Королева Виктория

Уж в этом-то он был прав. Под Лецен тоже «копали». Баронесса не скрывала своей неприязни к Конрою и, в случае конфликта, бросалась на защиту принцессы. В свою очередь Конрой прикладывал все усилия, чтобы выжить гувернантку из дворца. В 1834 году у него появился новый союзник – Флора Гастингс, острая на язык леди, заменившая фрейлину Шпет. Лецен немало натерпелась от их дуэта. Грубость армейского капитана, ехидные остроты леди Флоры – и так изо дня в день. Пришлось баронессе укротить гордость и терпеть, ведь без нее Виктория осталась бы одна во вражьем стане.

На помощь принца Леопольда рассчитывать уже не приходилось. Пока Виктория была ребенком, дяде проще было за нее вступиться. Он проживал со своей любовницей, немецкой актрисой Каролиной Бауэр, в Клэрмонт-Парке, откуда мог часто навещать племянницу. Дни в Клэрмонте тянулись однообразной, унылой чередой. Любимым хобби принца была возня со старыми мундирами, из которых с помощью особой машины он извлекал золотую и серебряную канитель. Упорный труд принес свои плоды, и Леопольд накопил достаточно серебра, чтобы отлить супницу в подарок Виктории, хотя к тому времени его содержанка едва не помешалась от скуки.

Но в начале 1830-х фортуна широко улыбнулась принцу. Внезапно освободились сразу несколько престолов: сначала в Греции, после свержения турецкого господства, а затем и в отделившейся от Голландии Бельгии. При посредничестве министра иностранных дел Палмерстона принц Леопольд получил бельгийский трон и уехал в свою новую вотчину. Перед отъездом, расщедрившись, он отказался от положенных ему 50 тысяч фунтов (подумав еще раз, удержал 20 тысяч, дабы оплачивать содержание Клэрмонта). Став полноправным монархом, Леопольд тут же заключил династический брак, взяв в жены Луизу, дочь французского короля Луи Филиппа.

Отъезд дяди, ставшего ей вторым отцом, огорчил Викторию еще больше, чем замужество Феодоры. Каждый его визит она ждала, как праздник. Виктория подружилась с тетей Луизой, очаровательной француженкой, которая обсуждала с ней новинки парижской моды. Но тетя и дядя приезжали так редко! Только в письмах Виктория могла излить душу, хотя в определенных пределах: тайна переписки в Кенсингтоне не соблюдалась. Даже из-за Ла-Манша Леопольд продолжал заботиться о племяннице, давая ей дельные советы и, по мере сил, защищая Лецен от выпадов Конроя. Но он был так далеко, а сэр Джон так близко!

Карл Лейнингенский тоже приезжал в Англию со своей женой-бесприданницей, но и он переметнулся на сторону Конроя. Виктория не простила брату предательства. В ее отношениях с Карлом никогда не было теплоты, и она едва считала его за родственника.

С кончиной Георга IV в 1830 году положение Виктории вновь изменилось. Она была, как никогда, близка к трону, и большинство британцев, в особенности виги, с нетерпением дожидались ее правления. Пускай принцесса всего лишь девочка-подросток, невысокого роста, склонная к полноте и с вечно приоткрытым ртом, по контрасту с новым королем она казалась сущим ангелом.

Вильгельм IV, он же Билли-морячок, не годился на роль монарха. Лондонцы усмехались, обсуждая его бесславную карьеру во флоте, связь с актрисой Дорой Джордан и десяток бастардов, которых он повсюду водил за собой. Лорды закатывали глаза, узнав, что глава государства запросто расхаживает по улицам и заговаривает с прохожими. Вильгельм и сам едва мог поверить, что носит корону, поэтому готов был поделиться волнительной новостью с каждым встречным. Но поскольку в то время серьезные умы были заняты делом – а именно подготовкой избирательной реформы 1832 года, – чудачества короля привлекали мало внимания. Лишь бы в политику не лез, и на том спасибо.

Министры вздохнули с облегчением, когда Вильгельм нашел себе хобби на годы вперед, занятие настолько увлекательное, что трудно было сосредоточиться на чем-то ином. То была вражда с герцогиней Кентской.

Герцогиня побаивалась покойного Георга, но краснощекий простак Вильгельм не внушал ей страха. Их отношения не заладились с самого начала. На своей коронации Вильгельм отказался поставить Викторию во главе торжественной процессии: где это видано, чтобы девчонка, пусть даже наследница, шла впереди своих убеленных сединами дядюшек? Тогда герцогиня не пришла на церемонию и не пустила дочь, сказав, что не может позволить себе такие расходы. Мнение Виктория никто не спросил. А ведь она так хотела посмотреть на коронацию, пусть и скромную (парламент выделил на нее всего-то 30 тысяч фунтов – пустяки в сравнении с 250 тысячами, затраченными на помпезные торжества Георга). Узнав, что никуда не поедет, девочка рыдала так, что «даже куклы не могли ее утешить».

Кроткой королеве Аделаиде тоже доставалось от герцогини, которая подолгу заставляла ее ждать в приемной. Фитцкларенсов герцогиня обдавала ледяным презрением: стоило им войти в комнату, как Виктория Кентская вставала с места и демонстративно уходила. По ее словам, именно присутствие Фитцкларенсов не позволяло ей привозить Викторию в гости к дяде. «Английская роза» не должна расти среди сорняков, о ее общении с бастардами не могло быть и речи.

Заручившись поддержкой вигов, герцогиня с удвоенной силой начала лоббировать свои интересы. «Это самая беспокойная, упрямая и надоедливая чертовка из всех»[33], – отзывался о ней Томас Криви. В 1831 году палата лордов даровала ей столь желанный статус регента в случае смерти Вильгельма до восемнадцатилетия Виктории. Как бы ни относились к герцогине в парламенте, альтернативой ей был Камберленд – лучше уж она, чем убийца лакеев. Вдобавок к почетному статусу ей были выделены дополнительные 10 тысяч годовых на содержание наследницы.

Король Вильгельм тоже предложил герцогине 6000 фунтов, а в нагрузку к ним – новую гувернантку для Виктории. Будущей королеве требовалась наставница из знатных дам. Например, такая, как герцогиня Нортумберлендская. Любящая матушка согласилась на гувернантку, решив, что все равно не будет прислушиваться к ее советам. Но от второго требования она опешила.

Вильгельм настаивал на том, чтобы принцесса… сменила имя, потому что Виктория «не английское и никогда прежде не считалось христианским именем в этой стране, и оно даже не немецкого, а французского происхождения». Почему бы не избавиться от этого богопротивного имени и не назвать принцессу Шарлоттой? Или, к примеру, Елизаветой?

Двенадцать лет назад, во время крестин, герцогиня обрадовалась бы его предложению, но эта идея уже не казалась ей удачной. Как сказали бы сейчас, Виктория была «раскрученным брендом». А кто в Норфолке или Дербишире слышал о какой-то новоявленной Шарлотте?

Да и незачем правительству влезать в личные дела ее семьи. Королю было отказано, а Викторианская эпоха так и не стала шарлоттианской.

Камнем преткновения между королем и герцогиней было не имя Виктории и даже не финансы, а разъезды принцессы по стране. Они слишком напоминали королевские путешествия, так называемые progresses, когда монарх разъезжал по своим владениям и гостил в замках своих вассалов.

Это было продолжение обширной пиар-кампании с целью представить Викторию британцам, а британцев – будущей королеве. Руководствуясь теми же принципами, колесят по стране современные кандидаты в президенты и жмут руки электорату. Но, в отличие от политиков, Виктории не требовалось никого ни в чем убеждать. Она нравилась народу и так – пухленькая, голубоглазая, безупречно вышколенная девочка, махавшая им из открытого экипажа.

Первое путешествие состоялось летом и осенью 1830 года. Герцогиня и ее верный союзник долго корпели над картами, пока не составили амбициозный маршрут: Стратфорд-на-Эйвоне, Кенилворт и Уорик, а чуть позже – Херефорд, Глостер, Стоунхендж, Бат и Вустер. По дороге именитые гостьи останавливались в имениях знати: в Блейнхейме, где их принимали герцоги и герцогиня Мальборо, в усадьбе Мэдресфилд-Корт в Малверне, в знаменитом Бадмингтон-Хаусе, вотчине герцога Бофорта.

33

Williams K. Becoming Queen Victoria. New York: Ballantine Books, 2010. P. 217.