Страница 21 из 25
Левит развел руками, улыбка заиграла на его лице. Ему показалось, что он поймал старика на несоответствии и умышленном искажении Торы. Этот момент должен был стать триумфом человека, который всю жизнь мечтал войти в Синедрион, и, кажется, он нашел того, чье место займет. Левий облизал вмиг пересохшие губы.
– Говорил Господь: «И в пророках Самарии Я видел безумие; они пророчествовали именем Ваала217 и ввели в заблуждение народ Мой, Израиля218».
Никодим не дал договорить ему.
– «Но в пророках Иерусалима вижу ужасное: они прелюбодействуют и ходят во лжи, поддерживают руки злодеев, чтобы никто не обращался от своего нечестия; все они предо Мною – как Содом, и жители его – как Гоморра. Посему так говорит Господь Саваоф о пророках: вот, Я накормлю их полынью и напою их водою с желчью, ибо от пророков Иерусалимских нечестие распространилось на всю землю219».
Но левит тоже был не лыком шит.
– «Так говорит Господь Саваоф: не слушайте слов пророков, пророчествующих вам: они обманывают вас, рассказывают мечты сердца своего, а не от уст Господних220».
Старик улыбнулся, обведя рукой стоящую за спиной левита толпу и переведя палец в сторону восточных ворот, возле которых никого не было.
– Да, подтверждаю! Он не пророк.
– Вот, слышали? – Левий радостно ощерился, поднимая палец вверх и призывая небо в свидетели.
– Кто же он… скажи нам, старик… раскрой глаза наши… просвети ум наш, – робкие голоса заколыхались над растерявшимися иудеями.
– Он Сын Божий!
– Богохульствуешь! – кровь, закипев, ударила левиту в лицо.
Всё с той же блуждающей улыбкой на лице Никодим, ничуть не смущаясь, продолжил:
– У них спросите: почему они за Ним ходят? Слушают Его во всём и почитают, как Отца родного. Что сказал Он им, что дал им, что пообещал? Много ли больных исцелил, мертвых восставил, грехов простил? В чем сила его? Не знает… молчите… Так я скажу! И был из облака глас, глаголющий221: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение222».
– Он богохульствует… На суд его… Побить камнями, – полсотни пар рук метнулись к старику, с треском разрывая на нем меховой халлук.
Это было то, о чем мечтал Петроний: он отвезет старика к Пилату.
– Именем Рима, кесаря и префекта Иудеи я забираю этого человека, – Петроний спрыгнул с цоколя – и тут же тридцать легионеров, последовавших за ним, окружили Никодима плотным кольцом. В римлян полетели камни, выбивая из щитов барабанный перестук. Пришлось встать «черепахой» и, ощетинившись копьями, пятиться до самой башни, из которой они вышли полтора час назад.
Видя, что побить камнями Никодима не удалось, толпа, затянув славословия, двинулась во внутренний двор, распевая нестройными голосами: «Прости нас, Отче наш, ибо мы согрешили. Отпусти нам, Царь наш, ибо мы провинились; ведь Ты отпускаешь и прощаешь! Благословен Ты, Господи, умолимый, многопрощающий. Пошли нам, Господи, здравие, – и мы будем здравы; помоги нам – и мы будем обеспечены, ибо Ты – наша Слава223».
Глава 9. Ирод, сын Ирода
Во время же празднования дня рождения Ирода дочь Иродиады плясала перед собранием и угодила Ироду, посему он с клятвою обещал ей дать, чего она ни попросит. Она же, по наущению матери своей, сказала: дай мне здесь на блюде голову Иоанна Крестителя. И опечалился царь, но, ради клятвы и возлежащих с ним, повелел дать ей, и послал отсечь Иоанну голову в темнице. И принесли голову его на блюде, и дали девице, а она отнесла матери своей.
Евангелие от Матфея, 14:6–11
Жена осталась в римском лагере, намереваясь вместе с Клавдией посетить вечерние игры солдат в мяч pila trigonalis. Как объяснил префект, в игре не было ничего интересного: три обнаженных игрока становились по трем концам начерченного на песке треугольника и поочередно бросали друг другу мяч, постепенно увеличивая скорость бросков.
Антипа вспомнил, как Иродиада224, блестя глазами, припала к его плечу и, запустив руку под пурпурную тогу,225 слегка ущипнула мужа за сосок, сказав: «Говорят, римские солдаты похоже на Аполлонов. Ты же не будешь возражать, если я останусь и посмотрю… так ли это?» Он не стал её отговаривать: проще было уступить, чем начинать склоку. В жилах царицы, как и в его, текла кровь Ирода Великого226, который для неё был дедом, а для Антипы отцом. Причем судьба распорядилась так, что у неё этой крови было больше. Плюс природное упрямство и свирепость, так присущая всем потомкам Хасмонеев227, к которым она принадлежала по бабке228. К тому же, её отсутствие во дворце позволяло безбоязненно уединиться в римских банях с двумя темнокожими рабынями, купленными им по дороге из Тивериады229 в Иерусалим.
Обед у префекта не удался…
Еды было много, вина еще больше, но Пилат пил мало, и Ироду не хватало компании. И если бы не подоспевший Петроний, который притащил какого-то босяка, выдавая его за члена Синедриона, Ирод бы так и остался трезвым и злым. В десятом часу230 захмелевшего, но изрядно повеселевшего Антипу погрузили в паланкин231 и отправили в город в сопровождении римской турмы и личной гвардии галилейского тетрарха.
***
Чуть наклонив голову, Ирод дремал в такт покачивающемуся паланкину, водруженному на плечи двенадцати рабов. Длинноногие абиссинцы довольно бойко шлепали по известняковому плато, приближаясь к Гиппиковой башне232, за которой был дворец с павлинами, фонтанами, целебными термами и спальнями, полными наложниц, к которым он питал такую же страсть, как к вину и зажигательным танцам.
Скошенный лоб с выпуклыми надбровными дугами и сдвинутые почти вплотную брови придавали лицу некую привлекательную суровость, свойственную только жителям каменистой Идумеи. Лоб и брови достались ему от отца, а вот тонкий с небольшой горбинкой нос и жесткие, вечно сжатые, мясистые губы перешли по наследству от матери233. С годами цвет лица потемнел еще больше, появились морщины и обвислые щеки, которые он искусно скрывал под бородой, заплетенной в двадцать восемь косичек.
Помнится, когда иудей-парикмахер закончил плести узлы, он взял выходной и пошел в город, где, напившись, рассказал о бороде виночерпию, виночерпий рассказал мяснику, мясник пастуху, пастух кузнецу, кузнец ювелиру – и пошло-поехало, пока об этом не объявили в Иерусалимском храме.
Священники пришли в трепет, тут же собрали мудрецов и отправили в Тивериаду с напутствием, что «отец тетрарха отличался бóльшим благочестием в соблюдении закона Израиля, чем сын, носил бороду, а не женские косы», а в назидание следовало процитировать строку из Писания, где сказано: «Не стригите головы вашей кругом, и не порти края бороды твоей234».
«И скажите ему…», – кричали ходокам книжники и фарисеи, шагая рядом с ними. – «Если кто будет прелюбодействовать с женой замужнею, если кто будет прелюбодействовать с женою ближнего своего, – да будут преданы смерти и прелюбодей и прелюбодейка. Кто ляжет с женою отца своего, тот открыл наготу отца своего: оба они да будут преданы смерти, кровь их на них. Если кто ляжет с невесткою своею, то оба они да будут преданы смерти: мерзость сделали они, кровь их на них. Если кто возьмет жену брата своего: это гнусно; он открыл наготу брата своего, бездетны будут они235».
Им вторили саддукеи: «Если кто возьмет себе жену и мать ее: это беззаконие; на огне должно сжечь его и их, чтобы не было беззакония между вами. Если кто возьмет сестру свою, дочь отца своего или дочь матери своей, и увидит наготу ее, и она увидит наготу его: это срам, да будут они истреблены пред глазами сынов народа своего; он открыл наготу сестры своей: грех свой понесет он236».