Кости

Ченсу не было позволено звонить отсюда кому бы то ни было, но со вчерашнего дня он приладился разводить Сарабет на секс по мобильному телефону. Она влюбилась в него еще сильнее за то, что он не сдал ее Рамли.

Ченс сидел, пил из жестянки ставший теплым «Джолт»[2]. Нащупал в кармане штанов пакет с едой, но решил: «Попозже».

Еще девятнадцать вечеров строгого заключения. Он начинал чувствовать себя одним из членов «Арийского братства»[3].

Две с половиной чертовых недели, пока он, наконец, не будет свободен от этих лютер-кинговских работ. Ченс взглянул на свои наручные часы. Девять двадцать четыре. Еще тридцать шесть минут, и он сможет уйти.

Телефон зазвонил.

Ченс проигнорировал его.

Телефон продолжал звонить – десять звонков.

Ченс позволил ему умереть своей смертью.

Минуту спустя телефон зазвонил снова, и он решил, что, наверное, нужно ответить: вдруг это Рамли проверяет его?

Откашлявшись и войдя в образ Мистера Искренность, Ченс поднял трубку.

– Организация спасения Болота.

Молчание на другом конце провода заставило его улыбнуться. Кто-то из друзей разыгрывает его, скорее всего, Итан. Или Бен, или Джаред.

– Слушай, колись, все и так всплыло.

Странный шипящий голос произнес:

– Всплыло? – Жутковатый смешок. – Кое-что потонуло. И погребено в вашем болоте.

– Ладно, приятель…

– Заткнись и слушай.

От такого обращения кровь бросилась Ченсу в лицо, как бывало в те моменты, когда он готов был перехватить мяч у какого-нибудь разгильдяя из команды противника, а потом принять невинный вид, когда тот начинал хныкать, что его оттолкнули.

– Отвали, чувак, – сказал Ченс.

Шипящий голос продолжил:

– Восточная сторона болота. Взгляни и найдешь.

– Можно подумать, мне…

– Мертвое, – перебил его Шипящий. – Кое-что очень-очень мертвое. – Смешок. – Чувак.

И связь оборвалась прежде, чем Ченс успел сказать ему, чтобы он засунул свое «кое-что мертвое» в…

Голос от двери спросил:

– Ну, как дела?

Лицо у Ченса все еще горело, но он опять напустил на себя вид Мистера Искренность и поднял взгляд.

В дверях стоял Дабофф в футболке с эмблемой «Спасем Болото», дурацких шортах, слишком сильно открывавших его тощие белые ноги, и пластиковых сандалиях, совершенно по-тупому выглядевших на старике с седой бородой.

– Здравствуйте, мистер Дабофф, – ответил Ченс.

– Привет-привет. – Дабофф отсалютовал ему, подняв кулак. – Ты взглянул на цапель перед тем, как прийти сюда?

– Пока нет, сэр.

– Невероятные птицы. Величественные. Вот такой размах крыльев. – Он вытянул в стороны морщинистые руки.

«Зря ты считаешь, будто мне есть до этого дело».

Дабофф подошел ближе; от него кошмарно воняло органическим дезодорантом, который он пытался всучить еще и Ченсу.

– Совсем как птеродактили. И умелые рыболовы.

Ченс полагал, будто цапля – это и есть рыба, пока Дабофф не сообщил ему обратное.

Тот устроился поблизости от стола, обнажив в улыбке ужасные зубы.

– Богачи в Беверли-Хиллз не любят, когда в сезон кормления птенцов цапли прилетают и поедают их драгоценных карпов-кои. Кои – это извращение. Мутация, которой люди подвергли бурого карпа, перепутав все ДНК, чтобы получить эту дикую расцветку. Цапли – это сама Природа, великолепные хищники. Они кормят птенцов и восстанавливают истинный природный баланс. Чтоб эти типы из Беверли-Хиллз провалились, ага?

Ченс улыбнулся.

Должно быть, эта улыбка была недостаточно широкой, потому что Дабофф вдруг нахмурился.

– Ты ведь живешь не там, если я правильно помню?

– Нет, сэр.

– Ты живешь в…

– Брентвуде.

– В Брентвуде, – повторил за ним Дабофф, точно пытаясь сообразить, что бы это значило. – Твои родители не держать карпов-кои?

– Нет. У нас даже собаки нету.

– Это хорошо с вашей стороны, – отозвался Дабофф, похлопав Ченса по плечу. – Они все равно что рабы, эти домашние питомцы. Вся эта идея ничем не лучше рабства.

Его рука по-прежнему лежала на плече Ченса, и тот задумался – может быть, этот тип педик?

– Ну да, – произнес он, слегка отодвигаясь.

Дабофф почесал колено, опять нахмурился и потер розовый волдырь.

– Остановился у болота, чтобы проверить, не накидали ли там мусора. Должно быть, там меня кто-то укусил.

– Обеспечивать едой братьев наших меньших – хорошее дело, – сказал Ченс.

Дабофф смотрел на него, словно пытаясь понять, не морочит ли парень ему голову.

Ченс снова напустил на себя облик Мистера Искренность, и Дабофф, решив, что тот говорил от души, улыбнулся.

– Полагаю, ты прав… ладно, я просто подумал, что надо зайти и проверить, как у тебя дела, перед тем как твоя вахта завершится.

– У меня все отлично, сэр.

– Ладно, попозже я еще зайду.

– Эм-м, сэр… мне вроде как скоро уходить, – напомнил Ченс.

Дабофф улыбнулся.

– Ну да, конечно. В десять можешь закрывать офис. Я приду потом. – Он направился к двери, потом остановился и оглянулся. – Ты делаешь благое дело, Ченс, что бы ни сподвигло тебя на это.

– Совершенно верно, сэр.

– Зови меня Сил.

– Договорились, Сил.

– Ты ничего не хочешь мне передать? – осведомился Дабофф.

– Что именно, сэр?

– Были звонки или сообщения?

Ченс улыбнулся, сверкнув идеальными белыми зубами, которыми был обязан пяти годам посещения кабинета доктора Вассермана.

– Ничего не было, Сил, – с абсолютной уверенностью в голосе ответил он.

Глава 2

Бобу Эрнандесу были нужны деньги.

Ничто, кроме денег, не могло дать ему возможность выбраться из ситуации.

В пять часов утра «Тихоокеанские общественные склады» походили на заполненный туманом мусорный контейнер – словно одно из тех мрачных местечек, которые используют в качестве декораций к фильмам о серийных убийцах и наркоторговцах. Здание было открыто круглосуточно, но большинство ламп, которые должны были освещать проходы между отсеками, были выкручены, и аукционисту приходилось светить ручным фонариком.

В этот час еще никто до конца не проснулся, не считая этого азиата. Жалкое зрелище по сравнению с другими аукционами, на которых доводилось присутствовать Бобу. Только он, еще четыре человек и аукционист, седовласый тип по имени Пит в костюме и при галстуке. Костюм был коричневый и дешевый, а галстук висел мятой тряпкой. Этот тип напомнил Бобу одного из тех неудачливых адвокатов, которые болтаются вокруг здания городского суда, ожидая, когда им перепадет какое-нибудь дело.

Лос-анджелесские законники, совершенно не похожие на тех, которых можно увидеть в фильме «Закон Лос-Анджелеса». Или «Юристы Бостона», если уж на то пошло.

Боб хотел бы иметь дело только с симпатичными девушками-адвокатами, которые страстно защищали бы его – и после того, как спасут его задницу, не менее страстно предлагали бы ему уединиться где-нибудь вдвоем…

Вместо этого ему назначили Мэйсона Сото из отдела государственной защиты, который учился в Беркли и три раза за разговор упомянул об этом. Пытался подружиться с Бобом, словно они были в детском саду, говорил об иммиграции, о «Ла раса»[4].

Мэйсон Сото вырос в Сан-Франциско и считал, что страна должна открыть границы для всех. Боб рос в Западной Ковине. Его отец был из семьи мексиканцев, перебравшихся в Америку три поколения назад, и, отслужив в морской пехоте, устроился пожарным. Мать была из семьи шведских эмигрантов, живших в США уже четыре поколения, и работала в полиции диспетчером. Оба брата Боба стали копами, и вся семья, включая его самого, считала, что люди должны играть по правилам, а тех, кто этого не делает, следует отправлять куда подальше пинком под зад.

Он говорил Сото: «Я вас слушаю», – надеясь, что это заставит адвоката приложить побольше усилий; тогда не придется выплачивать штрафы за нарушение правил дорожного движения, а также за неявку в суд.

2

Марка газированного прохладительного напитка.

3

«Арийское братство» – крупнейшая организованная преступная группировка белых расистов в США, имеющая около 15 000 членов внутри и за пределами тюрем.

4

«Ла раса насьон» (исп. La Raza Nation, LRZ) – преступная группировка, действующая в США; основана в 1972 г. Цвета группировки – зеленый, белый и красный (так же, как у мексиканского флага).