Страница 4 из 7
Когда я собрался уже уходить, из передней части магазина вывалилась, спотыкаясь, какая-то женщина. Она была одета в старое меховое пальто, под которым ничего не было. Ее тело было изъедено язвами и покрыто шелушащимися струпьями. Из носа выпирал какой-то покрытый коркой, грибковый нарост, голова была совершенно лысая. Она смотрела на меня остекленевшими, неподвижными глазами и усмехалась ртом, полным серых, сломанных зубов.
- Мое, - сказала она, протягивая грязные руки. - Все мое!
Я навел на нее "Браунинг".
- Отвали от меня, на хрен!
- Мое! - прохрипела она. С подбородка стекала желтая пена, словно она страдала бешенством. - Отдай это мне, красавчик! Это все мое!
Она бросилась вперед, а я даже не сумел выстрелить.
Да, я вскинул пистолет, но, как и большинство людей, не привыкших убивать, замешкался. И этой доли секунды ей оказалось достаточно. Она накинулась на меня и сбила с ног, пистолет вылетел у меня из руки. Крепко ударившись, я упал, и она навалилась на меня, прижав к полу. От нее исходил удушливый, тошнотворный смрад. Это был влажный запах брожения, как от теплого, гниющего фрукта. Вцепившись мне в горло покрытыми струпьями руками, она принялась меня душить. От накатившей тошноты меня буквально выворачивало наизнанку. И дело было не только в запахе, гниющем лице и мерзкой слизи, капавшей у нее изо рта... а в том, что она делала.
Она вращала тазом.
Яростно терлась об меня своей зараженной промежностью, имитируя половой акт.
- Красавчик! Красавчик! Краса-краса-красавчик! - тараторила старая карга без умолку. Изо рта у нее свисали ленты слизи. - Я трахаю красавчика!
Это больше, чем что-либо, придало мне сил для сопротивления - чистое, безрассудное, физическое отвращение. Я ударил ее в лицо три, четыре раза. Ее голова всякий раз откидывалась назад. А затем вцепился ногтями ей в глаза. Гнилая, изрытая язвами плоть была такой мягкой, что мои пальцы, соскользнув, вонзились в щеку и царапнули по кости черепа. В конце концов мне удалось просунуть под нее колено и отпихнуть прочь.
Я потянулся за пистолетом, а старуха поползла ко мне на четвереньках, словно какой-то мерзкий, мясистый паук. Когда "Браунинг" оказался у меня в руке, я издал пронзительный боевой клич и спустил курок.
Пуля попала ей прямо в живот. Старуха упала на колени, зажимая рану покрытыми струпьями руками. Между пальцев сочилась кровь.
- Охххххххх! Посмотри, что ты наделал, красавчик! Посмотри, что ты наделал!
Она снова двинулась на меня, и я выстрелил ей в голову. Мозговое вещество и кровь брызнули на стену образовав причудливый, маслянистый узор. Она упала на пол, рот у нее продолжал открываться и закрываться словно у выброшенной на берег рыбы. Какое-то время она билась в конвульсиях, а потом затихла. Раздалось какое-то шипение, и нечто, похожее на серую, комковатую слизь вытекло у нее между ног.
Гниющая рыба. Пахло гниющей рыбой.
Меня вырвало. Теплая рвота хлестала из меня до тех пор, пока тело не содрогнулось от спазмов. А когда все кончилось, мне показалось, что я исторг не только содержимое желудка, но и нечто, более важное и нематериальное, как душа.
Я попятился от трупа прочь, вглубь магазина. Затем бросился бежать и наткнулся еще на двоих - мужчину и женщину. Оба были лысыми. У обоих шла пена изо рта. У обоих были язвы на лице и те безумные глаза.
Я открыл по ним огонь.
Продолжал стрелять, даже когда они упали.
Это была моя первая стычка со Скабами (от анг. Scab - короста - прим. пер.), как их называли. После того, что мерзкая старуха сделала со мной - а это можно было лишь сравнить с попыткой изнасилования - я пристрелил этих мерзких, заразных ублюдков, не колеблясь.
Тогда я впервые почувствовал вкус крови. Это было все равно, что лишиться девственности. Потом стало гораздо легче.
Психи были повсюду. Но, как ни странно, хорошие люди тоже встречались. Предупреждали насчет опасных районов, насчет лежбищ ночных тварей, насчет территорий, где национальные гвардейцы могли застрелить на месте. Однажды, когда меня преследовала банда Скабов, мне на помощь пришел парень с длинной черной бородкой, вооруженный дробовиком. Он показался мне нормальным. Потом мы ели с ним суп в подвале, где он жил. Он не проронил ни слова, лишь мычал, когда я его о чем-то спрашивал. На полу лежали две закутанные саван фигуры.
- Это мои дочери, - наконец, произнес он. - Это я убил их. Убил их обеих. Они начали меняться.
- Меняться?
Парень посмотрел на меня черными пронзительными глазами. - Превращаться в других. Тех, что со светящимися глазами. Которые выходят лишь по ночам. Так что гляди в оба.
Я ушел оттуда, решив, что парень спятил, как и остальные. Но два дня спустя, я понял, что заблуждался. Тогда я впервые увидел одно из тех существ.
Их называли Детки.
7
Темнело, а до дома было далеко. Одно это уже было проблемой. После всего, что я насмотрелся, мне нужно было быть внимательнее. Я жил раздобытками, поэтому приходилось искать места лучшего улова. На углу Махонинг Авеню и Сауз Гленнеллен находился склад церкви Святого Винсента, где держали продукты для нуждающихся. За эту информацию я отдал одному парню пистолет 38-го калибра. Он уходил из города, и еда его не интересовала.
Поэтому я направился туда.
Я пробрался на склад, разбив окно в переулке. Оказавшись внутри, я без проблем нашел еду. Психов и мутантов поблизости не оказалось, так что это была легкая добыча. Я стал загружать в сумку консервы, коробки с пастой, банки с ветчиной, все, что только можно. Набив мешок, я был счастлив, как канализационная крыса. Поскольку только что приобрел себе еще пару недель жизни.
Когда я вышел на улицу, солнце уже садилось.
Это было время, когда на улицы выползали всевозможные ночные твари - плотоядные хищники, охотники за головами, собиратели костей и кровососы. Я увидел на тротуаре пса. Он просто сидел там. Грязный, запаршивевший ретривер, у которого отсутствовало пол уха. Шкура была покрыта коркой запекшейся крови. Он посмотрел на меня, поджал уши и зарычал.
Я мог бы пристрелить его.
Возможно, не стань я играть в доброго самаритянина, я без проблем успел бы добраться домой. Но мне стало жалко пса. Он не был бешенным. Это было видно. Не походил на инфицированного чем-то или мутировавшего. Поэтому я рискнул. Заговорил с ним мягким, успокаивающим тоном. Пес сразу же перестал рычать. Завилял хвостом и жалобно заскулил. А его глаза... Господи, если у вас когда-либо был ретривер, вы знаете, как они могут смотреть на вас. Эти самые печальные в мире глаза, выгнутые брови и почти человеческий взгляд, от которого можно расплакаться.
Именно так на меня и смотрел этот пес.
- Все хорошо, мой мальчик, - сказал я ему. - Я тебя не обижу. Может, пойдешь ко мне жить, а? Будем заботиться друг о друге.
Он вилял хвостом, продолжая смотреть на меня. Это был хороший пес. Я был готов поспорить, что раньше он жил в семье. Ретриверы - замечательные собаки... нежные, умные, невероятно терпеливые и преданные. Я знал, что этот старый, боевой пес был из их числа. Я опустился рядом с ним на колени и, чтобы умилостивить, пожертвовал одной палочкой "Слим Джим". Это такие тонкие говяжьи колбаски. Знаете, наверное. Псу она понравилось. Он тут же проглотил ее, я дал ему еще и еще. И получил себе друга на всю жизнь. Я готов был расплакаться - наконец, я нашел кого-то, о ком смогу заботиться, и кто будет заботиться обо мне. В этом отличительная особенность собак. Вы можете любить мужчин или женщин, но человеческая порода эгоистична, и они сделают вам больно при первой же возможности. Собаки не такие. Если вы их кормите, заботитесь о них, они будут любить вас до конца жизни. Не колеблясь, пойдут за вами в ад и оторвут яйца любому, кто будет вам угрожать. Это называется преданность. Попробуйте найти это качество в людях. Удачи.