Королева Виктория

В Бонне Альберт узнал, что Виктория взошла на престол, и отправил ей письмо с поздравлениями. Уж не забыла ли про него кузина за целый год разлуки? Виктория отвечала вежливо, но сдержанно. По всему было видно, что ей сейчас не до него.

Лето 1837 года Альберт провел вдали от светской суеты. Как и многие романтики, он отправился в пешее путешествие по Альпам. Его манила дикая природа, поросшие елями склоны, крутые обрывы, облака на вершинах гор. Про Викторию (которая то ли невеста ему, то ли нет) он тоже не забывал. В походе он насобирал для нее роскошный гербарий, куда, как истинный немец, включил эдельвейсы. Теперь-то она оценит глубину его чувств!

Образование знатного юноши считалось незаконченным без визита в Италию. После двух семестров в Бонне дядюшка отправил его на родину Данте, но Италия, где лохмотья бедняков так вопиюще контрастировали с убранством церквей, совершенно не впечатлила кобургца. Страна казалась ему отсталой, люди – шумными и наглыми, католическая церковь – прибежищем суеверий. Папа Григорий XVI милостиво согласился на аудиенцию, не догадываясь, что гость выставит его невеждой. «Папа утверждал, что греки взяли за образец своего искусства достижения этрусков. Несмотря на всю его непогрешимость, я не преминул напомнить, что греки постигали тайну искусства не у этрусков, а у древних египтян», – самодовольно заметил Альберт. Когда же один из служителей поцеловал туфлю папы и получил тычок в рот, юноша так расхохотался, что его оттеснили из залы.

Дожидаясь весточки из Виндзора, Альберт педантично, «для галочки», предавался развлечениям. Балы, званые обеды, ни к чему не обзывающая болтовня в салонах, да еще и по-французски, а это, право, так изнурительно! Но раз надо, значит, надо.

«Тебе известна моя “страсть” к подобного рода вещам, и потому ты должен восхищаться силой моего характера, ведь я не искал предлогов, чтобы уйти, – и не возвращался к себе раньше пяти утра – пока не выпивал до дна праздничную чашу»[70], – делился он со своим приятелем Ловенштейном в расчете на его сочувствие. «С мужчинами он лучше находит язык, чем с женщинами», – качал головой Стокмар и винил во всем недостаток материнской любви.

Глава 9. «Мой бедный ангел»

А что же в это время делала Виктория?

Пока Альберт вздыхал и переминался с ноги на ногу в салонах, она продолжала присматриваться к женихам. В мае 1839 года в Великобританию прибыл с визитом великий князь Александр Николаевич, наследник русского престола. Царевич был замечательно хорош собой и превосходно танцевал мазурку. В его компании Виктория отходила после досадной стычки с Робертом Пилем, который пытался навязать ей фрейлин-тори. «У нас некоторое время гостил русский великий князь. – Виктория не смогла удержаться, чтобы не поддразнить Альберта. – И он очень сильно мне понравился».

В сентябре того же года Виктория принимала другую ветвь семейства Кобургов, включая Александра Менсдорфа-Пуйи, сына принцессы Софии Саксен-Кобургской. Ее очаровал взгляд кузена и его привычка пожимать ей руку при каждой встрече. Когда гости уезжали, Виктория лично проводила их на борт судна «Молния». Вниз она спустилась по корабельной лестнице, а когда один из моряков попытался ей помочь, осадила его: «Благодарю, я к этому привычна».

В любви она отличалась такой же выдержкой. Лучше потомить жениха, чем бросаться ему на шею.

Итак, возникла дилемма. С одной стороны, королева хотела как можно дольше наслаждаться девичеством. Одиночество ей скрашивал лорд М., так что оно вовсе не было мучительным. Обязанности и хлопоты жены пугали ее не на шутку. С детства она была вынуждена наблюдать, как ее матерью помыкает Конрой – даже не супруг, а обычный проходимец, безродный ирландский выскочка. Что уж говорить о муже, которые может отнять у нее, королевы, такую желанную и выстраданную свободу?

Еще страшнее был призрак скончавшейся при родах Шарлотты. В XIX веке роды были главным риском в жизни женщины, и ни один акушер не мог дать гарантии, что то же самое не произойдет с ней. Так не подождать ли года два или даже три?

Жених, которого упорно сватал ей дядя, не казался Виктории таким уж идеальным. «Не годится мне выходить замуж за мальчика, а именно так я смотрю на мужчин в возрасте восемнадцати – девятнадцати лет», – писала королева. И ведь Альберт был на несколько месяцев моложе ее! Но, самое главное, супруг королевы «должен в совершенстве знать английский язык, говорить и писать на нем без ошибок, пока же его язык оставляет желать лучшего». Анализируя свои чувства к кузену, Виктория не находила в них ни страсти, ни глубины: «Возможно, я не питаю к нему чувств, которые могут стать залогом счастья. Возможно, он нравится мне как друг, кузен или брат, но не более того»[71].

Лорд Мельбурн исподволь отговаривал королеву от поспешного брака, и уж тем более от брака с кобургцем. «В кузенах нет ничего хорошего», – замечал он. Что, если на поверку жених окажется таким же неприятным типом, как его тетушка, герцогиня Кентская? И что, если он примет сторону герцогини в ее стычках с Викторией? И вообще, немцы нечистоплотный народ, от них разит потом и табаком, и от одного этого запаха милорду хотелось поминать черта.

Помимо личной неприязни к немцам и их запаху, у Мельбурна нашлись более весомые возражения. Кобурги не пользовались популярностью среди европейских дворов, их не любил русский царь. Не скажется ли такой союз на внешней политике Великобритании?

Изрядно напуганная Мельбурном, Виктория писала дяде, что пока что не может дать Альберту окончательный ответ. Надо повременить.

С другой же стороны, королева и премьер понимали, что не следует чересчур затягивать с замужеством. Брак означал бы возможность окончательно выпорхнуть из-под материнского крыла. После скандала с леди Флорой общество герцогини Кентской стало для Виктории невыносимым. Не в изгнание же ее отправлять? Времена не те.

Придворные отмечали раздражительность молодой королевы, ее подавленное настроение и приступы угрюмости. Она придиралась к слугам, срывала гнев на фрейлинах, днями не находила себе покоя. Доставалось даже лорду Мельбурну, чей храп в церкви внезапно показался ей оскорбительным. По общему мнению, то были верные признаки, что она слишком долго засиделась в девушках.

Словно почувствовав перемену, лондонские сумасшедшие осаждали ее с удвоенным пылом. Один такой поклонник, некий Нед Хейвард, забрасывал министерство внутренних дел любовными эпистолами. Поскольку ответа так и не последовало, он напал на Викторию, когда она скакала в Гайд-парке, и попытался всучить ей письмо из рук в руки. Неудачливый Ромео был арестован на месте, однако выходка его отражала настроения, царившие в обществе: англичане ждали королевскую свадьбу.

Ждал свадьбу и Альберт, а чтобы не пасть духом, поругивал Викторию. Кузина находила в нем недостатки, но и ему было в чем ее упрекнуть. Он досадовал на ее упрямство и пагубную склонность к легкомысленным забавам: «Говорят, что она не находит ни малейшего наслаждения в природе, засиживается допоздна, а потом долго спит». Медлительность Виктории причиняла ему немало душевных мук. «Если по ожидании, возможно, года через три, окажется, что королева более не желает замужества, я буду поставлен в самое нелепое положение, и все мои надежды на будущее потерпят крах»[72], – делился он опасениями с Леопольдом.

Практичный дядя отмахивался от сентенций, достойных юного Вертера. Он был уверен, что дело молодое и чувства возьмут свое, как только племянники окажутся в непосредственной близости. Полный надежд, он планировал новый визит Альберта на английские берега.

Поездка была назначена на октябрь 1839 года. В преддверии новой встречи с Альбертом Виктория не находила себе места. Обстоятельства складывались куда как скверно. 10 октября она проснулась с головной болью и тяжестью в желудке, объевшись накануне свининой, а затем узнала, что очередной безумец выбил в Виндзорском замке несколько окон.

70

Gill G. We Two: Victoria and Albert. New York: Ballantine Books, 2009. P. 141.

71

Williams K. Becoming Queen Victoria. New York: Ballantine Books, 2010. P. 326.

72

Hibbert C. Victoria. London: Park Lane Press, 1979. P. 105.