Страница 88 из 89
Надежда был словно в ожидании.
Наконец наступил очередной четверг. Сразу после двенадцати ночи Надежда включил «Спидолу», что-то записывал, а потом целый час занимался расшифровкой.
На следующий день, когда Надежда кончил работу, они вместе пошли на почтамт. Там Надежда получил открытку, посланную на его имя до востребования. Они прочли ее вместе, не отходя от окошечка. Содержание было немногословным:
«Дорогой Станислав! Очень рад, что ты благополучно доехал. Все наши передают тебе большой привет. Напиши, как устроился. Жду с нетерпением».
Подпись неразборчива. На лицевой стороне есть обратный адрес: «Москва, Большая Полянка…»
Надежда тут же написал ответ. Павел знал, что это контрольная почта. Если Станислав Курнаков действительно в К., он должен получить открытку и ответить. Если его здесь нет, открытка через месяц вернется к отправителю за неявкой адресата.
Надежда немного оттаял, словно эта открытка была приветом от друзей.
В воскресенье — это было на следующий день после того, как столица встретила космонавтов Валентину Терешкову и Валерия Быковского, — он очень рано разбудил Павла и попросил съездить в Москву, купить кое-какие радиодетали для нужд мастерской.
Это оказалось как нельзя кстати, потому что Павел собирался просить у своих явку, а раз он едет в Москву, то все складывалось проще.
Операция завершалась. Михаилу Тульеву, бывшему Зарокову, а в настоящем Курнакову, настало время давать показания.
В Москве Павел встретился с Владимиром Гавриловичем Марковым.
— Будем брать, — выслушав доклад, сказал полковник. — День назначишь ты. И место тоже. Но прежде ему необходимо переехать на новую квартиру. Надо, чтобы там, где ты будешь потом жить, никто не знал в лицо прежнего Станислава Курнакова.
— С переездом будет сложнее.
— Уговори его как-нибудь.
— Да нет, уговоры тут не помогут. — Павел задумался, склонил голову к столу. И вдруг оживился: — Есть, Владимир Гаврилович! Но для этого придется провести кратковременную демобилизацию.
Полковник Марков был слегка удивлен.
— Понимаете, — объяснил Павел, — у его хозяев сын в армии служит. Надо устроить ему отпуск, скажем на месяц, отпустить домой на побывку. А где же он будет жить? Комнату его Стасик занимает.
Владимир Гаврилович записал в блокнот фамилию и имя солдата, которые назвал ему Павел, и сказал:
— Брать будем в день переезда. Чтобы новые хозяева не успели разобраться, кто из вас Станислав.
— А насчет некролога как, Владимир Гаврилович? Показать?
— Это можно бы сделать и после, что называется, в стационарных условиях. Но раз сам придумал, сам и покажи.
— Ну, кажется, все?
— Все. Кустов будет у тебя под рукой. И последнее. Прошу тебя, не зарывайся, будь предельно осторожен и смотри за ним строго. Это все же не игра. И пистолет у него заряжен не холостыми патронами. Слышишь, Павел?
— Ну что вы, Владимир Гаврилович… Вы ж меня знаете.
— Потому и говорю. Это самое творчество по вдохновению — оно у меня вот где сидит. Не смей гусарить!
— Пистолет он не носит, а авторучка в лампе.
— Все равно.
Они попрощались, и Павел ушел.
…Спустя четыре дня на стариков, хозяев Надежды, свалилась неожиданная радость: приехал на побывку сын. Они не хотели стеснять жильца, думали разместить своего Сашу у себя в комнате — так даже лучше, сынок-то поближе будет, — но Надежда решительно воспротивился. Во-первых, ему не улыбалось быть целый месяц на виду у молодого солдата. Во-вторых, он и раньше уже подумывал сменить квартиру: с появлением рации и партнера вообще следовало позаботиться о более глухой изоляции от соседей.
При очередной встрече Надежда сообщил Павлу, что должен срочно менять квартиру, и просил подыскать на окраине подходящий домик, чтобы хозяев было поменьше и чтобы ход был отдельный. Павел уже на другой день нашел то, что нужно, но Надежда отверг его предложение: оказывается, он сам подыскивал себе новое жилье. И уже договорился с хозяевами, что переедет в воскресенье, 14 июля, со всеми вещами.
В субботу, 13 июля, Павел пришел вечером к Надежде и завел разговор насчет того, что неплохо, мол, завтра съездить на озеро поудить рыбу. На курсах шоферов, где он занимается, подобралась веселая компания, едут на автобусе, а механик, с которым у Павла дружеские отношения, берет казенную «Волгу». «Я же завтра переезжаю», — напомнил Надежда. Но в принципе идея ему нравилась, он за все время своего пребывания в К. никуда не ездил, совсем закис.
Павел предложил удобный вариант: он сейчас же позвонит механику, чтобы тот завтра утром заехал за ними, — забросят вещи на новую квартиру, а оттуда отправятся к озеру. Автобус уйдет раньше, но они его нагонят.
…Утро 14 июля было солнечным и теплым. Весело прозвучал на тихой улочке мажорный сигнал «Волги», вызывавший Павла и Надежду. Расставание со стариками хозяевами не было ни долгим, ни грустным. Объяснили им, что Станислав переезжает в другой город. Когда уселись, Павел представил Надежде своего друга-механика. За баранкой был лейтенант Кустов.
Отвезли вещи, заперли входную дверь, и опять в машину.
Выехав на шоссе Москва — Ленинград, Кустов сказал, что минут через сорок будут на озере. Больше он не заговаривал, нужно было смотреть в оба — горожане на всех видах моторного и безмоторного транспорта ринулись на лоно природы, движение — как в Москве на улице Горького в часы «пик». У Надежды тоже не было настроения болтать. Ехали молча.
Километрах в двадцати от города Кустов свернул влево и грунтовой наезженной дорогой повел машину к видневшейся невдалеке березовой рощице.
— Вон за теми березками и наше озеро, — сказал Кустов.
Это значило, что минут через десять Павел и Кустов увидят своих.
Павел был совершенно спокоен. Надежда ничего не подозревал. Вряд ли следовало опасаться, что он окажет какое-нибудь сопротивление. Во всяком случае, не успеет оказать. Финал будет сугубо прозаическим. Ни тебе побега, ни погони, ни стрельбы. Все произойдет так, как обычно бывает в жизни и как никогда не бывает в кино.
Павел мог бы оглушить Надежду двумя словами: «Я контрразведчик» — или просто, не говоря ни слова, скрутить ему руки, когда выйдут из машины. Но эту выстраданную им операцию не грех было закончить так, как хотелось ему.
Машина въехала в молодую березовую рощицу. Сквозь редкие тонкие стволы просвечивалось небольшое озеро. На берегу стоял черный ЗИЛ.
Павел достал из лежавшего на сиденье пиджака бумажник, вытянул из него узкую газетную полоску, развернул и подал Надежде.
— Взгляни, Михаил, что у меня есть.
Это был заголовок некролога из парижской русской газеты — имя, отчество и фамилия отца Надежды.
Надежда протянул руку без интереса, но, взглянув, рывком подался вперед, словно машина резко затормозила, и застыл, упершись глазами в сжатую пальцами бумажку. Лицо его мгновенно побелело.
Не поворачивая головы, не глядя на Павла, Надежда произнес тихо и совершенно спокойно:
— Ты все-таки знал. Но когда же… — он не договорил, оборвал себя.
Машина выезжала из рощицы. До берега, где их ждали, осталось метров сто. Надежда поднял глаза, посмотрел через ветровое стекло на стоявших возле автомобиля людей.
— За мной? — спросил он. И вдруг резко повернул голову, пытаясь схватить зубами воротничок рубашки.
Павел ударил его в лицо, навалился, прижав в угол.
— Тихо, Михаил, без фокусов.
Машина остановилась. Надежда сник и сидел с безучастным видом, как будто все это не имело к нему никакого отношения.
Павел открыл дверцу.
— Ну, выходите, Тульев, — сказал Владимир Гаврилович. — Поедем в Москву.
Надежда поглядел на Павла, перевел взгляд на Маркова, прищурился и, словно стряхнув оцепенение, вылез из машины, встал перед полковником.
— В большую, — приказал Марков.
Надежду повели к черному ЗИЛу.
— Поезжайте, я догоню, — сказал Марков шоферу большой машины.