Страница 35 из 46
Сегодня перед самым закатом я вспомнил, что, выполняя просьбу Лоховица, должен совершить обход. Прежде всего я направился к Саше Оськину. Он работал вместе с Лоховицем, а сейчас стал полновластным хозяином огромного ограбленного кургана. На куче отвала установлены два бюста, вырезанные из комьев слежавшегося песка. Их сделал в минуты «перекуров» нукусский студент Утепбай. Мы убеждены, что он талантливый скульптор, и собираемся непременно написать в Нукус, чтобы на его талант обратили внимание. Утепбай изобразил два прекрасных восточных лица - мужское и женское. Обветренные, немного усталые, но полные достоинства.
Оськин меня не видит, он созерцает «грабительскую дудку» и черные, как бы закопченные стены могилы.
- Знаешь, Осечкин, - говорю я ему, - нас с тобой ограбили по-разному.
- Вот и я думаю об этом, - признается Оськин.
- Тебя ограбили до нитки, - серьезно продолжаю я, - а меня ободрали как липку.
Оськин приглашает меня на край могилы. Мы садимся, закуриваем. Саша - бывший типографский рабочий, потом по комсомольскому призыву стал работником торговли, а теперь обрабатывает находки в нашей лаборатории, ездит на раскопки, хотя учится заочно не на археолога, а на этнографа, собирается изучать быт народов Африки. Во время раскопок Оськин не может говорить ни о чем, кроме мучающих его вопросов: например, чем покрыты стенки погребальной камеры - копотью или просто следами дерева и камыша; почему у всех есть следы перекрытия, а у него, Оськина, нет и т. п.
Сидим и беседуем. Вдруг перед нами появляется запыхавшаяся Светлана. Щеки горят, глаза блестят.
- Саша, Валя, скорее ко мне, я боюсь, это исчезнет!
И помчалась к своему кургану, споткнулась о кочку, чуть не упала, оглянулась, машет рукой. Тогда побежали и мы с Оськиным. Что там у нее? Может, следы какой-нибудь краски?
Светлана попросила нас снять сапоги, указала, где спуститься, куда ставить ноги, бережно подняла бумагу, придавленную комьями земли, и, шепнув: «Это здесь», взмахнула кисточкой. Перед нами в плотном песке возникло широкое плоское золотое кольцо около пяти сантиметров диаметром.
Обнаружив его, девушка, видимо, не поверила своим глазам. Неожиданно блеснувшая в разграбленном кургане находка показалась ей невероятной. То, что возникло, как в сказке, могло вдруг взять и исчезнуть. Нужно, чтобы кто-то подтвердил, что «это» не сон. Вот и получилось, будто Светлана зовет нас на помощь.
И еще. Светлане, наверное, хотелось поделиться своей радостью. А самая большая радость для раскопщика, когда ему показывают не уже «готовую» находку, а то, как она появляется на свет.
Всего этого Светлана, конечно, не успела обдумать, она действовала под влиянием безотчетного чувства.
И она позвала нас, чтобы показать вещь, которую еще никто не видел, никто не держал в руках, в том числе и сама Светлана.
Под нашими нетерпеливыми взглядами девушка расчистила загадочный предмет. И, наконец, решилась взять его в руки.
Это был колпачок из золотой фольги. Вверху отверстие, пробитое гвоздиком. На золоте, как на коже, оттиснут узор: волны, завивающиеся в спираль, и выпуклые точечки внутри них. Вот они какие, саки, среднеазиатские скифы! Узор классический, связывающий их искусство с искусством знаменитых культурных центров Передней Азии, - таково самое первое впечатление.
Похож на большой колокольчик, и отверстие словно бы для язычка. Но слишком уж легкий, какой от него звон! А может, это набалдашник? Нет, края загнуты под прямым углом, не видно, чтобы он на что-нибудь надевался. Скорее всего, колпачок подвешивался на шнурке к поясу, к лошадиной сбруе или к портупее.
Какой законченный, какой совершенный узор, как переливается, как замечательно сохраняется золото: ничего не скажешь, благородный металл!
Мы смотрим на девушку с такой признательностью, будто она сама придумала этот узор и выдавила его на золотом листочке. А Светлана глядит то на колпачок, то на наши счастливые лица. Она очень рада, что могла доставить нам такое удовольствие.
Оськин идет за фотоаппаратом и скликает всех на место находки. Колпачок переходит из рук в руки. Вопросы, предположения, поздравления. А я на всякий случай объясняю, что золотишка тут очень мало, всего несколько граммов, что ценность находки совсем в другом. И тут мне становится стыдно за себя, будто я подозреваю кого-то из этих парней в намерении тайком разгрести погребение и вынуть оттуда оставшиеся находки. Золото хотя и благородный, но, увы, далеко не облагораживающий металл.
Чтобы сгладить неловкость, добавляю, что у стенок, там, где лежал упавший тростник, можно ожидать новых находок. Грабители не потеряли колпачок. Они его не нашли.
Уезжая с раскопок, мы пели. Героиня дня ехала в кабине. Никто не побежал в душ. Мы выстроились и ждали, когда покажется Светлана. Она с полотенцем через плечо гордо прошла перед нашим строем.
- Как стоите? Втянуть животы!
Вот тебе и тихоня!
Лоховиц предложил ей выбрать, какой из трех фильмов, привезенных им, мы будем сегодня смотреть, и попросил занять лучшее место. Светлана выбрала фильм-концерт. Палатка наполнилась громом музыки. Мы оглядывались на сияющее лицо Светланы и шептали:
- Старуха гуляет…
Казалось, весь праздник на экране происходит в ее честь. И самая большая награда: завтра «имениннице» подадут компот в знаменитой оськинской кружке.
А чем еще могли мы ее наградить? Премий за находки не полагается. Просеивать землю и извлекать на свет Божий то, что в ней заключено, - это наша работа. Как и во всякой работе, есть в ней свои будни и свои праздники. Как и всякая настоящая работа, она таит лучшие награды в себе самой.
Глава пятая
1
Стоит в пустыне умывальник…
В юности я хотел этой строчкой начать поэму про экспедицию. Длинная жестяная колода с несколькими язычками, висящая на кольях посреди такыра. Гвоздики для полотенец. Полочки для мыльниц и тюбиков пасты. Мирный символ экспедиционного уюта. Ведь бывало и так, что на тридцать, а то и на полсотни верст от умывальника, сколько ни ищи, никакой другой воды не найдешь. А наш умывальник всегда полон. И выглядит он здесь, я бы сказал, даже предметом роскоши.
Когда снимают лагерь, то одну палатку оставляют в неприкосновенности. В ее тени как ни в чем не бывало дремлет собака. Мы заходим в палатку попить чаю и посидеть перед дорогой. Потом дружно валим ее, сворачиваем и втискиваем в машину. И тогда единственной нетронутой частицей нашего кочевого дома остается умывальник. Стоит он себе среди пустыни один-одинешенек, с розовой мыльницей на полочке, с полотенцем, развевающимся на ветру. И кажется милым, живым существом. Мы оставили его, чтобы умыться после погрузки. Он покидает пустыню последним.
Но до отъезда еще далеко. Теплая ночь. Звезды от самого горизонта. Доливаю воду в умывальник и вижу в нем звезду. Вон над складской палаткой висит ковш Медведицы. А вот приближается чья-то крупная темная фигура. На миг она заслонила нижнюю звездочку моего любимого Козерога. Фигура скользит среди созвездий. Дорога к звездам… В каком-то смысле так можно назвать любую дорогу, уводящую тебя из четырех стен, из электрического сияния города.
Но вернемся к умывальнику. Подходит Лоховиц. На его лице благодушие и нега.
- Да-а… Золото… - мечтательно произносит Лоховиц.
- Золото! - радостно подхватываю я.
- Золото? - Лоховиц недоуменно пожимает плечами.
- Ну, золото, - отвечаю я как можно небрежней.
- Подумаешь, золото! - презрительно фыркает Лоховиц. - Плюем мы на золото!
И мы действительно плюем в разные стороны. Мы поняли друг друга.
Все-таки неловко радоваться золоту, если ты считаешь себя раскопщиком. Слишком уж это совпадает с самыми пошлыми представлениями об археологии. За долгие годы нам просто надоело объяснять и посетителям раскопок и случайным знакомым, что не золото ищем мы в земле, что иной черепок может значить для науки куда больше, чем всякое там золото. А теперь, после новых находок Светланы, приходится еще объяснять это и самим себе. Произведения народного искусства, новые памятники так называемого скифского звериного стиля - вот что она откопала. Будь они бронзовыми, каменными, глиняными, костяными, деревянными, мы радовались бы им не меньше. Ну, блестят они, эти одинаковые кусочки тоненькой красновато-желтой фольги, ну, выглядят они так, будто никаких тысячелетий не было, - вот, собственно, и все! Да-а… Золото…