Омут памяти

Бухарин прослыл «теоретиком». Сталин играл с ним в «кошки-мышки». То приближал, то отдалял. У Сталина была феноменальная память. Он не забыл, как Бухарин в свое время бегал к Каменеву и говорил, что Сталин — беспринципный интриган, что его ничего не интересует, кроме сохранения власти. Каменев записал патетику Бухарина и отдал текст «молодым троцкистам», которые растиражировали его слова в виде подпольной листовки.

Поздно, очень поздно дошло до Бухарина, что Сталин ничего и никому не прощает. Тогда он подленько писал Ворошилову, что Каменев был «циник-убийца», а что «расстреляли собак, он страшно рад». Когда Бухарина арестовали, Сталин долго держал его на Лубянке. Знал, что будет лизать сапоги. Так и было: Бухарин писал о Сталине стихи и поэмы, посылал письма, полные лести и подобострастия.

Михаил Николаевич Тухачевский.

Подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка. Попал в германский плен, где познакомился с французским капитаном, его звали Шарль де Голль.

Мечтал о завоевании мира через смуту, о революционных походах в Европу, Азию и в другие части света. Любимец Ленина, лихо расправлялся с крестьянами, получил прозвище «красный Бонапарт». Гордился этим. Но при первом же столкновении с регулярной армией опозорился. Было это в Польше. Запахло отставкой, а может быть, и расстрелом. Но Ленин не дал в обиду своего любимчика.

Выслужился Тухачевский быстро. Взял мятежный Кронштадт. Вскоре появился в Тамбове, где полыхало народное восстание. В обоих случаях был инициатором применения удушливых газов против повстанцев и гражданского населения. Предлагал создать при Коминтерне Генеральный штаб мировой революции. Он даже выпустил книжонку «Война классов», в которой призывал начать мировую гражданскую войну, завоевать мир и строить всемирную республику Советов.

Наиболее выпукло контрреволюционная сущность нового режима проявилась в борьбе с социалистическим инакомыслием.

Большевики называли себя Российской социал-демократической рабочей партией (большевиков). Но, захватив власть, они уже к лету 1918 года объявили себя коммунистической партией, демонстративно отгородившись от всех социалистических движений России и Запада.

Практически российские социалисты послужили стержнем ленинской концепции о «врагах народа». Гонения на них начались с удушения социалистической печати. «Ленин, Троцкий и сопутствующие им, — писал Максим Горький в газете „Новая жизнь“ уже 7 ноября (ст. ст.) 1917 года, — уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия».

И действительно, еще шли переговоры о создании правительственной коалиции — «от большевиков до народных социалистов», когда 9 ноября правительством был «приостановлен» выход в свет газеты энесов «Народное слово». Со второй половины ноября 1917 года началась полоса преследований газеты меньшевиков-оборонцев «День». Газета закрывалась шесть раз и столько же раз возобновлялась под другими названиями. В мае 1918 года ее издание было окончательно прекращено.

В конце января 1918 года появились «Временные правила о порядке издания периодических и непериодических изданий в Петрограде», согласно которым в случае «явно контрреволюционного» характера публикаций газета закрывается, а члены редакции арестовываются. Всего в январе — феврале 1918 года, то есть всего через 2 месяца после переворота, в Петрограде и Москве было закрыто более 70 газет.

Не отставали от центра и местные власти. В первые месяцы 1918 года в Туле был учинен разгром меньшевистской газеты «Голос народа», в Саратове — газеты «Жизнь». К середине 1918 года практически вся социал-демократическая пресса оказалась под запретом.

В начале 1918 года прошли первые аресты анархистов и максималистов — верных соратников большевиков как в октябрьские дни, так и в период разгона Учредительного собрания. В ночь с 11 на 12 апреля в Москве отряды ЧК и красногвардейцев провели операцию по разоружению групп анархистов, в ходе которой было арестовано свыше 400 человек.

В июле начались гонения и на партию левых социал-революционеров. Эти гонения уже были практически предрешены резкой оппозицией этой партии Брестскому договору с Германией и аграрной политике властей. Акцию протеста 6 июля и театральный арест Дзержинского власти истолковали как попытку левых эсеров захватить власть. Начались повальные аресты.

В феврале 1919 года Дзержинский дал указание всем губчека учредить «самый строгий контроль» за левыми эсерами и меньшевиками, брать из них заложников. Эти меры были оформлены решением Политбюро, которое гласило: «Предложить прессе усилить травлю левых эсеров… Над всеми левыми эсерами иметь надзор… Газеты „Голос печатника“ и „Рабочий интернационал“ прикрыть».

Язык-то каков! «Травля», «надзор», «прикрыть».

С 1919 года начинает складываться система закрытых инструкций и циркуляров ВЧК, ставших «правовой» базой репрессивной политики. Вопросы, так или иначе связанные с деятельностью социалистов и анархистов, регулярно обсуждаются на заседаниях Политбюро ЦК РКП(б). За период с апреля по декабрь 1919 года Политбюро обращалось к ним 25 раз. Типичным для социалиста приговором этих лет было заключение в концлагерь «до конца гражданской войны».

Официальная пропаганда всячески эксплуатировала тезис о временном (до «победы труда над капиталом») характере изоляции социалистов. Однако в циркулярах местным органам ВЧК Москва подчеркивала, что ликвидация внешних фронтов вовсе не означает завершения борьбы с врагами внутренними, поскольку «полная ликвидация контрреволюционных выступлений мыслится только с победой социалистической революции в мировом масштабе». Вот так. Террор и концлагеря — до победы мировой революции.

Чекисты всячески избегали обращений в суд, предпочитая действовать методами внесудебных расправ. В январе 1922 года Уншлихт, заместитель Дзержинского, в переписке с Лениным по проектам реорганизации ВЧК писал:

«Есть целый ряд дел, по которым в трибуналах из-за отсутствия фактического материала будут вынесены оправдательные приговоры, в то время как у нас имеется агентурный материал, вполне достаточный для строгого приговора вплоть до высшей меры наказания. По отношению к деятелям антисоветских партий при известной обстановке на территории всей республики или в отдельных частях необходимо применять те или другие репрессии, не имея против них конкретных материалов».

В составе секретных отделов губчека начинают действовать специальные уполномоченные, призванные выявлять социалистов и внедрять свою агентуру в их ряды. С 1920 года этим занимались уже целые группы чекистов. К 1921–1922 годам репрессиями против социалистов и анархистов занимались 6 из 10 подразделений ОГПУ.

Но и эта практика не полностью устраивала чекистов. Надо было и компартию включить в состав ЧК. Началось с Ленина, который сказал, что хороший коммунист — это и хороший чекист. Заместитель Дзержинского Ксенофонтов в октябре 1919 года требовал от местных органов «создать гибкий и прочный информационный аппарат, добиваясь того, чтобы каждый коммунист был вашим осведомителем».

В архивах Политбюро я видел немало постановлений Политбюро от 1920–1923 годов, которые специально посвящены меньшевикам. В июне 1920 года всем наркомам было дано указание о том, чтобы «меньшевиков, работающих в комиссариатах и сколь-нибудь способных играть политическую роль, не держать в Москве, а рассылать по провинции». Постановление Политбюро «О меньшевиках», принятое в декабре 1921 года, гласило: «Политической деятельности их не допускать. Самых активных высылать в административном порядке в непролетарские центры, лишив их права занимать выборные должности, вообще должности, связанные с общением с широкими массами».

Во второй половине 1923 года специально созданной при ЦК РКП(б) секретной экзаменационно-проверочной комиссией была осуществлена «дочистка» всего состава наркоматов иностранных дел и внешней торговли и их заграничных учреждений от бывших членов социалистических партий. По инициативе Комиссии с этого времени в заграничных миссиях стали работать сотрудники ГПУ для «внутреннего наблюдения» за настроениями совслужащих. Подобная практика существует до сих пор.