Страница 1 из 20
Г. Т. Северцев-Полилов
Царский духовник
I
Поскрипывая полозьями, ныряя по громадным ухабам большой новгородской проезжей дороги, тащился в конце января 1539 года тяжелый возок новгородского владыки Макария в Москву.
Две пары коней, запряженных «гусем» ради неудобной зимней тропы, или «коробки», с усердием тянули его. Всклокоченная шерсть сытых монастырских битюжков под густым инеем, плотно их облегавшим, казалась седой.
Слюдяное оконце возка затейник-мороз разрисовал узорами. Сидевшие на облучке твое служек, один вместо ямщика, а другой — келейник преосвященного, были плотно закутаны в теплые охабни.
В возке помещался сам архиепископ Макарий. Чтобы не скучать в пути одному, он посадил к себе в возок священника из Софийского собора, отца Сильвестра. Остальные лица, сопровождавшие владыку, ехавшего в Москву на собор для избрания нового митрополита, размещались в других трех возках, обитых рогожами, каптана же владыки была обита сукном.
«Для-ради недобрых встреч» около далеко растянувшегося по дороге поезда, глубоко увязая в снегу, пробиралась верховая челядь.
Хотя Крещение миновало, мороз по-прежнему был лют, приходилось часто делать остановки по попутным деревням, отогреваться, кормить лошадей.
Архиепископ был недоволен долго длящимся путем.
— Как бы нам, отец Сильвестр, не опоздать к собору-то, — говорил он не раз своему спутнику, — поспешаем больно медленно!
— Возложим упование наше на Господа, преосвященный владыка, — мягким баском отвечал ему еще далеко не старый священник, по привычке сжимая левой рукой свою окладистую темно-русую бороду и снова распуская ее.
— Это доподлинно так, — соглашался с ним владыка, — а все же поспешать следовало бы.
И он нетерпеливо стучал рукою, одетою в теплую рукавицу, в переднюю стенку. Послушный монашек-возница подхлестывал длинным мочальным кнутом коней, с трудом доставая им до третьего. Возок начинал нырять по ухабам быстрее, но спустя несколько времени усталые лошади снова плелись чуть не шагом.
Престарелый владыка начинал дремать, а спутник его погружался в свои вечные думы, не дававшие ему покоя, точившие его ум и сердце… Это были думы о благоустройстве, о счастье родины!
Раздоры князей, сократившиеся под твердою рукой «Собирателя земли русской», при его снохе, вдове Елене, действительной правительнице ввиду малолетства Иоанна IV, опять увеличились, дерзкие набеги татар, литвы, поляков наносили немало беды русским городам… А тут еще ссоры ближайших к царю бояр и высших духовных лиц с каждым годом уничтожали плоды твердого княжения Иоанна III.
Было о чем задуматься человеку, любящему свою родину и болеющему о ней душой, каким был Сильвестр. В эти долгие часы тяжелого раздумья отец Сильвестр только изредка вспоминал об оставшихся далеко позади него в родном Новгороде любимых им супруге Пелагее и сыне Анфиме.
— Что о них гадать пока, — успокаивал себя Сильвестр, — жить им хорошо, владыка повелел, чтобы причт выдавал им мою долю… На все хватит!
Ему представился небольшой домик на Заречной стороне Волхова, весь зарывшийся в снегу, румяная, крепко сшитая фигура матушки, бойкий, «гораздный до книжного наученья» подросток, сын Анфим.
— Поди, по времени судя, — прошептал он, заглянув через слюдяное оконце и наблюдая красное от мороза солнце, — отобедали теперь, должно быть…
Но он сейчас же недовольно тряхнул головой, точно желая отбросить от себя думы о семье и доме, и опять предался своим обычным размышлениям о родине, об ее нелегкой доле.
— Може, в Москве поближе ко всему буду, послушаю там, повижу… Да что из этого? Помочь ведь ничем не могу, человек я бессильный, маленький!
Но тайное предчувствие все-таки подсказывало ему, что все ему удастся, что он, простой новгородский священник, еще кое-что сделает на пользу родной страны.
Тайная уверенность заставила заблестеть его глубоко сидящие глаза, сильнее забиться сердце, взволновала кровь Сильвестра.
Возок сильно качнуло на сторону, спавший архиепископ проснулся и мутными от сна глазами изумленно посмотрел вокруг себя.
— Доколе добрались? — спросил он своего спутника.
— От села Большие Заструхи порядком отъехали…
— Ну, еще до деревни не мало осталось, — заметил владыка и, плотнее завернувшись в лисью шубу, снова задремал, а Сильвестр опять погрузился в думы.
II
Только в начале февраля добрался поезд новгородского владыки до Москвы. Под городом холода помягчали, морозы исчезли, а немного спустя наступила оттепель. Возки, запряженные теперь уже не «гусем», тащились по городским улицам, покрытым большими лужами. Местами вода попадала даже в каптану владыки.
— Ишь, сколь Творец небесный о нас, грешных, заботу имеет, чего-чего только путем-дорогой не надумали, — сказал Макарий Сильвестру, — и мороз нас до смерти захолодит, и на собор опоздаем, а приехали ко времени целы и в благополучии.
Въезжая на митрополичий двор в Чудовом монастыре, где постоянно останавливались приезжие высшие духовные лица из других городов, владыка осенил себя широким крестом.
На крыльце забегали бойкие митрополичьи служки, с низкими поклонами помогая архиепископу выбраться из возка и отводя его под руки в предназначенные для него кельи. Сильвестр шел за ними следом.
Уезжая по желанию владыки с ним вместе на собор в Москву, отец Сильвестр принужден был временно покинуть свою чрезвычайно полезную просветительскую деятельность.
— Владыка, как-то будут жить здесь без нас наши сироты, — напомнил он Макарию о сиротах новгородских, которых в то беспокойное время было немало и о которых они заботились. На нем же лежала обязанность устраивать убогих и нищих.
Недаром прошли его двадцать лет священнослужения. Много сирот поднял он, научил грамоте, а которые из них оказались способными к какому-нибудь ремеслу, тех он обучил, дал хлеб в руки! Все это пришло на память Сильвестру.
— Не мало из них вышло искусных изографов, — подтвердил его мысль владыка. — Творец небесный сохранит их, — продолжал он.
Сметливый северянин новгородец сказался в даровитом священнике, он понимал, что не все способны изучить ремесло, а потому поставил других к торговле, а дельные купцы были очень нужны Новгороду, продолжавшему вести заморскую торговлю с Ганзой.
Собор Святой Софии отличался прекрасными певчими, слава о них гремела далеко за новгородскими пределами.
Они по большей части тоже были из питомцев отца Сильвестра.
Дети эти настолько рвались к свету, к познаниям, что владыка, когда они сделались взрослыми людьми, нашел возможность посвятить многих из них в священнослужители.
В новгородском приказе сидели даже подьячие и дьяки из воспитанных им сирот.
Подобная школа, давшая так много деятелей по различным отраслям знания, даже в настоящее время была бы предметом удивления, а в XVI веке она представляла из себя необычайное для Руси явление, вызывала общее изумление.
И все это было устроено старанием одного человека, ясно видевшего в народном просвещении громадную пользу для родной страны.
Чтобы дать возможность девушкам изучить рукоделие и обязанности хорошей жены и хозяйки, отец Сильвестр устроил при своем доме особую для этого школу и поручил ее ведению своей жены.
Постаралась также достойная его супруга в деле обучения и воспитания.
В то время как по всей Руси женщины были необразованы, не говоря уже о грамоте, ученицы матушки Пелагеи быстро научились читать, к сожалению, письмо в то время считалось для них излишним.
Общежительные уставы монастырей, введенные впервые в новгородских обителях, тоже были разработаны Макарием при главном участии Сильвестра.
Почти самоучкой изучил он греческий язык, что дало ему возможность познакомиться с канонами в оригинале…
Тяжело было отцу Сильвестру расставаться с трудами таких долгих лет, но стремление еще сильнее поработать для родины, дать ей больше свету, знания, устроить ее неурядицы не давали покою пытливому уму новгородского священника. Сильвестр рвался к более широкой деятельности, ему был тесен Новгород, несмотря на его вольности, несмотря на его вече и права…