Страница 30 из 62
— Папа-а-а, — шепот Олив врывается в мое ухо, как бонго (Примеч.: небольшой сдвоенный барабан) в закрытой душевой кабинке. — Уже девять ноль ноль, — ее слова мгновенно пробуждают мой мозг и тело, заставляя меня резко сесть прямо в кресле. Я спал в проклятом кресле. Уже девять, она пропустила автобус и опаздывает в школу. Это официально самый безответственный мой поступок с того момента, как она родилась.
— Чеееееерт, — стонет ЭйДжей, пытаясь открыть свои глаза.
— Дядя сказал плохое словоооо, — припевает Олив, вытанцовывая по кругу. — Дай четвертак, пожалуйста? — она протягивает руку к нему, ожидая очередную монету, чтобы положить в свою копилку, которая уже переполненная от сборов за ругательства ЭйДжея.
— Олив, иди, поиграй, — стонет снова ЭйДжей.
— Нет, мы опоздали в школу! — наиграно вопит она.
— Черт, я извиняюсь, — на самом деле извиняется ЭйДжей. — Это моя вина.
Так легко было бы свалить все это на него, но не в этот раз, так как это полностью моя вина.
— Это я облажался, братан, — говорю ему. — Прости, дорогая, что я проспал. Я нехорошо себя чувствую. Наверно я заболел, — объясняю я.
— Ты не болен, папа, — говорит строго Олив, скрестив руки на груди. За последние пару лет вот в такие моменты я столько раз хотел сказать «Хорошо, Элли», но постоянно сдерживался.
— Я болен, — говорю я ей. — У меня болит голова и живот, — она молчит, но по ее взгляду я могу понять, что она не понимает, почему я вру, но точно знает, что это наглая ложь.
— Я отвезу ее в школу, — говорит ЭйДжей, уходя на кухню.
— Ты воняешь «Джеком», так что нет, — говорю я ему.
— Кто такой Джек? — спрашивает Олив. — Джек был в тюрьме? Как Джек в коробочке, но только Джек в тюрьме? — смеется она злорадно над своей прикольной шуткой. Я бы тоже посмеялся, если бы моя голова не раскалывалась на две части. (Примеч: Джек в коробочке — коробочка с выскакивающей фигуркой, игрушка).
— От тебя несет не лучше, — отвечает ЭйДжей мне.
— Собери ее, а я схожу в душ, всего две минуты, — говорю ему.
Я бегу вверх по лестнице, срывая одежду по пути. Когда я отдергиваю занавеску в душе, сдвигая ее по штанге, протяжный визг металлических колец врезается в мою голову. Иисус. Мне нужен «Адвил»... много «Адвила». Включив вентиль горячей воды на полную мощность, я шагаю внутрь, позволяя каскаду из капель окутать меня, словно теплое одеяло. Пар заполняет мою голову, не оставляя места для блуждающих мыслей или воспоминаний о тех мыслях, которые я пытался утопить в выпивке прошлой ночью. Чертова Шарлотта.
Стоит задуматься над этим, потому что я реально удивлен, почему она не зашла и не постучала в мою дверь, когда не увидела нас на автобусной остановке. Она, должно быть, действительно сильно разозлилась, но я не понимаю, почему. Для того, кто занимается сайтом знакомств и специализируется на отношениях, она должна знать лучше всех, что коммуникация является ключевым компонентом. Поэтому, не я здесь неправ, а она.
После того, как намылил волосы и тело, я по-прежнему нуждаюсь в высвобождении моего гнева и разочарования. Я хватаю член, закрываю глаза и позволяю моему воображению бежать, надеясь забыться хоть на несколько минут, за исключением того, что даже, блядь, фантазировать уже не о ком. Мое мужское достоинство — не работающая обвисшая пустышка. Может быть, хорошо, что я не переспал с Шарлоттой прошлой ночью. Может быть, моя мужская сила умерла с Элли.
Я беру полотенце и выхожу, прихватывая Listerine с полки. (Примеч.: товарный знак антисептического средства для полоскания рта и горла). Набирая в рот синюю жидкость, позволяю ей просочиться вниз по задней стенке горла. Ощущение жжения приводит меня в чувство, это лучше, чем страдать от похмелья, даже если это напоминает мне о том, что «Джек» все еще разлагает мои кишки с прошлой ночи. По крайней мере, от меня не будет нести перегаром.
У меня уходит меньше пяти минут, чтобы натянуть что-то из одежды и спуститься вниз, где я нахожу Шарлотту, сидящую на диване.
— Привет, — говорит она. Ее голос наполнен стыдом, досадой и обидой.
— Привет. Ты в порядке? — спрашивает она.
— Не очень.
Она заправляет прядь волос за ухо, привлекая мое внимание к своим блестящим глазам. Она плакала?
— Я подумала, что произошло что-то, так как тебя не было на автобусной остановке.
— Да, я… мне нужно отвезти Олив в школу. Она опаздывает, и это моя вина.
— Хочешь, я ее отвезу? — предлагает она.
Часть моего неблагоразумного гнева с прошлой ночи кипит в ответ на ее вопрос:
— Спасибо за предложение. Я могу сам отвезти ее. Но... — не знаю, что, черт побери, я натворил, но в ее взгляде определенно что-то есть, — если ты хочешь проехаться, то я не против.
Может быть, в этот раз она прольет свет на мою неизвестную ошибку.
Она думает всего минуту, чтобы ответить, глядя в окно в сторону своего дома. Если бы я знал, что происходит в ее голове.
— Пожалуйста, — говорю я ей. Все должно быть не так. Я предпочел бы вернуться к ее дивану и возобновить то, что мы делали вчера, и пропустить всю ту часть, где моя вина все испортила.
Олив уже готова и ждет у двери с рюкзаком на плече. Ее волосы собраны в какой-то стремный хвостик благодаря стараниям ЭйДжея... Я даже не знаю, что он пытался сделать. Шарлотта тоже замечает эту прическу у Олив, подходит к ней и опускается на колени рядом. Она вытягивает резинку из волос Олив и зажимает ее между зубами, пока пальцами пробегает сквозь локоны малышки. Лицо Шарлотты сразу же преображается, словно ее делает счастливой то, что она заботится о моей дочери. Через несколько секунд мастерство Шарлотты в собирании прически со всех сторон, не пропуская ни одного волоска, преобразуется в совершенный хвостик — то, что мне еще приходится осваивать. Вот почему бедняжке нужна мать. Меня не учили делать прически маленькой девочке.
— Идеально, — говорит Шарлотта, нежно пощипывая Олив за щечку.
Олив обнимает ручонками шею Шарлотты и крепко прижимается к ней:
— Я люблю тебя, — говорит она.
У меня горло сжимается узлом; сердце переполняет боль и облегчение, но в основном боль. Эти три маленькие слова, которые были только моими с самого рождения Олив, теперь сказаны женщине, которая, возможно, ненавидит меня. Женщине, с которой я не уверен, смогу ли двигаться вперед по причинам, которых, возможно, даже не должен иметь. Простое создание идеального хвостика подарило ей эти священные слова. Олив не понимает этого, но ей нужна женщина в жизни для того, чтобы делать для нее то, что делаю я. Как я мог так облажаться?
Шарлотта, все еще крепко обнимая Олив, смотрит на меня, в этот раз с сожалением в глазах, как будто хочет извиниться за только что сказанное Олив. Хотя я не хочу, чтобы она извинялась.
— Готова идти? — спрашиваю я Олив. Она подходит медленно ко мне и обвивает руки вокруг моей ноги. — Я тебя тоже люблю, папа, — что происходит внутри этой маленькой головки сегодня? Иногда я задаюсь вопросом, чувствует ли Олив ту же боль, что и я, но единственная боль, которую она действительно чувствует, это та, что привил ей я. На самом деле, она не знала Элли, она не понимает, что значит потерять кого-то, и она не понимает, каково это — иметь мать. Это вещи, которые чувствую в своей голове только я, и когда я предполагаю, что она тоже может чувствовать эту боль, это вызывает большое чувство ненужной вины.
— Увидимся на участке, — кричу я ЭйДжею, который наливает себе уже третью чашку кофе. Он быстро кивает, не отрывая рта от кружки.
Все еще задаваясь вопросом, собирается ли Шарлотта ехать или нет, я берусь за ручку двери грузовика.
— Место все еще свободно, — говорю я ей.
Шарлотта смотрит еще раз вдоль улицы и, поместив кончик большого пальца между зубами, серьезно обдумывает эту короткую поездку.
— Ладно, — говорит она почти неслышно, прежде чем обойти машину с другой стороны. Когда мы, наконец, загружаемся в грузовик, Шарлотта произносит: — Мне очень жаль.