Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 25

– Благословен Создающий плод лозы45! – подхватил коэн и влил в себя полную кружку вина. Одобрительно крякнул, после чего провел ладонью сверху вниз, поглаживая клиновидную бороду.

– Благословен Он! – зашептал второй талмид, косясь на своего товарища, который молчал, закусив губы.

А Иов ничего, крепкий орешек. Он начинал мне нравиться. Я видел, как от прихлынувшей крови зарделись его щеки – гадоль сжал кулаки, готовый принять брошенный ему вызов. То, что он помочился на угол дома – так с кем не бывает: и кот наш блудливый так делает, и пес хозяйский, а мы с волом так вообще во дворе дуем.

Чтобы не выдать своего любопытства, я покрутился на месте и стал подбираться к ним бочком, демонстративно разглядывая улицу и людей, собирающихся возле колодца.

– Четырех родов бывают ученики, сидящие пред мудрецами, – левит начал издалека, – губка, воронка, цедилка и сито. Воронка – ученик, у которого всё входит с одной стороны и выходит с другой: слышащий, но не запоминающий. Губка, вбирающая всё, – ученик, который всё слышит, помнит, но излагает в беспорядке. Сито, отбирающее кемах от солета, а солет от отрубей46, – ученик, который слышит учения, всё помнит, но излагает каждое отдельно. Цедилка, отбирающая гущу, – ученик, который входит в школу, и если слышит Мидраш, Галахи и Агаду47, то, выходя, не помнит ничего, а если слышит пустые речи, то их помнит. Вот и ответь мне, кто ты: воронка, цедилка, губка или сито?

– Зачем тебе это? – буркнул Иов, понимая, что примирения уже не будет и левит превратился в его недруга.

– Я думаю, цедилка… Только пустые речи ты и запомнил, а истинного учения не понял, и не дано тебе понять. Кто обладает тремя качествами добродетели – принадлежит к ученикам отца нашего Авраама48, а кто обладает другими тремя качествами – принадлежите к ученикам нечестивого Валаама49.

Гадоль посмотрел в сторону колодца и встал.

– Слушаю я тебя и удивляюсь. Сначала ты говоришь «белое», а потом «черное», – Иов поднял свою кружку и демонстративно вылил вино на землю, – этот достоин побития камнями, а этот удушения, тот сожжения, а другой усечения мечом. И при этом говоришь: человек согрешил раз, второй раз и третий раз – ему прощают; но если он согрешил в четвертый раз, то ему не прощают. И добавляешь: душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу. И следом говоришь: согрешу и раскаюсь, согрешу и раскаюсь. Иной отвечает и за убытки, причиненные им самим, и за убытки, причиненные его волом или ослом, а иной не отвечает ни за убытки, причиненные им самим, ни за убытки, причиненные его волом или ослом, – кучерявый зачем-то посмотрел на меня и подмигнул.

Странно, я ему, вроде, ничего не должен.

– Что ты этим всем хочешь сказать, цедилка? – вино ударило в голову, и левит стал задираться.

– Сказано древними: «Наглый – в геенну, а скромный – в рай50». Вы же забыли истинное Писание и проповедуете веру, которая вам мила, и толкуете на всех углах: «Если какая душа согрешит против заповедей Господних и сделает что-нибудь, чего не должно делать, пусть представит из крупного скота тельца без порока, Господу в жертву о грехе. А если всё общество Израилево согрешит по ошибке и скрыто будет дело от глаз собрания, то, когда узнан будет грех, пусть принесут тельца в жертву за грех. А если согрешит начальник и сделает по ошибке что-нибудь против заповедей Господа Бога своего, чего не надлежало делать, и будет виновен, то, когда узнан будет грех, которым он согрешил, пусть приведет он в жертву козла без порока51…» А если не узнан грех будет, так и не виновен никто…

– Пошел вон! – не сдержавшись, служитель храма метнул в юношу глиняную кружку.

Иов увернулся, пропуская мимо себя корчажку, которая с треском разлетелась, ударившись о каменный вал.

– Уйду! Но мне кажется, ты запутался и сбиваешь народ с истинного пути. Ибо нельзя учить тому, чего делать не полагается, и нельзя согрешивших в малом наказывать больше, чем согрешивших в большем.

Коэн был против такого поворота событий. Во-первых, он терял способного ученика и, что бы ни говорил левит, лично он был юношей доволен. Во-вторых, кто понесет кувшин с маслом? Чтобы нанять носильщика, нужно платить, а это не входило в планы старшины. Да и тесть первосвященника не обрадуется, узнав об убытках. И, в-третьих, их уже никогда не будут привечать в этом доме.

– Сегодня не День искупления52 и грехи, совершенные пред лицом Господа, не прощаются, а проступки, совершённые пред ближним, прощаются лишь после того, как получишь прощение от ближнего. Примеритесь, ибо негоже двум иудеям встретить Пасху неочищенными.

Только сейчас левит сообразил, что натворил. Если бы не свидетели, он мог бы скрыть этот грех, но ставшее ведомым двум станет ведомо всем. От этой мысли его передернуло, и он пошел на попятную.

– С чего ты взял, что я так говорил? – голос стал ласковым, словно между ним и Иовом ничего не произошло.

– Ты не говорил, ты учил: «Кто съел от пасхальной жертвы кусок величиною с оливку недопеченным или тушеным, или сваренным – подлежит наказанию; а если кто вынес кусок величиною в оливку из одного дома в другой дом во время, на назначенное для еды, подлежит наказанию53».





– Так сказано в Писании: «…не выносите мяса вон из дома54», – левит скрипнул зубами.

– А вот он, – Иов показал на человека в белых одеждах, сидевшего возле колодца в окружении людей, – говорит, что всякий грех простится человеку.

– Он богохульствует. Кто он такой, чтобы прощать грехи?

– Сын Бога живого, который имеет власть на земле прощать грехи. Тот, кто накормил пятью хлебами и двумя рыбами пять тысяч человек, и тот, кто оживил Лазаря, живущего на соседней улице.

От этих слов я сжался и боязливо посмотрел в сторону колодца. За сгорбленными, запыленными спинами людей нельзя было разглядеть того, на кого указывал юноша. Что видел он с высоты человеческого роста, то не дано было видеть мне с моего ослиного места, но меня поразило другое – с каким вниманием собравшиеся слушали Того, о ком говорил Иов. Воистину там сидел имеющий власть над людьми и миром. Уши мгновенно повернулись в сторону улицы, и я уловил тихий, ласкающий слух голос:

– …Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас55…

Не отдавая себе отчет в том, что делаю, я машинально двинулся вслед за юнцом, открывшим калитку и уже вышедшим на улицу. Я был во власти голоса – во власти волшебной флейты, собирающей в стадо своих овец.

Как бы я хотел быть Его овцой! Но, увы, я осёл…

– Держи осла!

Этот крик ввел меня в ступор. «Зачем меня держать?», – пока я переваривал эту мысль, второй талмид схватил меня за уши и потащил во двор.

– Оставь его! – голос горшечника вернул меня к жизни.

«Как уши больно!», – я захрипел и мотнул головой, норовя сбросить юнца с шеи. Не отпуская моих ушей, он навалился на меня всем телом, зажал шею локтем, уперся ногами в землю и стал пятиться, пытаясь затащить меня во двор.

– Он не подъяремный, – хозяин пытался объяснить храмовникам всю ничтожность их затеи, но его никто не слушал.

– Ерунда, довезет.

Только сейчас я увидел, с какой поспешностью левит и коэн обматывают горлышки кувшинов пеньковой веревкой.

– Не надо, он не обучен, – причитал хозяин, бегая вокруг них. – Побьет ведь горшки ваши. Кто за всё платить будет?

– Ты и заплатишь, – рыкнул левит.

– Я права свои знаю, – хозяин отвернулся от левита и закричал в сторону колодца. – Эй, люди! Если спросят вас в суде, подтвердите, что я сказал им, что осёл не подъяремный. А они не слушают меня и хотят нагрузить на него два полных кувшина масла.