Кости

Повисло молчание.

– Значит, в последний раз вы видели ее ровно пятнадцать дней назад?

– Да.

– В каком настроении она была?

– По-моему, в хорошем. – Глаза Хака впились в мокрый сланец. – Я впустил ее в дом, потом видел, как она ушла. С ней все было в порядке.

– Вы не знаете, хотел ли кто-то причинить ей вред? – спросил Рид.

– Причинить ей вред? Она приходила сюда, чтобы давать уроки. Как и все остальные.

– Какие остальные?

– Келвин на домашнем обучении. Преподаватели приходят на дом. Рисование, гимнастика, каратэ… Куратор из Гетти обучает его истории искусства.

– Келвину не нравится учиться в обычной школе? – полюбопытствовал Майло.

– Келвин слишком талантлив для обычно школы. – Одна нога Хака подкосилась, и он схватился за капот машины; лоб у него был мокрым.

– Талантлив и хорошо играет на пианино, – заметил Мо Рид.

– Он играет классическую музыку, – дополнил Хак, как будто это проясняло все.

– Как давно Селена Басс обучает его?

– Она… сейчас вспомню… примерно год. Чуть больше или чуть меньше.

– Где проходят уроки? – спросил Майло.

– Где? Да прямо здесь.

– И они никогда не проводились дома у Селены?

– Нет, конечно же, нет.

– Почему «конечно»?

– У Келвина очень плотное расписание, – сообщил Хак. – Нет возможности тратить время на то, чтобы ехать куда-то, а потом еще обратно.

– Для уроков музыки не было постоянного места в расписании.

– Совершенно верно; все зависело от того, когда они были нужны, – кивнул Хак. – Они могли проходить раз в неделю или каждый день.

– В зависимости от того, когда это было нужно Келвину?

– Если ему предстояло выступать на концерте, Селена приезжала сюда чаще.

– Келвин часто выступал на концертах?

– Не так уж часто… Все еще поверить не могу… она была такой славной.

– Что еще вы можете сказать нам о ней, сэр?

– Славная, – повторил Хак. – Тихая. Любезная. Всегда приходила вовремя.

– Ей хорошо платили за обучение Келвина? – спросил Мо Рид.

– Я об этом ничего не знаю.

– Вы не выписываете чеки?

– Я просто присматриваю за домом.

– А кто выписывает чеки?

– Бухгалтеры мистера Вандера.

– Кто его бухгалтеры?

– Они в Сиэтле.

– Вы заботитесь не только об этом доме? – осведомился Майло.

– Прошу прощения?

– Еще есть дом на побережье. – Майло ткнул большим пальцем в сторону океана.

– А, тот, – произнес Хак. – В том доме мистер Вандер жил до того, как женился. Он нечасто бывает там.

– Но он держит там машину.

– Тот старый универсал? Аккумулятор, должно быть, сдох.

– Дом прямо у пляжа, – вздохнул Майло. – Жалко им не пользоваться.

– Мистер Вандер много путешествует, – напомнил Хак.

– Это часть надомного обучения Келвина?

– Прошу прощения?

– Просвещение – повидать мир, ознакомиться с другими культурами…

– Иногда. – Лоб Хака блестел, словно смазанный яичным желтком. – Это очень нервирует.

– Вам нравилась Селена?

– Да, но… просто дело в том, что когда кого-то знаешь, а он вдруг… – Хак вскинул руки. – Мистеру Вандеру нужно узнать об этом. И Келвину, и миссис Вандер тоже. Они будут… как я могу связаться с вами?

Рид протянул ему визитку. Хак беззвучно прочитал надпись на ней.

– Мы пытаемся найти ближайших родственников Селены, – произнес Майло. – Вы не знаете, как мы можем выйти на них?

– Нет, прошу прощения, – ответил Хак. – Бедный Келвин… Ему понадобится новый преподаватель.

Мы спустились обратно к Тихоокеанскому шоссе и несколько минут ехали в направлении Лакоста-Бич, потом Рид заложил разворот и припарковался перед оградой из кедровых плашек.

Участок сорок на сорок футов в нескольких шагах от шоссе. Справа от ограды стоял гараж, тоже из кедра. Калитка была заперта. Майло позвонил, но никто не ответил. Он оставил свою визитную карточку, вставив ее в ручку калитки.

Когда мы вернулись в город, Мо Рид спросил:

– Что вы думаете о Хаке?

– Странный тип.

– Он очень обильно потел. И что-то еще… не могу сказать точно, но… он словно был слишком насторожен. Я неправ, лейтенант?

– Он, несомненно, нервничал. Но это может быть просто беспокойство наемного работника, который боится обеспокоить своего работодателя. Не хочешь что-нибудь добавить, Алекс?

Я озвучил теорию об инсульте.

– Меня удивило то, что он в такой жаркий день носит шапку, – заметил Рид. – Непохоже, чтобы под ней было много волос. Среднего роста белый мужчина – он мог быть тем бритым налысо типом, которого Луз Рамос видела с Селеной.

Майло поразмыслил об этом – и снова полез в Интернет.

Судимостей за Трэвисом Хаком не числилось, а на фотографии из отдела регистрации транспортных средств он был изображен с густой кудрявой шевелюрой черного цвета. Его права были обновлены три года назад, в качестве адреса он указал дом на Калле-Маритимо.

Майло продолжал поиски. В Интернете ни одного упоминания об этом человеке не встречалось.

– Бритье головы и несколько странное поведение – не основание для ордера на арест, но надо не упускать его из вида.

– А что насчет того крикуна с болота – Дабоффа? – поинтересовался Рид. – Как вы и сказали, доктор, он помешан на этом болоте. Просто одержим им. Что, если оно имеет для него некое сексуальное значение, потом он и топит тела своих жертв там?

– Серийный природоохранник, – хмыкнул Майло.

– Я бы приглядывал и за ним тоже, – ответил я. – Но, как вы и сказали, Мо, он не пытается отвести от себя подозрения. Напротив, высказывает нам все прямо в лицо, и признаёт, что был у болота, совсем рядом с тем местом, где нашли Селену.

– А это не может быть реверсивная психология? – спросил Рид. – Или просто наглость – если он считает себя умнее нас? Как те идиоты, которые пишут послания или возвращаются на место преступления, чтобы похвастаться…

– Возможно.

Пальцы Майло плясали по клавиатуре.

– Что ж, взгляните на это. Личное дело мистера Дабоффа.

За десять лед Силфорд Дабофф был арестован семь раз – и каждый раз это было столкновение на какой-нибудь протестной акции.

Антиглобализационный митинг на Сенчури-плаза, требование повысить зарплату гостиничным служащим в Сан-Франциско, сидячий митинг против строительства ядерной электростанции в Сан-Онофре, протест против строительной деятельности в прибрежной зоне в Окснарде и Вентуре. Седьмой арест был за борьбу против захвата миллиардерской съемочной компанией Птичьего болота.

Шесть раз он был арестован за сопротивление, но на антиглобализационном митинге его обвинили в нападении на полицейского и нанесении побоев и приговорили к выплате штрафа. Два года спустя было подано встречное обвинение, когда апелляционный суд рассмотрел коллективный иск по обвинению Лос-Анджелесского полицейского департамента в провоцировании волнений.

– Я помню тот случай, – заметил Майло. – Был жуткий бардак. Значит, этот тип любит сидеть посреди улицы и орать лозунги? Однако за ним не числится серьезного насилия. Это даже не назовешь списком преступлений. Скорее так, списочек.

– Антиглобализация привлекает анархистов и им подобных, верно? – сказал Рид. – Это возвращает меня к шапке Хака. Те ребята носили что-то подобное. Что, если Хак и Дабофф познакомились на этих митингах и обнаружили у себя общий интерес к более темным делишкам?

– Они бывали на одних и тех же митингах, Дабофф был арестован, а Хак – нет?

– Дабофф – тип прямолинейный, без капли хитрости. Хак – более скользкий тип. Может быть, именно это я в нем и учуял.

– Нечестивая парочка, – промолвил Майло. – Днем они агитируют за защиту всего на свете, а после захода солнца убивают женщин, отрубают им руки и бросают трупы в трясину.

Рид прибавил скорости.

– Полагаю, это слишком надумано.

– Сынок, на данный момент надуманное – лучше, чем ничего. Конечно же, надо приглядывать за ними обоими. Если вы найдете имя сеньора Хака в списке участников любой протестной группы, где состоял сеньор Дабофф – любую связь между ними, какую угодно, – у нас будет след, ведущий к банде убийц.