Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 16



Сколько крыс!

А ведь это только часть мира. Есть еще ФРГ, Австрия, Испания, Родезия, Парагвай, Боливия, Аргентина, Чили!.. Сколько их, этих партий? И от кого пришел пароль, который так не посчастливилось услышать мне?

И кто там, на местах, готовился помочь Бестлеру?..

Теперь я не мог оставаться в стороне. И не имел права оказаться в числе тех, кто был задушен, заколот, застрелен выродками, несущими в мир не солнце, а свастику... Мне хотелось в этот момент увидеть лицо неизвестного строителя обсерватории "Сумерки"... Кто он был? Как связал судьбу с Бестлером? Что заставило его считать, что работа, приводящая к созданию сверхоружия, ничем не отличается от всякой другой работы?

"Господи, - думал я. - Я далеко не пастырь, и мне не нужны бичи, даже такие "справедливые", как бичи Македонского, Цезаря, Наполеона, Гитлера, Бестлера...

Не они движут миром. Они - препятствие. Мир движем мы я, мой отец, репортер Стивене, мастер Нимайер, парни из Бельгии и России, из Америки и Болгарии..." Я перечислял имена, а потом стал думать о миллиардах цветных и белых, обреченных на гибель, пусть даже и красивую.

Но думать о миллиардах было трудно. Масштабы сбивали. И я стал делить миллиарды. Отдельно поставил человека, впервые сказавшего, что я ему по душе. Отдельно поставил людей, которым я верил. Отдельно тех, кого я уважал. И таких набралось немало. И именно они, люди, знакомые до изумления, окрасили безымянные миллиарды, и теперь я всех мог видеть, любить, спасать, потому что я первый обнаружил на земле место, должное, по замыслу Бестлера, в совсем недалеком будущем стать центром боли и страха для всего человечества.

Сердце мое разрывалось от боли, и как бы в награду за это пришел сон, в котором гостями были мои друзья, народ противоречивый, но добрый. И сразу из этого сна я перешел в другой, такой же счастливый...

Потом сон стал путаться, растекаться... Я услышал стук в дверь и проснулся.

Тревожно кричала в ночи сирена.

Выбор

Она была слабая, видимо, ручная, но именно слабость ее наводила тоску. Протянув руку, я нажал на выключатель - света не было... Чертыхнувшись, я на ощупь оделся и пошел к портьере.

Нащупал шнур, поднимающий тяжелые складки, и замер. Ногти на моих пальцах светились! Они, как крошечные фонарики, испускали голубоватый свет, похожий на тот, каким светится ночью море...

Удивленный, я приблизил пальцы к лицу, даже пошевелил ими, но свечение не исчезло.

Стук повторился. Я выругался, но не сдвинулся с места. Ногти, оказывается, не были исключением. Рамы портретов тоже ожили и прямо на глазах наливались холодным, тусклым и неживым светом. Я мог разглядеть лица - краски, которыми они были написаны, тоже светились.

Озираясь, я подошел, наконец, к двери и, раскрыв ее, отступил в сторону.

- Компадре, - раздался негромкий знакомый голос.

Это был Верфель, и его появление у меня явно не было случайностью.

- Компадре, - повторил он, всматриваясь в темноту комнаты.

- Я здесь...

Он повернулся, и зубы его меж полуоткрытых губ сверкнули яркой, ровной полоской. Незаметный при дневном свете, отчетливо проявился длинный и узкий шрам, пересекающий щеку и часть уха.

- Что происходит? - спросил я.

- Торопись, - сказал он негромко и сунул в карман моей куртки тяжелый сверток. - У пирса стоит катер. И помни, безопаснее плыть по утрам.

- Вы предлагаете мне...

- Торопись!



- Я не знаю, кто вы, - начал я. - И не лучше ли будет, если мы уйдем вместе?

Я не вкладывал в эти слова другого, обратного им смысла, но Верфель взорвался. С силой схватив меня за пояс куртки, он выругался:

- Болван! Я не для того стрелял в жирного Хенто, чтобы сейчас ты задавал мне вопросы! Или ты еще ничего не понял? Или... - он вдруг остановился на полуслове и сдавил мне горло железной рукой, - может, ты уже подцепил комплекс превосходства и тебе захотелось поиграть в империю?

- Оставь! - крикнул я вырываясь.

Хенто... Он имел в виду водителя? Любителя цапель эгрет?.. И там, на острове, этот Хенто тоже хотел моего побега?.. Страшная догадка мелькнула в голове:

- Вы проткнули атмосферу над нами?

- Дошло, - грубо, но облегченно вздохнул он. - Катер у пирса. "Фольксваген" у входа. Выжми из них все!

Его тон поразил меня. Будто он долго изучал со стороны, на что я способен, и, хотя результаты наблюдений оказались неутешительны, вынужден был сделать выбор... Но мой инертный мозг все еще сопротивлялся.

И тогда Верфель меня ударил.

Удар был настолько силен, что я упал. Не давая мне встать, он втащил меня в лифт, выскочил наружу, захлопнул дверь, и все провалилось в пустоту.

Застонав, я дотянулся до клавиши и вывалился в пустой коридор. Верфель не обманул - "фольксваген" стоял у входа.

Никогда я еще так не гнал машину!

Ужас пронизал меня, когда я не увидел катера. Но он был тут, за пирсом, и, прыгнув на его тесную палубу, я вывел его на фарватер. Рокот мотора, казалось мне, будил всю сельву.

Светящиеся, облепленные светлячками островки проносились мимо. Прожектор я не включал, ориентируясь по естественным маякам.

Вспомнил о свертке Верфеля и левой рукой вытащил его из кармана. В нем не было ничего, кроме пистолета... Ответ Верфеля на вопрос - кто он?.. Преодолевая боль в разбитых губах, я усмехнулся...

Верфель ничего не сказал. Но стояло ли за его спиной преступление, или с самого начала он вел с Бестлером эту игру - он выиграл...

Впереди мелькнул огонь. Я свернул в протоку и приглушил мотор. Звезды раскачивались и ломались в нежных валах. И я плыл прямо по звездам.

Время от времени я смотрел на часы. Не знаю, чего я ждал, представления не имею. Но я знал - это должно случиться. Четыре минуты... Три... Две... Одна...

Ничего не случилось.

Сколько я мог пройти? Ушел ли я из опасной зоны?

Я взглянул на пальцы и вздрогнул. Ногти светились.

И пуговицы куртки тоже. Я весь был охвачен мертвым сиянием, по листве и лианам расплывались красные, голубые, желтые радуги.

Переливались, цвели, переходя из одной в другую и трепеща, как крылья исполинских бабочек. Капля бензина за бортом окрасилась в пронзительный фиолетовый тон. Нервная, убыстряющаяся пульсация свечения была мертва и категорична.