Рейз (ЛП)

Выбросив руки в защитном жесте, в то время как его широкая грудь ударилась о мои ладони, я почувствовала жесткие, рельефные мышцы под толстовкой. Когда он толкнулся вперед, руки начали дрожать. Я ощущала его сердцебиение под ладошками — он был измучен и прямо кипел. Каждая часть меня наполнилась страхом, и все усугублялось мерцающим уличным светом, горящим над нами и освещающим его стиснутые зубы.

— Подожди! Я извиняюсь, — быстро сказала я. Тело мужчины застыло. — Я... я только хотела увидеть твое лицо... прежде чем ты уйдешь. Я хотела увидеть человека, который спас меня.

Темный капюшон медленно наклонялся в сторону, грудь тяжело поднималась и опускалась. Он не хотел, чтобы я видела его глаза. Это только усилило мое любопытство. Держа банку левой рукой, он остановился, прижав мои руки. Воспользовавшись случаем, я осторожно протянула руку и откинула капюшон.

Мои глаза остановились на его лице, как только оно оказался в моей видимости — сильная челюсть, непослушные песчано-светлые волосы, его загорелые, заросшие щетиной щеки, высокие скулы и...

Я ждала, затаив дыхание, когда он поднял голову и, наконец, встретился со мной взглядом. Он делал это со скрупулезной медлительностью, длинные темные ресницы были опущены, как будто он сражался со своими инстинктами или гравитация мешала ему поднять взгляд. Пока его ноздри раздувались, он тяжело дышал, и, проиграв битву, поднял веки, чтобы показать темную радужку глаз. Его жесткий взгляд вдруг впился в меня.

Затем все остановилось — время, способность дышать... все в мире.

Захлебываясь стоном, моя рука подлетела ко рту, а ноги перестали меня держать. В эту минуту мой зад ударился о твердую землю, холодная дрожь пронеслась по позвоночнику.

Лицо мужчины было пустым, поскольку он возвышался надо мной, я знала, что он смотрел на меня. Он был грубым, суровым, свирепо вглядывался в меня, как убийца, который разрывает свою жертву, как хищник, пожирающий свою добычу. Никаких эмоций не было на его лице: ни сострадания для меня сейчас, сидящей на тротуаре, ни благодарности за щедрое пожертвование. Он был холоден, как арктическая зима... но он был красивым монстром, и я понятия не имела, почему отчаялась.

Услышав звук отброшенной банки в соседний переулок, мужчина натянул капюшон, свою маскировку, и в мгновение ока бросился прочь в темноту.

Я не могла дышать, как ни пыталась. Эти глаза... эти глаза отпечатались в голове, они припаялись к моей душе. Я не могла говорить в шоке от того, что увидела.

Карие глаза... Пара насыщенных карих, левый — с кусочком синего... моего синего... Такие любимые ...

Нет... как это могло быть?

Он умер... Умер двенадцать лет назад.

Этот человек был монстром, убийцей, лишенным эмоций, с небольшими способностями к общению. Лука... Лука... был моим лучшим другом, моей любовью, ребенком Братвы... Он умер ...

Но... Но...?

— Киса! — донесся голос Сержа сквозь мою панику.

Внезапно появившись передо мной Серж мгновенно подхватил меня с пола на руки.

— Какого черта? — выплюнул он, неся меня обратно к машине, и посадил на заднее сиденье. — Дерьмо!

Он спросил меня несколько раз, но я не знала, что сказать, чему верить... мои мысли снова воспроизводили то, чему я только что была свидетелем.

Карие глаза... насыщенные шоколадно-карие глаза, в левом — кусочек синего... цвета моих глаз.

— Киса! — позвал Серж с водительского сиденья, когда автомобиль двинулся. — Что случилось? Вы не пострадали?

Я покачала головой в ответ на его вопросы все с большим отчаянием, все время сжимая ремень безопасности в кулак трясущимися руками.

— Черт! Тогда что? — продолжил Серж. — Куда делся тот человек? Почему вы плачете? Вы дрожите?

Взгляд Сержа встретился с моим отсутствующим, я была не здесь, а все воспроизводила картину увиденного мной. Это не может быть... Лука... это невозможно... Он мертв...

Мое сердце неистово билось. Серж ударил кулаком по рулю и стал угрожать.

— Киса! Вы говорите мне, что случилось, или я говорю вашему отцу, что вы взяли деньги из спортзала и передали их бездомному человеку, как будто сейчас Рождество!

Тишина заполнила Линкольн. Я сделала глубокий вдох, обняла себя за талию и прошептала.

— Я... я... я думаю, что только что видела призрака...

8 глава

818

— Итак, вы готовы убивать или быть убитыми?

В то время, когда я сидел на скамейке в служебном помещении, сотни людей выкрикивали свои ставки за дверью, заставляя мои руки дрожать от волнения. 362 сел передо мной, ухмыляясь с издевкой и обматывая руку белым спортивным бинтом.

Этот парень был занозой в заднице с тех пор, как я приехал месяц назад. Он был на три года старше меня, и был одним из лучших бойцов здесь, в ГУЛАГе, но он сразу же увидел во мне угрозу. Я был на три года младше его, но не уступал в размерах. В течение нескольких недель надзиратель водил меня в тренажерный зал, где обучал методам боя, рассказывая мне, что в ближайшее время будет мой первый бой. Каждый день повторялось одно и то же: я просыпался, тренировался, ел и ложился спать. Это мой заведенный порядок, но мои мечты разрушились с тем мальчиком, которого я видел на ринге. Тем, чьи глаза больше никогда не откроются, чьи кишки были разбросаны на брезенте. Я знал, что будет со мной в ближайшее время: я буду вынужден убивать или быть убитым.

362 смотрел на меня, ожидая ответа.

— Я собираюсь убить того, кто, бл*дь, выйдет со мной на ринг, — пообещал я.

Улыбка 362 стала только шире от моего озлобленного тона. Я сосредоточил все свое внимание на белом кафельном полу, психологически настраивая себя на все то, что должен был сделать. Я вскочил на ноги, когда шум из клетки стал громче, и понял, что сегодняшний поединок близится к концу. Кожу сотрясала дикая дрожь. Мои мышцы росли, поэтому болели все время. Я постоянно потел и был взволнован двадцать четыре часа семь дней в неделю, даже самая мелкая деталь бесила меня.

— Ты становишься зависимым, знаешь ли, — сказал 362, и я с гневом в глазах уставился на него, огонь ярости промчался по венам.

Его длинные черные волосы мягко легли на спину, и он указал подбородком в сторону двери, которая вела в клетку.

— Там, все мужчины ставят на твою силу, на твою волю к выживанию. Ты станешь зависимым. Ты станешь жить, чтобы убивать... жить, чтобы видеть, как жизненная сила утекает из глаз твоих соперников. В этой клетке мы и Боги, и монстры.

Я сурово поджал губы, все мои мышцы напряглись.

— Никогда, — выплюнул я обратно, мой голос звучал глубже и грубее.

362 просто рассмеялся.

— Это твой первый бой. Ты не представляешь, каким он будет, и что ты будешь потом чувствовать, — насмехался он.

Сжав кулаки, я категорически отрезал:

— Я буду делать то, что мне нужно сделать, чтобы выбраться отсюда. Вот и все. Ты мне не нравишься. Мне не нравится все это.

362 вскочил на ноги и подошел ко мне. Я стоял, под ногами ощущался холодный бетон, и мы встретились лицом к лицу. Я был русским; какой-то грузинский кусок дерьма не может быть лучше меня.

— Не нравлюсь? — спросил 362.

Я стиснул челюсти и уставился в его, бл*дь, мертвые глаза. Он ухмыльнулся, затем шагнул еще вперед, пока его ноги ни коснулись моих.

— В конечном итоге ты станешь в точности, как я. Ты умрешь внутри. Увидишь, ты прольешь море крови. Сначала будешь ненавидеть это, но с каждым разом желание убивать усилится, тебе захочется все больше и больше, это как долбаный наркотик. Ты изменишься. Тем, кем ты сейчас являешься, ты уже никогда больше не будешь. Ты забудешь, кем ты был. Забудешь всех, кого когда-либо любил. — 362 сухо ухмыльнулся, но затем его лицо потемнело. — Я здесь уже давно.