Страница 20 из 25
Добрыня и Маринка
Матушка Добрынюшке говаривала: «Свет мой сыночек, Добрынюшка! Скоро мне, Добрынюшка, восемьдесят лет! У меня на рученьках внучонка нет! Ты ещё, Добрынюшка, холост-неженат. А тебе, Добрынюшка, за сорок пошло! Я тебя, Добрынюшка, сын мой, оженю: Я тебе, Добрынюшка, невесту найду! Ты теперь во славе молодец, в чести! Ай да ты, Добрынюшка, послушай меня: Ты обходи подальше улицу, Ты объезжай ту Чёрную! Там живёт Маринка Кандаловна, Там зла колдунья-волшебница. Там эта Маринка тебя завлечёт; Там эта Маринка тебя изведёт, Со свету белого она сживёт!» Вышел тут славный Добрыня на двор. Думушку задумал он крепкую, Крепкую думу неотвязную: «Эта Маринка погубительница — Дюка погубила-отравила она... Мне обегать её, волшебницу, —- Это идет не к лицу молодцу! Еду я на улицу Чёрную! Там её, волшебницу, боем убью! Там её, змеевку, с земли сотру!» Матушки Добрынюшка ослушался. Скоро Никитьевич коня седлал. Быстро удалый со двора скакал. Выехал на улицу на Чёрную. Все терема, все дома оглядел — Видит в окошечке Маринку он! Тут со коня Добрыня спешился. Вынул Никитьевич свой лук тугой. Выстрелил в Маринку-чародейницу. Выломал оконницу стекольчатую. Вышиб причалины серебряные. Только Маринку стрела не взяла. Только бесовку не тронула. Вышла Маринка, чертыхается; Лихо на Добрынюшку ругается: «Что за невежа на двор наезжал? Что за невежа в окно стрелял? Выломал оконницу стекольную; Вышиб причалины серебряные; Выбил глядельце зеркальное!» Глянула Маринка на Добрынюшку Чёрным взором своим колдовским... Кудри у Маринки чёрные. Плечи у Маринки белые. Кудри по плечам рассыпаются, Очи прямо в сердце вонзаются... Думал Добрыня лук поднять. Загадал Добрыня стрелу достать — Выстрелить во чародейницу. Только исчезала сила в руках! Только застоялась мысль в голове! Только расслабели ноги резвые! Вдруг против воли он сел на коня, С улицы Чёрной прочь повернул! Тут-то Маринка повыскочила, Быстро из терема повыбежала. Понахватала беремя дров, Дровец сухих-белодубовых. Кинулась ведьмуха на следы: Ох, на следы на Добрынины. Вырезала горячие... Клеткой поленья складывала, Поразожгла огнём палящим их; Бросила в пламень Добрынины следы; Их она бросала, заговаривала: «Сколько тут жарко дрова горят, Столько бы горел и Добрыня по мне! Столь бы по Маринке Никитич сгорал! Сколько тут сохнут следы в огне, Столько бы сох и Добрыня по мне!» Взяло Добрынюшку лихое взятьё — Сердце зарезало пуще ножа, Днём-то Добрыня ни хлеб не ест! Ночью-то Добрыня ни сном не спит! Тянет Добрынюшку на улицу, Тянет его всё на Чёрную. Взял тут Добрынюшка коня седлал. Стрел себе во колчан запасал. Меч да копьё — все оружье собрал. Едет он на улицу на Чёрную! Глянула Маринка, увидела; Лихо злоехидина хихикнула; Высунулась в окошечко вся — Ну в одной рубашке и без пояса. Манит Добрынюшку заманивает. Молодца себе заговаривает. А про себя думу думает: «Вот теперь Добрыня в моих руках! Вот я теперь его не выпущу: Клячей оберну водовозною — Буду на молодце воду возить! Сделаю вороной пустопёрою — Будет Добрынюшка падаль клевать! Оберну Никитьевича туром гнедым — Пусть его, Добрыню, охотник убьёт!» Витязь Добрыня околдованный, Он, обезволенный, к ведунье шел. Вспыхнула Маринка от радости, Чёрные заклятья выкрикнула, Выголосила чародейница, Туром гнедым она Добрынюшку, Доброго молодца обёртывала. Обернула-выгнала в полюшко; Выгнала в леса дремучие, Выгнала в болота топучие! Ходит там тур — золотые рога. Радуется ведьма-волшебница! Радость в ней злая кипежом кипит. Радость в ней злая паром парит. Радость в ней злая огнем горит! Слышит кипеж тот Горыниха. Чует пар тот Змеиха-Змея. Видит огонь тот Змеюжина. Быстро смекнула-догадалася; Нет его на свете, Добрынюшки! Тут-то Змеиха Горыниха Снова из пещер своих вылётывала. Снова принималась на Русь летать, Снова для змеёнышей людей таскать! Думает думу Илья Муромец, Всё атаман себе раздумывает: «Где это Добрыня пропадьём пропал? Что с Добрынею случилося? Снова Змея стала в Киев летать — Надобно мне тут на бой выходить!» Вот снарядился в поход Илья. Выехал во поле чистое. Пестрая сорока впереди его Скоками, глянь, запоскакивала, Лётами заперелётывала — Обогнала ведь сорока Илью, Пёстрая, далёко оставила! Выгнала сорока из чащи лесной В полюшко тура златорогого. Села сорока туру на рог. Стала сорока нашёптывать: «Ты меня, Добрынюшка, замуж возьмёшь! Ты на мне, Добрынюшка, женишься! Буду тебя оборачивать На ночь я во доброго молодца! Буде не выполнишь волю мою — Я на охотника тебя загоню, Я под стрелу тебя подгоню!» Тур головой золотой тряхнул, Пёструю сороку с рог смахнул. Тут его сорока гонять принялась, Пёстрая, на гибель заганивать: Хочет тура на Илью нагнать; Пусть его, тура, подстрелит Илья; Пусть его Илюшенька, Добрыню, убьёт! Только Илюшенька догадливый —— Он, осторожливый, не стал стрелять. Золоторогого не стал губить. Выстрелил в сороку — подшиб на лету! Тут-то с сороки и спади колдовство: Перед Ильёй не сорока лежит! Кровь-то из раны не сорочьей бежит: Это — Маринка Кандаловна! Тур златорогий вокруг Ильи Прыгает-вьётся-увивается. Разум у Ильи озаряется: «Это не тур, а человек перед ним». Стал Илья Муромец требовать: «Ты расколдуй, Маринка, витязя». Злится Маринка, противится. Силится слово-проклятье сказать: Заколдовать Добрынюшку, Туром оставить его навек. Сила у Маринки перед смертью слаба. Сила у живого Ильи велика. Не дал Маринке Илья сказать Слово-заклятье последнее. Вынудил Маринку Илья Муромец Расколдовать Добрынюшку! Выполнила волю богатырскую Злая Маринка во беспамятстве... Вот и совершилось совершение: Тут был тур — золотые рога, Стал Добрыня добрый молодец! Это Маринка и увидела, Злянка заизвивалася, Злобство в ней огнем загоралося, Жгучим-горючим пламенем. В жгучей-горючей озлобине В пепел сгорела Маринка вся. Тут ей, Маринке, и конец пришёл!