Охота

— Правильно, — кивнул я, — а останешься здесь. — Я подмигнул Хуану, тот едва удержался, чтобы не сплюнуть на палубу[2].

Время превратилось в тягучую патоку — оно обволакивало и тащилось медленнее самой ледащей лошадёнки. Лампа в руке наливалась свинцом. По лицу градом катился пот. И самой большой радостью в жизни стало лицо Рокэ, ворвавшегося в трюм с саблей наголо. Шад и ещё один абордажник вязали Хуана, а Рокэ вынул из моей руки лампу. И только тогда я в изнеможении прислонился к стене.

С помощью Рокэ и Шада я поднялся на палубу «Эль торо» — по ней вели матросов-работорговцев и рабов — измученных мужчин и женщин, извлекаемых из трюма галеона. Они щурились на солнце и подставляли лица морскому ветру. Очень похоже вёл себя я, когда вышел из долговой тюрьмы, где провёл в сырой камере с десятком висельников два месяца.

На «Каммористе» меня встретил сам Альмейда. Он ухватил меня за плечи и несколько раз встряхнул — наверное, я болтался как тряпичная кукла, потому что наш капитан отпустил меня и подал свою весьма основательную флягу с касерой. Я сделал несколько глотков — и небо закрутилось, поминутно меняясь местами с палубой, а потом коварные доски рванулись к моему лицу…

Меня качало на волнах, а я лежал и пялился в лазурное небо. Вот только откуда взялся этот скрип посреди моря. Я наплевал на это и прикрыл глаза, теперь уже и скрип не мешал. А волны качали меня и стало мне казаться, что и не волны это вовсе, а лежу я на руках у матери и она качает меня, и приговаривает: «Спи, спи, сынок. Нескоро ты ещё сможешь выспаться так. Ох, не скоро.»

— Слышь, командир, — кто-то аккуратно тряс меня за плечо, — командир. Эт конечно свинство, но тебя… того… зовут. Слышь, что ли, командир?

— Слышу, — отозвался я, выворачиваясь из гамака. — Чего надо?

— Зовут тебя, — повторил абордажник, здоровяк родом то ли из Торки, то ли из Придды. — Капитан зовёт.

Я кивнул ему и спросил:

— Дело срочное?

— Не говорили мне, — пожал плечами абордажник.

Ясно, значит, успею привести себя в порядок. Я отправил матроса за водой для умывания, а сам принялся точить обвалочный нож, чтобы побриться. Смышлёный матрос притащил таз с водой для умывания и чайник кипятка. Я поблагодарил его кивком и принялся приводить себя в порядок. Кое-как расчесав основательно отросшие — как вернёмся надо обратится к цирюльнику — я направился в капитанскую каюту.

— Ты не торопился, теньент, — обратился ко мне Альмейда.

— Суб-теньент, — поправил я его и добавил, — временный.

— Теньент, — не согласился со мной капитан, — и постоянный. Звание и мундир получишь на берегу. Хочешь спросить: за что? Отвечу. Захваченный тобой работорговец рассказал в обмен на жизнь, что подобрал нескольких моряков на полуразбитой лодке. Это были матросы с торгового барка «Счастливчик». Они были слишком истощены и не вынесли путешествия в трюме у Хуана. Однако они утверждали, что их барк потопил «Императрикс». Хуан говорит, что готов показать место, где подобрал моряков. Это было всего пять дней назад.

— Это если верить Хуану, — заметил я.

— Проверим, — пожал плечами Альмейда. — Это тут недалеко.

— Я вам ещё нужен?

— Ну не пойму я тебя! — рассмеялся Альмейда. — Тебя вызвал капитан, сообщил, что — ты теперь полноценный офицер талигойского флота, а ты в ответ — я вам ещё нужен? Нужен, очень нужен! Если «Императрикс» не ушёл далеко, то мы вступим с ним в схватку, и люди — все — должны быть в полной боевой готовности. Теньент Аррохадо будет готовить прежних абордажников, как ударную группу, для прорыва на борт «Императрикс». Твоей задачей будет поднатаскать остальных. Нам некогда высаживать на берег работорговцев и бывших рабов — последние пополнят абордажную команду, те кто будет в силах. Это будет их платой за проезд на «Каммористе». Отбери из них самых крепких — и приступай к работе.

— Так ведь ночь же, — не сдержался я.

— Ночь, — рассмеялся Альмейда. — Ты на палубу, вижу, ещё не выходил. Полдень сейчас, теньент, полдень. Ты проспал почти двое суток.

Под его смех я по быстрому ретировался.

Работа пошла, как говорится, лихорадочная. Отобрав из бывших рабов два десятка крепких парней, я начал натаскивать их на владение холодным оружием — однако очень быстро убедился, что учитель фехтования из меня никакой. Я мог легко прикончить большинство из них, а вот научить правильно драться, верно держать абордажную саблю — нет. Поэтому я довольно быстро передал этих парней Шаду, а сам занялся стрелковой подготовкой. Вооружив женщин и подростков, а их было не то, чтобы мало в трюме «Эль торо», мушкетами, я принялся гонять их по вантам, учил занимать верные позиции на вантах, откуда удобно вести обстрел палубы вражеского корабля.

— Неплохая работа, — отозвался об этом Альмейда, наблюдая за носящимися по палубе и вантам бывшим рабам. — И всё же, боюсь, я обрекаю их на верную смерть.

— Может и так, — ответил первый помощник, — но лучше они, чем мы.

— Никогда не говорите так, — предельно спокойно, что выдавало крайнюю степень ярости, сказал ему Альмейда. — Мы взяли на себя ответственность за этих людей и лишь добровольцы из их числа будут сражаться с «Императрикс». Именно поэтому никто из нас не должен относиться к ним с пренебрежением. Вам всё ясно, старпом?

— Так точно, капитан, — лихо козырнул тот.

Альмейда в который раз про себя решил избавиться от него — и тут же отмёл эту мысль. Слишком хорошим моряком был его первый помощник.

«Императрикс» мы встретили даже несколько раньше, чем рассчитывали. Мы шли встречными курсами — «Каммориста» на север — к Хексбергскому заливу, «Императрикс» — на юг, к побережью многострадальных Придды, Улаппа и Ардоры. Здоровенный линеал имел четыре палубы и я был уверен, что все пушки, установленные на них, готовы дать залп по приказу капитана. Это не Длинный Дронг, у которого не было и трети команды и для полного залпа просто не хватало людей.