Страница 66 из 75
— Что ж, в таком случае наш разговор пока окончен, — сказал следователь и нажал кнопку на столе — вызов охранника. — Мы еще встретимся с вами, госпожа Варламова, может быть, вам придется дать дополнительные показания, но не надеюсь, что это будет скоро. Видите сами, сколько у меня дел, кроме вашего, хотя мне лично беседовать с вами так приятно.
Дверь открылась, на пороге выжидающе стоял охранник. Ольга продолжала сидеть, вцепившись в стул, хотя следователь галантно привстал, наглядно показывая, что больше не намерен разговаривать.
Он что-то по-турецки сказал охраннику, вероятно, «уведите», и охранник двинулся к Ольге. Мысль работала лихорадочно.
Сейчас ее уведут опять в эту треклятую камеру, и сколько ей еще там дожидаться суда? Месяц, полгода, год? А что потом?
«Но скажи мне, почему всем этим не занимается всемогущий Константин Варламов, твой муж? У него дочерние фирмы по всем восточным странам, и в Стамбуле у него огромные связи, настолько огромные, что…» — В этом месте Игорь тогда фразу оборвал, а Ольга вдруг поняла, чего так упорно добивался от нее следователь, почему был так галантен, все намекал на то, что нужно нанять дорогого адвоката, держался с ней, как с очень богатой женщиной. Ведь у него в руках папка с ее данными, а она по ним Ольга Варламова, и в ее советском паспорте, который тоже был при ней и который отобрали, стоит печать о регистрации брака и нет печати о его расторжении. «Он замечательный, он добрый, он все поймет и спасет меня, — думала Ольга о Косте. — А если вдруг уже поздно… он говорил, что может оказаться поздно… Нет, он хороший, а я во всем виновата перед ним». Охранник грубо поднял ее со стула.
— Господин следователь, еще одну минуту! — воскликнула Ольга.
Ибрагим Неджмедини, который уже сидел за столом, углубившись в бумаги, поднял голову.
— Мне с вами нужно поговорить наедине, — Ольга покосилась на охранника, крепко державшего ее за руки.
Следователь жестом отослал его, охранник плотно закрыл за собой дверь. Ольга опять опустилась на стул, глаза на короткое время заволокло пеленой, ее мутило, потом все прошло.
— Сколько я уже здесь? — спросила она следователя.
— Почти месяц, — ответил он.
— Я не хочу оставаться здесь еще год, — решительно сказала Ольга. — Я больна, я умру здесь.
— Это все, что вы хотели сообщить мне? — удивился следователь наглости заключенной. — Незачем было беспокоить меня. О своем здоровье вы должны были доложить надзирателю… Хотя он не знает русского. Не беспокойтесь, я передам, чтобы вас перевели в больницу. Если это не уловка, чтобы встретиться с сестрой. — Его рука снова потянулась к кнопке.
— Постойте, господин следователь, — имя и фамилию Ольга не сумела бы выговорить, даже если бы ей сию же секунду угрожала смертная казнь. — Вы действительно хорошо понимаете русскую душу и русский менталитет, и вы не зря прожили два года в Москве. У меня к вам есть деловое предложение.
Следователь еле заметно улыбнулся, снова закурил, молча и выжидательно смотрел на Ольгу, забыв про кнопку на столе.
— У меня лично действительно нет денег… на адвоката, но если я позвоню в Москву, одному человеку… он — весьма влиятельный, состоятельный человек… Он прилетит и сможет помочь нанять самого дорогого адвоката, который только есть в Турции, — говорила Ольга, не зная, как подойти к главным словам.
— Я не знаю, как вы позвоните ему… — безразлично сказал следователь. — Но я рад за вас, если вы наймете самого хорошего адвоката.
— И… и… я думаю… — Ольга вдруг стала решительной. Что она сидит и мямлит, терзаясь интеллигенскими комплексами, когда ей дали понять, что жизнь ее сестры, человека, которого она любит, да и ее собственная в опасности. — И, господин…
— Ибрагим Неджмедини, — подсказал следователь.
— Да, так вот, господин Ибрагим Неджмедини, — отчеканила Ольга, — думаю, деньги лично вам тоже не помешали бы, а если следователь не находит состава преступления, то и на адвоката тратиться не придется, все будет ваше.
— Ну зачем же так, зачем же так… — засуетился следователь, поглядывая на дверь.
— Всего-то и дел — дать мне возможность позвонить в Москву, — все так же решительно и прямо говорила Ольга.
— Вообще-то звонить подследственным куда-либо у нас запрещается, — он стал какой-то тусклый и бледный, — но… но…
— Почему бы один раз не сделать исключение? — напирала Ольга.
— Хорошо, например, завтра, — согласился Ибрагим Неджмедини. — Я вызову вас для допроса.
— Нет, сегодня, сейчас! — упорствовала Ольга. — Ах, как все долго в этом вашем дружественном Стамбуле. Вот ведь стоит телефон, господин Неджмедини. — Ольга могла все, ей море было по колено, лишь бы спасти дорогих ей людей, не то что выговорить какое-то турецкое имя! — Ведь наверняка я могу по вашему телефону связаться с Москвой, и никто, кроме нас двоих, об этом не узнает.
Следователь помолчал.
— Кто этот человек? — спросил он наконец.
— Мой муж, Константин Варламов, — ответила Ольга.
Губы следователя растянулись в непроизвольной улыбке.
— Ладно, — вполголоса сказал он. — Почему-то вы мне нравитесь. Вы очень загадочная русская женщина. Звоните сейчас. Только быстро, сюда может зайти мое начальство, — он пододвинул девушке телефон.
— Как звонить отсюда в Москву? — Ольга разговаривала с Ибрагимом уже на равных, и он не возражал. Он быстро взял телефонный справочник, полистал, нашел нужную страницу:
— Вот, — ткнул он пальцем код и подчеркнул его ногтем с аккуратным маникюром.
Ольга сняла трубку, набрала номер. На секунду сердце ее сжалось. А что, если Костя откажет? Тогда все. И для нее, и для Риты, и для Игоря. Но это единственная возможность — других нет…
Секунд пять, слушая гудки, она видела перед собой напряженное лицо следователя, смотрящего на дверь. Потом там, в Москве, на другой планете, в другом мире, сняли трубку, и знакомый, чуть хрипловатый голос строго сказал:
— Константин Варламов слушает.
Ольга опешила от его строгости, зажала низ трубки рукой, не зная, что сказать. С чего она взяла, что имеет право просить его о помощи? Это следователь не знает, что она рассталась с ним вот уже больше двух лет назад.
— Алло? — вопрошала трубка Костиным голосом.
А Ольга все не могла собраться, вся ее решимость разом исчезла. Ибрагим теперь уже удивленно смотрел на нее.
— Да, я слушаю, — с нетерпеливым недовольством повысил голос Костя.
«Сейчас повесит трубку, и мне уже ни за что не дадут ему позвонить», — поняла Ольга, глядя в меняющееся на глазах лицо Ибрагима. И быстрой сбивчивой скороговоркой, захлебываясь плачем, она стала говорить…
— Вы говорили о плохом самочувствии, — следователь подошел к ней, когда она повесила трубку. — Хотите, я лично покажу вас лучшему врачу?
— Нет, — отказалась Ольга. После разговора ей стало почти хорошо. Скоро все благополучно закончится и для нее, и для ее друзей. А она просто раскисла.
Утром следующего дня Константин был в Стамбуле. В двенадцать часов, судя по настенным часам с круглым циферблатом, висящим по другую сторону решетки, где сидели заключенные, которых привели на свидание. Константин зашел в зал свиданий. Ольга сразу увидела его и вцепилась пальцами в прутья решетки. Он еще немного располнел, на нем был двубортный элегантный костюм серого цвета, поверх — светло-кремовый, кажущийся белым плащ. Он прошел за спинами родственников и друзей, пришедших к подследственным, и, не заметив Ольгу, пошел по второму кругу.
— Костя! — окликнула его Ольга.
Он подошел стремительно к решетке, его лицо заметно подрагивало от волнения.
— Я не узнал тебя, Оленька, — сказал он. — Что они с тобой сделали?
Ольга расплакалась, взяв его за руку, полноватую, сильную.
Надзиратель, стоящий сзади, что-то закричал, быстро пошел к ним. Константин ответил ему, тоже по-турецки, сунул в руку купюру, тот отошел от них. Теперь обе Ольгиных руки утонули в ладонях Константина. Вот и все, можно больше не бояться непонятных турецких окриков, ударов. Она сидела и плакала, а он молчал, пока надзиратель что-то вновь не крикнул, перекрыв разноязычные голоса людей.