Страница 80 из 89
Через полчаса, когда Алик, успокоившись, допивал свое вино, лейтенант Дородных говорил по селектору с городом. Вот какой произошел разговор после того, как лейтенант сообщил сведения, почерпнутые из паспорта, и внешние приметы подозрительного гражданина по фамилии Ступин.
Город: Почему он вам показался подозрительным?
Дородных: Набрал в мыльницу земли, а из ручья налил воды во флягу.
Город: Любопытно. Спасибо, что позвонили. Что он собирается делать дальше?
Дородных: Сидит в буфете, легко выпивает. Интересовался поездом четырнадцать тридцать семь в вашу сторону.
Город: Вы спрашивали, зачем ему вода и земля?
Дородных: Воздержался.
Город: Хорошо, товарищ лейтенант. И не трогайте его больше. В какой вагон у него билет?
Дородных: Билет еще не брал. Поезд проходящий, продают за полчаса.
Город: Как сядет, вызовите меня, скажите вагон.
Дородных: Слушаюсь.
Город: Найдется у вас кто-нибудь свободный, чтобы прокатиться до города?
Дородных: Могу сам.
Город: Нет, вам лучше не надо, вас он запомнил. Кого-нибудь нейтрального.
Дородных: Есть под рукой товарищ… Он мне и сказал про этого гражданина. Дизелистом у нас на электростанции, зовут Андрей Седых. Если попросить — сделает.
Город: Устройте его в тот же вагон и проинструктируйте как следует. Надо смотреть, чтобы где-нибудь на промежуточной не сошел. Если что — задержать силой.
Дородных: Понял. Желаю благополучно встретить.
Город: Постараемся. Ну, жму лапу, лейтенант. Жду насчет вагона.
За полчаса до прихода поезда Алик купил билет. Вагон номер шесть, купированный. А место даст ему проводник. Вообще же, сказала кассирша, этот вагон всегда полупустой, так что о месте беспокоиться нет причин.
Лейтенант Дородных, быстро найдя начальника поезда, договорился об Андрее Седых, и тот поместился в шестом вагоне, в пустом купе по соседству с тем, которое указал проводник Алику Ступину.
Седых за всю дорогу не прилег, не вздохнул. Как сел у открытой двери купе, так уже и не вставал, кроме одного раза. И напрасно. Охотник не имел ни малейшего желания сойти на промежуточной станции, а тем более спрыгнуть на ходу. Только раз и отлучился из купе. В половине одиннадцатого ночи поезд прибыл в город.
На перроне вокзала Седых вышел из вагона следом за Аликом. Он видел, как двое рослых молодых людей подошли к Ступину, что-то коротко ему сказали, а потом все втроем ушли через служебный ход.
Обратный поезд отправлялся в двенадцать тридцать. Андрей устроился опять в купированный вагон. Только теперь он почувствовал себя уставшим, и не потому, что порядком намотался, а главным образом оттого, что ему пришлось долго писать о подозрительных действиях охотника. Седых было бы легче отработать две смены подряд. Но, слава богу, все это позади. Уплатив рубль, он взял у проводника белье, постелил постель и завалился спать. На душе у него был полный покой. Правда, на смену он явился с опозданием, но Дородных обещал все уладить…
Андрею Седых было вовсе невдомек, какую услугу оказал он сегодня одному незнакомому парню по имени Павел Синицын.
А в областном управлении Комитета государственной безопасности в это время допрашивали Альберта Николаевича Ступина. Он очень нервничал и на все вопросы старался отвечать самым исчерпывающим образом. Когда его попросили вкратце рассказать о последних годах жизни, он рассказал не вкратце, а подробно, со множеством деталей. И о махинациях своих говорил вполне откровенно. Как будто бы треснул и развалился потайной ящичек.
Но на вопрос, зачем ему понадобились земля и вода, и не откуда-нибудь, а именно с этой станции, Алик ответить не мог. Когда этот вопрос был задан в третий раз, а Алик продолжал молчать, допрашивавший сказал:
— Вы поймите: нам земли не жалко. Мы народ добрый, берите хоть целый самосвал. Но просто по-человечески любопытно знать: зачем молодому интересному москвичу понадобились земля и вода с этой маленькой станции? А?
Голос его звучал прямо-таки задушевно, но глаза, смотревшие на понурившегося Алика, были холодны и понимающи. Алик предпочитал не смотреть в эти глаза.
И вдруг он словно очнулся. Если его здесь задержали сразу, едва он сошел с поезда, если, еще не осмотрев содержимое рюкзака, они попросили показать мыльницу и флягу, — значит, за ним следили с самого начала. Иначе все это необъяснимо.
Какой же смысл запираться? Ведь его чистосердечное признание должны будут учесть… И Алик выложил все. А потом те же двое, что встретили его на вокзале, пригласили сойти вниз. Быстрая езда на машине, аэродром, самолет незнакомых Алику очертаний, и в пять часов утра он был уже в Москве.
Около шести Алика ввели в небольшой кабинет, где за столом сидел пожилой человек с усталым лицом, явно невыспавшийся.
Алик совсем пал духом, и было от чего.
Специальный самолет. Двое сопровождающих. Тут ждут, не спят. И все это из-за него одного. Из-за того, что кому-то понадобились горсть земли и стакан воды. В какую же историю втравил его Кока? Алику только теперь стало по-настоящему страшно.
Допрос скорее был похож на беседу. Невыспавшийся человек не проявлял раздражения, в его голосе не чувствовалось неприязни. Были интерес и терпеливое внимание.
Первые вопросы носили формальный характер, но, когда дело дошло до истории с фальшивым бриллиантом, официальность исчезла, и Алику сразу стало легче. Его собственная персона как бы отодвинулась на второй план, а в фокусе оказался Кока.
Давно ли Алик его знает? Часто ли виделись? Где он живет? Какова у него семья? Когда он ждет Алика? И последний вопрос:
— Встречали вы у него кого-нибудь, знакомил ли он вас с кем-нибудь?
— Нет.
Алик не хотел врать ни в чем и ответил правду.
— Это очень важно. Вспомните хорошенько. Может быть, вы с кем-нибудь его видели?
Алик никогда ни с кем Коку не видел, но он стал перебирать в уме свои встречи с Кокой и вдруг вспомнил, что в тот несчастный вечер у него сидел гость. Алик был тогда в таком состоянии, что не мудрено и не запомнить постороннего.
— Да, простите, — сказал он. — В тот раз, когда Кока взял с меня расписку, он был дома не один.
— А с кем?
— Такой старый, седой. Лицо красное. В очках.
— Кто он, чем занимается, не знаете?
— Мне показалось, что он похож на антиквара. Может, на старого учителя…
— Вы ничего не убавили?
— Можете верить.
Алика попросили побыть в другой комнате, где стоял большой диван. Он провел там несколько часов. Два раза ему приносили поесть, но он выпил лишь компот. А вечером произошла сцена, которая одновременно и ободрила его и потрясла, так как он неожиданно понял, что оказался в самом центре каких-то неведомых ему, но, безусловно, очень серьезных событий.
Когда Алика снова пригласили в кабинет, где его допрашивали, он увидел на столе свой рюкзак и чехол с ружьем. А тот, кто допрашивал, сказал:
— Сейчас вы отправитесь домой. Но прежде садитесь и выслушайте меня.
Алик повиновался. Он был оглушен.
— Я не буду читать вам мораль. — Пожилой человек, стоявший перед ним, секунду подумал, отвернулся к окну и продолжал ровным голосом, очень внятно выговаривая каждое слово, как будто диктовал текст машинистке: — Вы не юноша. Вы должны отдавать себе ясный отчет в каждом шаге, в каждом поступке. Вся ваша прошлая жизнь, исключая, разумеется, школу, — дрянь. Вы идете по пути предательства и дошли до крайней черты. Вы не переступили ее не по своей воле. Вас вовремя удержали. Это самое главное, что вы должны отныне знать и помнить. Вас следует привлечь к ответственности. Пока этого не будут делать, но не потому, что вы заслуживаете какого-то особого отношения или снисхождения. Вы их не достойны. Вам дается возможность решительно изменить образ жизни — используйте ее. Дальше все будет зависеть от вас.
Он снова повернулся лицом к Алику.