Сезон летающих деревьев

Дальше Инто не слушал. Он молча скрёб камень в кармане и смотрел себе под ноги, представляя, как шагнёт в бездну. Лицо покраснело от жгучего стыда. Если бы Добыватели не отвлекли Стража, и остальные существа увидели Инто, они разъярились бы точно так же, как безголовый. Из-за этого снег мог начать отслаиваться огромными пластами. От погребённой под его потоком деревни остался бы только чистый лист. Инто подумал, что под грузом вины будет падать в пропасть гораздо быстрее. Он очнулся от мыслей только, когда Амерцо объявлял приговор.

— Но поскольку горы смилостивились над убогим и не забрали ни одного из наших кормильцев, а Памеа поклялась хранить обет молчания до конца своих дней, я сохраняю жизнь предателю и изгоняю его в нижний мир. Сейчас же шаман Трау сотрёт его имя из памяти барьера, чтобы никогда больше очернённая дурными мыслями голова не появлялась среди нашего народа!

Инто стоял, как громом поражённый, и смотрел на Памеа. Его спихнули с постамента, всучили в руки сумку — ту самую, с которой он шёл к Хрустальной горе, и позволили забрать лук со стрелами. Потом молчаливая процессия повела изгнанника через плато к каменной арке в толще скалы, за которой начиналась дорога в нижний мир. Инто брёл, как в полусне. Памеа протиснулась через толпу и взяла его за руку. Она ничего не сказала, но у самой арки сняла свой расшитый узорами пояс и повязала Инто. Тот спохватился и тайком сунул ей в руку тот самый камень, добытый на вершине Хрустальной горы. Нищенский подарок, но больше Инто ничем не мог отплатить своей спасительнице.

Потом мальчика толкнули за барьер, и, когда он обернулся, перед ним осталась только сплошная скальная поверхность. Горные шаманы с давних пор прятали вход в верхний мир, чтобы никто не посмел напасть на деревню ради наживы или потревожить Стражей. Алчным дикарям из низин неведомы было искусство добывать кристаллы. Они не обучались терпению и уважению и хотели всё сразу. Теперь Инто считался одним из них. Не успел он опомниться, как увидел нечто жуткое и едва не закричал от страха.

Глава 5. Аргус, лис и летающее дерево

Аргус отказался от помощи Памфле и собирался в дорогу сам. Он уже нашёл в недрах гардероба подходящий костюм — чёрный с серебряным шитьём и прекрасными фиолетовыми пуговицами, а к нему плащ со множеством карманов. Как нельзя кстати пришлись сапоги из мягкой кожи, которые Аргус носил в юности. Он покрутился перед зеркалом, пригладил непослушные вихры и остался доволен собой.

— Ну, чем не принц? Осталось только найти моё ожерелье.

С этими словами Аргус подошёл к сундуку у изножья кровати, откинул крышку и принялся вытаскивать накопленные за долгие годы сокровища: коробку с игровыми камушками, мешочек сухих кузнечиков, банку, полную разноцветных пуговиц, пару брошей, отцовскую курительную трубку и ещё много-много всего. Вскоре на полу вокруг Аргуса образовался неподвижный хоровод из вещей.

— Позвольте спросить, что вы ищите, господин? — поинтересовался дворецкий.

Аргус просиял, достав из сундука связку сушёных рыбин. Он тотчас надел её на шею и облегчённо вздохнул.

— Теперь я могу быть спокоен, Памфле, это мой лучший защитный оберег!

Дворецкий покачал головой. Когда сборы были окончены, он снова попытался уговорить хозяина посетить ближайшую деревню и выкрасть оттуда ребёнка, но Аргус был непреклонен.

— Только подумайте, господин, вы ничего не знаете о внешнем мире, и у вас даже нет денег! Как вы собираетесь добраться до южных гор, не имея ни гроша за душой? Вам нужно купить лошадь или заплатить владельцу обоза, чтобы он согласился взять вас с собой.

— Я возьму фамильные драгоценности и серебро.

— Вы не сможете вынести их за пределы Гёльфена.

— Лури умный, он что-нибудь придумает, — отмахнулся Аргус.

— Лури придумает! — возмутился дремавший на кушетке лис. — Почему Лури всегда должен думать? Я магический сосуд, а не четырёхлапая голова, которая бродит отдельно от тела и следит, чтобы оно не целовалось со стенами и углами.

— Если продолжишь возмущаться, я оторочу твоим мехом воротник плаща. Хоть в таком виде от тебя будет польза, — пригрозил Аргус, засовывая в сумку лепёшки, головку сыра, горсть сушёных слив и мешочек с пшеном.

— И зачем ты рассказал ему о возвратных чарах, Памфле? Мне было бы гораздо проще, рассыпься он от старости. Жду не дождусь, когда перейду во владение к толковому магу.

Аргус открыл рот и добавил целую стопку монет к свой невидимой сокровищнице с ругательствами. Когда он успокоился, все трое спустились вниз, миновали входную колоннаду и вышли к тропинке, ведущей в дальнюю часть сада. Над замком нависло хмурое небо. Тучи опустились так низко, что путались в кронах елей. Ветер играл с травой и гонял листву между замшелыми статуями.

Купол завершался аккурат у подножия леса. Аргус никогда не видел, что находится там — за деревьями. Хвойные стены в его воображении простирались до самого края земли.

— Знаете, что сказала бы сейчас ваша матушка? — спросил Памфле.

— Она бы как всегда причитала и грозилась убить себя, если я сделаю хоть шаг наружу, — проворчал Аргус.

— Не совсем, — дворецкий хитро прищурился. — Она бы посоветовала вам украсть девушку, чтобы продолжить род Харвилов.

— После смерти отца я зарёкся жениться! — возмутился Аргус. — Особенно таким гадким способом!

— Ну что вы, право. Это обычный способ, — настаивал Памфле, — И наиболее безопасный. Ваш отец именно так и заполучил себе невесту. Он несколько дней наблюдал, как девушки работают в поле, а потом похитил самую красивую. К счастью, в то время замок выглядел райским местечком, да и Аргус старший был обходительным молодым человеком, поэтому ваша матушка быстро смирилась.

Дворецкий держал руки в белых перчатках за спиной и двигался степенно, как король, обходивший свои владения. На фоне Гёльфена с его утончённым фасадом, увитым хмелем и увядшим виноградом, Памфле выглядел плывущей по воздуху горделивой статуей. Рядом с ним ворчливый мальчик и облезлый лис смотрелись неуклюже, точно железные пуговицы на изящной кружевной салфетке.

— Деревенская девушка только испортит его, — огрызнулся Лури. — Женщины всё перекраивают на свой лад. Особенно, если чувствуют власть над мужчинами. С чего, спрашивается, начался упадок? Да с того, что ваш трусливый дед не решился завоевать магиню и женился на простой женщине!

— И он тоже? — удивился Аргус.

— Вот именно, — кивнул лис. — Ваша бабушка была своевольной и не потерпела жертвоприношений. А потом и ваша матушка не захотела следовать Договору. Кстати, почему вы так и не женились? Неужели не хватило смелости даже до деревни дойти?

— Я же сказал, что зарёкся жениться, глухая ты лиса!

— Это из-за Аргуса старшего, — терпеливо пояснил Памфле. — Он тоже беспокоился о Договоре и решил посватать за сына девушку, которой не чужды жертвоприношения. Отправился на поиски тёмной магини шестьдесят лет назад, но так и не вернулся.

— Если бы ему не взбрела в голову эта дурацкая идея, матушка разрешала бы мне хоть иногда выходить за пределы купола. А так пришлось сидеть подле неё до старости, — проворчал Аргус, стараясь скрыть расстройство за раздражением.

— Почему же вы не вышли за купол, когда её не стало? — спросил Лури.

— Охота пропала, вот почему. Когда тебе пятнадцать, и ты готов вобрать в себя целую вселенную — глаза загораются при одной мысли о внешнем мире. А когда стукнет восьмой десяток — тянет к тёплому камину и подогретому вину, а не к приключениям.

— Госпожа не зря так переживала. Вас могут убить из-за одного только цвета глаз, — предупредил Памфле.

— Это было бы весьма кстати, — ехидно добавил Лури, за что получил сапогом в бок и взвизгнул.

Когда они подошли к барьеру, Памфле остановился. Он был частью Гёльфена и не мог идти дальше. Аргус не подал виду, что взволнован. Он приосанился, отряхнул камзол и сделал первый шаг за пределы купола.