Страница 43 из 43
— Что случилось? — спрашиваю я, схватив ее за плечи. У нее глаза красные, она плакала.
— Мама, — выдавливает она, переводя дыхание.
У меня сердце останавливается от страха.
— Что? — резко требую я.
— Иван повез ее в больницу. Она поскользнулась на мокрой плитке на рынке и упала. — Ее глаза наполняются слезами. — Ах, папа, Иван нес ее на руках, потому что она не могла идти. Он пытался дозвониться до тебя, но ты не подходил к телефону.
— Я работал на огороде. — Я хватаю ее за руку и тяну к дому. — Давай, поехали в больницу.
— У тебя руки все в земле, папа.
Я опускаю взгляд на свои руки, да на них видна земля. Я мою руки на кухне, потом мы идем к ее машине. До больницы ехать почти сорок минут. Я постоянно звоню Ивану, но его телефон выключен.
— Вероятно, в больнице не разрешают пользоваться телефонами, — говорит Татьяна.
— Ты не можешь ехать быстрее? — прошу я свою дочь.
— Я и так еду быстро, насколько могу.
Внутри я чувствую холод. Я начинаю молиться про себя. «Пожалуйста, не позволяй ей испытывать боль. Отдай эту боль мне. Я смогу выдержать ее лучше, чем она».
Через тридцать минут мы останавливаемся у больницы и спешим внутрь. Мы спрашиваем на стойке регистрации, нам указывают, где могут быть мой сын и Таша. Мы бросаемся в травматологию, и я вижу ее на каталке. Она выглядит такой маленькой и ранимой на этой огромной кровати. Я кидаюсь к ней, и она улыбается мне сквозь боль.
— Моя жизнь, моя любовь, — шепчу я.
— Всего лишь вывих, но я попыталась их уговорить, чтобы они дали мне на всякий случай морфин, — говорит она с ухмылкой.
Слезы облегчения выступают у меня на глазах. О, Боже! Я даже не могу себе представить свою жизнь без моей Таши. Она все время поддразнивает меня, называя сильным и молчаливым. Я имею в виду, не тихим, а молчаливым, но когда я говорю ей прекратить, через пару минут начинаю чувствовать себя неуютно, так мне хочется услышать ее голос.
— Я подумал, что ты сломала ногу. Татьяна сказала, что Ивану пришлось нести тебя, — говорю я.
— Ты же знаешь, что Иван точно такой же, как и ты. Он даже хуже, чем ты в своей заботе обо мне. Я могла бы спокойно пойти сама, но он сказал, что мне нельзя двигаться. На самом деле, было даже как-то неловко. — Бормочет она себе под нос. — Люди, наверное, подумали, что я настолько стара, что даже не могу ходить или что-то в том же духе.
Я касаюсь ее лица, пробегаю подушечками пальцев по ее щекам.
— Тебе только семьдесят, у тебя даже нет морщин.
— Ты снова разглядывал семидесятилетних старух? — со смехом спрашивает она.
— Я не смотрел на других женщин с того самого дня, когда ты вошла в мой кабинет в своем сексуальном розовом кардигане.
— Ах, ты старый льстец. — Смеется она, отчего мое сердце начинает биться медленнее. С ней все хорошо. С ней все будет хорошо.
— Это правда. Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, и ты до сих пор прекрасна.
Она улыбается.
— А ты, Ной Абрамович, самый красивый ублюдок, которого я когда-либо встречала.
— Ты нарочно меня поддеваешь?
Она подмигивает.
— А как ты думаешь?
— Посмотрим, будешь ли ты так самоуверенна, как только я заберу тебя домой, нахальная девчонка.
— Эй, кто-нибудь перебинтуйте мне побыстрее эту чертову щиколотку, чтобы я смогла как можно скорее попасть домой, — ворчливо просит она, а потом заливается своим потрясающим красивым смехом.
Конец