Страница 5 из 62
Но нет. Это реально. День, который должен был стать самым лучшим в жизни, превратился в ад.
Я касаюсь ее волос в последний раз, потому что это то, что я никогда не смогу сделать снова. Не думаю, что когда-нибудь смогу понять, что я потерял сегодня. Как это прекрасное существо, которое было неотъемлемой частью моего прошлого, не будет частью моего будущего? Я прикасаюсь к ее губам, векам, ушам, щекам и шее. Я не узнаю ее. Это не моя Элли, та теплая, красивая женщина, с которой я проводил каждый день.
Этого не может быть. Это неправда. Пожалуйста, кто-нибудь, скажите мне, что это неправда. Все внутри меня кричит от панической тревоги. Мой разум не понимает, что делать. Он не умеет прощаться с любовью всей моей жизни. Я не должен говорить «прощай». Я не могу.
— Элли, — говорю я тихо, как будто мой спокойный, успокаивающий голос вернет ее мне. — Ты не понимаешь, детка. Я не могу этого сделать. Я не могу жить без тебя.
Мои слова звучат умоляюще. Никто не слышит, нет ответа. Проигнорированы Богом, Элли, и нет никого и ничего, что могло бы меня утешить и поддержать. Это несправедливо.
Это несправедливо.
— Элли, ты мне нужна. Мы нуждаемся в тебе. Пожалуйста, вернись.
ГЛАВА 2
Я хожу кругами по гостиной, отчаянно пытаясь разыскать неоновый синий рюкзак. Как может что-то столь яркое просто исчезнуть? Боже, она опоздает на свой первый день. Учебный год еще не начался, а я уже облажался.
— Олив? — зову я. — Ты видела свой рюкзак?
Я хватаю и поднимаю диванные подушки одну за другой, зная, что рюкзака точно не может быть здесь, но я все равно бегаю от одного места к другому в его поисках. Я чертовски волнуюсь. Вот, что это такое. Я, определенно, волнуюсь, потому что не готов отправить ее в школу. Она слишком мала. Она не готова. Она не захочет отпустить меня. Я должен был оставить ее на домашнем обучении, возможно, так было бы лучше, но тогда мне нужно было бы бросить работу с ЭйДжеем, а он убил бы меня, если бы я это сделал. Не говоря уже о том, что мы с Оливией остались бы без средств к существованию.
— Папа, что ты делаешь? — спрашивает Олив своим кристальным голоском. Я оборачиваюсь, уронив подушку вниз. — Ты потерял что-нибудь?
Она подходит ко мне с рюкзаком, закинутым на плечо. В ее руке пакет с обедом, а на прекрасном личике улыбка, которая говорит мне, что она совсем не переживает, что расстанется со мной, пусть даже и ненадолго. Это я не хочу отпускать ее, а не наоборот. Она была моим спасательным кругом эти последние пять лет... мой способ удержать частичку Элли рядом с собой. На минуту боль проходит через мое сердце, когда я смотрю как бы сквозь нее, представляя себе, каким был бы этот момент, если бы Элли была здесь. Плакала бы она? Возможно, но она также бы радовалась за Олив. Элли помогла бы мне быть более храбрым в этот день, когда мы отправляем нашу маленькую девочку впервые в школу. По крайней мере, я знаю, что она одобрила бы яркий синий рюкзак. Это был и ее любимый цвет.
— Нет, я ничего не потерял. Я просто убирался.
— Нее-е-т, — тянет она с широкой улыбкой. — Ты искал мой рюкзак, — клянусь, эта маленькая девочка умна не по годам. — Не волнуйся, папа. Все будет хорошо сегодня. И у тебя тоже. Я сделала тебе обед и завтрак. И подключила твой телефон к зарядке, потому что батарейка на нем уже почти села.
Я встаю на колени, поднимаю свои руки вверх и жду, пока она прибежит ко мне, что она и делает.
— Ты сделала мне обед и завтрак? — спрашиваю я, когда обнимаю ее маленькое тельце.
— Ага. Я сделала тебе кашу на завтрак и хлеб с майонезом на обед. Теперь тебе не придется готовить обед сегодня, — крошечный вздох срывается с ее губ, а глаза смотрят на меня с такой серьезностью, на какую только может быть способен пятилетний ребенок. — Ты мне сказал вчера, что тебе грустно, потому что у тебя никого нет, кто помог бы приготовить обед в то время, пока я в школе, а я не хочу, чтобы тебе было грустно.
Мою грудь сдавливает еще сильнее.
— Ты самая заботливая маленькая девочка в мире, Олив. Спасибо тебе за обед.
Влажными губками она с силой прижимается к моей щеке, а ручками крепко сжимает мою спину.
— Мы пропустим наш автобус, — говорит она.
Я смотрю на часы. У нас есть пять минут, чтобы добраться до автобусной остановки, так что я поднимаю ее на руки и иду к двери. Я не хочу отпускать ее. Я держал ее на руках в течение пяти лет. Едва вспоминаю о том, что она, вероятно, единственный на свете пятилетний ребенок, способный разложить большой ковер с закрытыми глазами. Я каждый день брал ее с собой на работу, и мне это действительно нравилось. Сегодня будет первый за пять лет рабочий день без нее.
Когда мы подходим к проезжей части, подъезжает ЭйДжей. Он опускает окно и высовывает из машины голову.
— Моя большая девочка, наконец-то, пойдет в школу сегодня? — кричит он.
— Дядя ЭйДжей! — вопит она, высвобождаясь из моих рук, чтобы подбежать к его грузовику. — Я иду в школу!
ЭйДжей ставит грузовик на парковку, выпрыгивает из него и приглашающее разводит руки. Достаточно одной секунды, чтобы Олив уже оказалась на его плечах.
— Это будет самый лучший день, малышка, — он щекочет ее, в то время как Олив висит вниз головой, уже задыхаясь от смеха.
— Мы сейчас опоздаем на автобус, — говорю я ему.
— Ну, мистер Серьезные штаны попросил меня спустить тебя вниз, — говорит ЭйДжей наигранно грустным голосом. — Ты не можешь опоздать на автобус в первый день, Олли-Лолли.
Насмеявшись вдоволь, Олив бежит обратно ко мне, проскальзывая рукой в мою ладонь.
— Пошли, папа, — тянет меня она.
— Вернусь минут через двадцать, — говорю я ЭйДжею.
— Я поеду сразу на участок. Просто подъезжай туда, когда освободишься, — говорит он. Я быстро киваю и продолжаю идти в сторону автобусной остановки.
— Эй, Хант.
Я оглядываюсь на ЭйДжея.
— Да?
— Она будет лучшей ученицей, братан. Не волнуйся.
ЭйДжей всегда был болтливым, но, как правило, его речь наполнена шутками, сарказмом или вещами, которые я не хочу слышать, что часто отталкивает меня от него. Но когда он говорит что-то от всего сердца, это очень много значит.
— Спасибо, — отвечаю я, оборачиваясь обратно к Олив.
— Я так рада, — говорит Олив по мере приближения к автобусной остановке.
— Я буду скучать по тебе сегодня, — говорю я ей, приближаясь к группе с полудюжиной мам и, должно быть, десятью малышами. Что делать, если водитель автобуса не увидит, зашла ли она в автобус?
— Это просто школа, — шепчет она мне на ухо.
Я смеюсь напротив ее щеки и опускаю ее вниз. Она быстро спрыгивает, бросив свой рюкзак на землю, чтобы присоединиться к другим детям, играющим на газоне. Она не знает ни одного из них, но ее это не волнует. Олив может подружиться с любым ребенком, так же, как это умела делать Элли в свое время. Я мог бы научиться одной или двум способностям у моей дочери.
— Привет, — говорит одна из мам, подходя ко мне с протянутой рукой. — Ты новичок в этом районе?
Я прочищаю горло, чувствуя, будто смолистое вещество застряло между языком и миндалинами. Держи себя в руках, Хантер.
— О, ах, да, Олив и я только несколько недель назад переехали сюда, — мне удалось встать и пожать ее теплую и удивительно сильную руку.
— О, так это вы новые соседи в желтом доме? — говорит она, указывая в направлении, откуда мы пришли. Я не смотрю туда, куда она показывает, потому что мое внимание привлекает то, как ветер обдувает ее длинные каштановые волосы.
— Да, мэм, все верно.
Мэм? В самом деле? Боже, ее волосы, словно шелк.
Она тихо посмеивается.
— Я — Шарлотта Дрейк. Добро пожаловать!
Наступает неловкая пауза, потому что я не могу сообразить, как мне представиться, а она продолжает: