Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 64

Глава четвертая. СОВЕТНИК.

— Проходите, — предложил Маканин, собственноручно распахивая дверь своего кабинета на третьем этаже здания городской администрации. — Устраивайтесь, как вам будет удобно.

Кивнув с достоинством, Константин Громов первым вошел в кабинет. Как и любое другое помещение в этом здании, кабинет советника губернатора Маканина вызывал у стороннего посетителя самые противоречивые чувства. С одной стороны, он мог преисполниться гордостью за свою родную страну, которая наконец достигла такого уровня благосостояния, что даже в самом заурядном кабинете сделан евроремонт высочайшего качества, стоит дорогая офисная мебель, имеется и самая современная техника: компьютер, телефон, факс; с другой стороны — зная, какая нищета царит по долам и весям родной страны, этот посетитель мог затаить обиду (а то и преисполниться самой настоящей ненавистью) на тех, кто купается в роскоши в то время, как где-то от голода и холода умирают люди и все катится в тартарары. Впрочем, офицеры части 461-13 «бис» к таким контрастам давно привыкли, поэтому вид кабинета советника не произвел на них какого-то особенного впечатления.

Поскрипывая ботинками, Громов прошел по начищенному до блеска паркету, к поставленному у стены кожаному дивану, плюхнулся на него и вытянул ноги. Остальные «ходоки» последовали его примеру: Лукашевич сел справа от майора, а Стуколин — слева. Присаживаясь на этот образчик финской деревообрабатывающей промышленности, Лукашевич с ухмылкой представил себе, как господин советник в перерыве на обед и дабы отдохнуть от трудов праведных по управлению городом раскладывает на диване длинноногую блондинистую секретутку, снимает штаны и… Тут старший лейтенант вспомнил, что в приемной они были встречены не длинноногой блондинистой секретуткой, а очередным запакованным в тесное ему штатское бугаем, на карточке которого значилось, что он-то, бугай, и есть настоящий секретарь господина советника Маканина. Представить, как на этом диване господин советник раскладывает бугая из приемной, у Лукашевича не хватило воображения.

Пропустив своих нежданных гостей в кабинет, Лев Максимович закрыл дверь и спросил, посмотрев на Громова:

— Что будете пить? Чай? Кофе? Что-нибудь покрепче?

Майор оглянулся на спутников. Те своих пожеланий не высказали, и тогда он ответил за всех:

— Три кофе, пожалуйста.

Маканин наклонился над письменным столом и ткнул кнопку селектора:

— Гриша, три чашки кофе для гостей, а мне — белого чаю. Если будут звонки, переадресовывай их, как обычно, — Кагарлицкому.

— Слушаюсь, Лев Максимович, — откликнулся бугай из приемной.

Господин советник обошел стол и, вздохнув, опустился в большое офисное кресло.

В ожидании напитков хозяин кабинета и гости молча рассматривали друг друга. Лукашевич вдруг подумал, что в позиции сидя советник Маканин напоминает не просто абстрактного «буржуина», а «буржуина» вполне конкретного — премьер-министра Уинстона Черчилля в период Второй мировой войны: та же блестящая в свете ламп лысина, те же отвисающие бульдожьи щеки, тот же недобрый, но умный взгляд.

Через минуту в кабинете появился Гриша с подносом. Офицеры получили по миниатюрной чашечке с ароматным горячим кофе, Маканин же предпочел «белый» чай в высоком стакане с подстаканником из тех, которые подаются в поездах дальнего следования. Когда Гриша, исполнив свои обязанности, удалился, Громов отпил кофе и спросил Ма-канина:

— А что, Лев Максимович, у вас в администрации всегда были армейские порядки? Или только теперь?

— Не понял вопроса, — господин советник нахмурился недоуменно. — Что вы имеете в виду?

— Вообще-то, я привык видеть в качестве секретарей симпатичных девушек, — пояснил свой вопрос майор. — А у вас — Гриша. С выправкой бывшего военного.

Маканин улыбнулся, — улыбка у него получилась скупая.

— Положение обязывает, — сказал он. — Ведь я — советник губернатора по вопросам безопасности.

Лукашевич мысленно присвистнул: вот так дела, это нам подфартило.

— Позвольте тогда спросить, — продолжал «светскую» беседу Громов, — вы имеете какое-то звание?

— Да, — не стал скрывать Маканин. — Я подполковник. Подполковник госбезопасности.

Лукашевич и Стуколин переглянулись. Громов же никак не выразил своих чувств. С задумчивым и несколько отстраненным видом он допивал свой кофе.

— Еще вопросы? — Маканин выдержал паузу. — Ну что ж, будем считать, что вы меня знаете. Теперь я хотел бы познакомиться с вами. Кто вы и какая надобность привела вас к губернатору?

Громов в двух словах обрисовал ситуацию:

— Мы — офицеры войсковой части 461-13 «бис», четвертой эскадрильи авиаполка «Заполярье». Моя фамилия — Громов. Я командир части. Со мной — летающие офицеры Лукашевич и Стуколин. Мы прибыли в Мурманск, чтобы просить губернатора выделить средства на поддержание личного состава нашей части. Мы находимся в чрезвычайно бедственном положение, довольствие задерживается, и вскоре в части может начаться голод…

Господин советник, наклонив лысую голову, выслушал Громова. Потом помолчал, отхлебнул чаю и сказал так:

— Я не спрашиваю, обращались ли вы по своим инстанциям — наверняка обращались. Я не спрашиваю, нет ли у вас других способов заработать себе на хлеб — наверняка таких способов нет. Меня в этой истории интересует другое. Вы понимаете, что, придя сюда, фактически выступаете в роли попрошаек?..

Стуколин хотел вскочить, но Громов, выставив руку, толкнул его на место. Лукашевич собрался было обидеться по примеру друга, но тут перехватил острый, испытующий взгляд, с которым Маканин наблюдал за Громовым, и сообразил, что не для унижений привел их сюда господин советник, и если бы дело ограничивалось только этим, то все их знакомство с ним закончилось бы еще внизу, на лестнице, пятнадцать минут назад.

— Да, — произнес Громов недрогнувшим голосом, — мы это понимаем. Но кто сделал нас попрошайками? Кто довел одну из самых сильных армий в мире до такого состояния, что ее офицеры вынуждены побираться, лишь бы не умереть с голоду? Вы сказали, что имеете звание подполковника госбезопасности? Куда вы смотрели, подполковник, когда разномастные нувориши грабили армию и всю страну? Или вас это устраивало? Тогда к чему ваш пафос?