Страница 4 из 24
– Не волнуйся, я тоже умею печь оладьи.
Он пек оладьи, она сидела на пне, тупо глядя на свою ногу, на которой не осталось ничего кроме сажи. Тишина, какой не может быть в лесу, оглушала. Листья на деревьях не шевелились, трава не колыхалась, не плескалось о берег озеро, ни звука не издавали лесные обитатели. Двигался только он. Пек оладьи.
– Когда-нибудь ты сама станешь как эта тишина и все, что произошло сегодня, увидится ясным и понятным. Пока ты занята собой и твой мир вертится вокруг тебя, никакого другого мира для тебя просто не существует, так что ступай-ка ты спать. Я знаю, что обед был. Твое послушничество кончилось. Она поднялась и двинулась к своей палатке.
– И чтоб спала не менее суток», – раздалось в след.
«Это не возможно», – была ее последняя мысль, перед тем как провалиться в сон.
«Кухня место силы, кухня место силы! Спокойно. Кастрюли не должны греметь, спина должна быть прямая. Состояние должно быть правильным. Я занимаюсь своим делом, и меня не интересует, о чем они там за моей спиной разговаривают. Еще как не интересует. Господи, какое жаркое лето! Распределенное внимание, распределенное внимание! Ничего, сейчас домою посуду и уйду в ванную стирать, там можно закрыться, и есть вполне законный повод побыть одной».
– Чайку сделаешь?
– Сейчас – это вслух.
«Чайник с водой на плиту, стол накрыть заново, заварочный чайник согреть. Спокойно. Пять флюидов, восемь эманаций. Если я даже сяду на него, он не закипит быстрее, чем закипит.
Место силы изменить нельзя!?»
– Что ты с ними возишься? Это же женщины. Столько сил, столько работы, а толку?
Тень Великого Мастера приехал неожиданно, как собственно приезжали в этот дом все.
– Ты не боишься, что за все хорошее они тебя когда-нибудь просто отравят?
– Ну, не скажи. За эти несколько лет она только один раз пыталась меня отравить, но ты же знаешь мой организм.
Мастер веселился.
Она спиной чувствовала многозначительный взгляд. Проклятый чайник все не закипал.
– Ты – воин, уважаемая Тень, тебя так учили, но, поверь, женщины стоят тех трудов, которые приходится на них тратить, если даже только одна прорвется. Мы без них мертвы. Мы, мужчины, логос, знание, а знание мертво, если не соединено со стихией бытия, с плотью жизни, а это они, женщины.
– Плоть-то я вижу, а жизнь, и тем более бытия не очень.
– Терпение, мой друг, терпение. То, что растет правильно, растет медленно. Они делают все, что могут. Они приблизились к самому главному: им стали интересны женщины, а не мужчины, они могут уже по несколько часов общаться между собой и находить другие темы для разговоров кроме мужчин. Они почти поверили, что быть женщиной – это просто быть женщиной, а не нести наказание. Скажу больше, они уже минут пятнадцать в день могут прожить не соревнуясь.
– Ты великий Мастер!
Вода была повсюду. Мелкие ручейки сливались, не смешиваясь, сохраняя свой цвет, потоки нарастали, они текли во все стороны одновременно, размывая берега, образуя гибельные водовороты, они текли с разной скоростью в разных направлениях, поглощая пространство и время, размывая разум, логику, страх. Это был первозданный хаос, не тронутый смыслом и порядком, безудержный и бесстрастный.
Женское начало мира в своем естественном, свободном проявлении.
Я не боюсь, не боюсь. Я часть этого потока, он часть меня, он не может меня уничтожить, надо сдаться, раствориться, и… будь что будет.
Вода не может поглотить воду. Поток в потоке не исчезает. Женщина – поток, женщина не может поглотить женщину. Сливаясь, потоки усиливаются, объединяясь, женщины становятся сильней. Наша сила, наша свобода – друг в друге.
Вода в чайнике, наконец, вскипела.
Ее никто не встречал, да и не знал никто, когда она приедет. В нужный момент ей не составит большого труда найти в этом городе Сказочницу или кого-нибудь еще из учеников. А пока стоило оглядеться, прислушаться к этому вроде бы знакомому городу.
Праведные ученики во всех традиция обязательно совершают паломничество к местам, связанным с жизнью их учителя. Ну, что ж поступим правильно. Тем более что реальность так мило улыбнулась, позволив представителям Традиции, где шутовство возведено в ранг добродетели, воспользоваться ее милостью. В доме, где когда-то жил их Мастер, где в юном возрасте произошло его первое просветление и откуда брало начало все то, чему она верила и чем жила, находился прелестный ресторанчик, с неплохим меню и доступными ценами.
Как не воспользоваться возможностью столь удачно соединить верх с низом. Минипея, так минипея.
– Кофе, салат, дежурный супчик. Да, именно в таком порядке, пожалуйста.
Несколько удивленный официант отправился выполнять заказ.
Мальчишка уже долго сидел на окне и смотрел в окно. Эта привычка появилась у него очень давно, сколько он себя помнил, он любил сидеть на этом подоконнике. Сначала он так ждал мать, чтобы увидеть, как она возвращается с работы, а потом это долгое молчаливое сидение стало необходимой частью его жизни. Окно первого этажа – почти на уровне лиц прохожих. Хмурые, озабоченные усталые лица двигались мимо него вот уже несколько часов, и что-то неясное нарастало в нем: тоска, жалость? Он сам удивился, когда понял. Не то и не другое. Это был протест, возмущение. Он вдруг понял, нет, увидел, ясно, полно с оттенками и красками этих людей совсем другими: открытыми, сильными, радостными. В них жили ростки талантов, несовершенные подвиги, любовь.
Мысль, неожиданная, четкая, рожденная не им, но в нем, казалось, прозвучала вслух: «Нет недостойных людей, есть недостойная людей жизнь».
Голова закружилась, картинка исчезла. Начался новый отсчет времени, будущий Мастер, еще сам того не ведая, вступил на Путь. Со стороны казалось – мир остался прежним.
– Ваш кофе.
Мальчишка на окне исчез, паломничество продолжалось.
– Твое здоровье!
– Без сантиментов, пожалуйста.
– Твое здоровье, без сантиментов.
Поэта она нашла на скамейке около своего любимого Собора. Как бы ни менялся, мир вечные ценности будут существовать всегда, а то, как заметишь перемены.
Они долго молча и с восторгом наблюдали восхитительную жанровую сценку. День был воскресный, в Соборе пары венчались одна за другой. Невесты разных возрастов в обязательных белых платьях выпархивали из сурового Собора счастливыми женами и здесь, подобно библейскому змею искусителю, поджидал их проворный и сладкоречивый фотограф. Он соблазнял их сладкими речами, усаживал в самых вычурных позах на свежескошенный газон, фотографировал и только, вырвавшись из-под его чар они вскакивали с травы и одна за другой хватались в ужасе за голову, обнаруживая, как испорчено зеленью их самое главное в жизни платье в самом начале длинного, праздничного дня. Но ни одна из них не извлекла урока из огорчения другой, и все новые подвенечные наряды гибли на газоне, и все новые юные женщины сменяли радость испорченным настроением и слезами.
И тут она решилась.
– Ты помнишь, Мастер, последнее время много говорил о том, что человек – не природное существо. Мы еще никак не могли понять, о чем он, в действительности говорит. Тема еще так и зависла. По принципу – не отзывается, значит рано. Она в поезде так ко мне прилипла, что ни спать, ни есть. А тут еще одна вещь всплыла, помнишь суфийское: человек создан, чтобы учиться. Так вот главное, что создан. «Создан» и «не природное существо». Я, кажется, знаю, в чем суть.