – не унимался он. – Я ищу Дженни! Вы не могли бы сказать, где она?
Они переглянулись снова, и Муцци ответила:
– Нет, не могли бы.
Питеру стало совсем страшно. – Почему? – спросил он.
– Потому, – отвечали они хором, – что мы вас видели!..
– Меня? – не понял он.
– Вас и эту… иностранку. – И обе высоко задрали носы, что было удивительно, ибо ни Пуцци, ни Муцци не могли похвастаться английским происхождением.
– Вы слушали её глупые стишки, – сказала Муцци.
– И убежали с ней, – подхватила Пуцци.
– Мы сразу сообщили всё Дженни.
– Ну зачем это вы! – вскричал он. – Зачем? А что она сказала?
– Она не поверила, – признались сестры.
– Мы советовали ей уйти, потому что вы её не стоите, но она сказала, что останется вас ждать, – прибавила Муцци.