Хронолиты

Фотографии Хронолитов.

Они все были здесь, четкие профессиональные изображения рядом со снимками туристов и загадочными псевдоцветными спутниковыми фотографиями. Я никогда не видел Чумпхон в таких деталях, написанные на нем буквы резко выступали в безжалостном свете. Здесь был Бангкок и первое изваяние самого Куана. (Большинство экспертов полагало, что это может быть и не настоящий портрет. Черты лица были слишком обобщенными, словно графическому процессору дали задание создать образ «мирового лидера».)

Здесь были Пхеньян и Хошимин. Здесь были Тайбэй, Макао и Саппоро; здесь был Хронолит с равнин Канто, возвышающийся над перекрытиями взорванного зернохранилища. Здесь был Ичан до и после бесполезного ядерного удара, сам безучастный ко всему монумент ничуть не изменился, зато Желтая река хлещет, словно разорванная артерия, в том месте, где дамбу разнесло взрывом.

Вот сфотографированный с орбиты бурый поток, впадающий в Китайское море.

И, куда ни глянь, везде идеально спокойное лицо Куана, который наблюдает за всем этим, словно сидя на облачном троне.

Заметив, как я рассматриваю фотографии, Сью сказала:

– Фактически это инверсия самой идеи памятника, если вдуматься. Памятники создаются как послания в будущее – разговор умерших с потомками.

– «Взгляните на мои великие деянья, владыки всех времён, всех стран и всех морей!»[14]

– Именно. Но у Хронолитов все с точностью до наоборот: не «Я был здесь», а, скорее, «Я иду. Я – грядущее, нравится вам это или нет».

– «Взгляните на мои великие деянья и трепещите».

– Тебя, должно быть, восхищает его полнейшая извращенность.

– А вас?

– Признаюсь тебе, Скотти, иногда у меня дух захватывает.

– У меня тоже.

Он не только мой дух захватил, он еще и отнял у меня жену и дочь.

Меня встревожила моя одержимость Хронолитами, которыми Сью Чопра увешала все стены. У меня появилось ощущение, будто у нас со Сью одно дыхание на двоих. Для нее эта работа, конечно, выглядела соблазнительной: давала ей шанс узнать практически все, что только можно, о Хронолитах. А прикладные исследования намного сузили бы ее поле деятельности, сведя все к расчетам рефракции колец или охоте за неуловимыми бозонами.

И в то же время у Сью была возможность заниматься серьезными вычислениями – прекрасная возможность, так как практически каждый клочок строго секретных исследований ежедневно проходил через ее стол.

– Вот так вот, Скотти, – подытожила она.

Я попросил:

– Покажите мое рабочее место.

Она проводила меня в приемную, где стоял письменный стол и терминал. Терминал, в свою очередь, был подключен к замкнутой сети квантово-органической станции – куда более высокоточному оборудованию, чем «Кэмпион-Миллер» мог в принципе себе позволить.

Моррис Торранс восседал в углу на стуле, читая бумажный журнал «Гольф».

– Он входит в пакет услуг? – спросил я.

– Вам придется какое-то время делить пространство. Моррис должен находиться рядом со мной, буквально.

– Моррис – настоящий друг?

– Моррис – мой телохранитель, между прочим.

Тот улыбнулся и отбросил журнал. Затем почесал голову, этот неуклюжий жест нужен был, вероятно, чтобы показать пистолет, который он носил под пиджаком.

– Как правило, я совершенно безобидный, – сказал он.

Мы снова пожали друг другу руки, на этот раз более сердечно, поскольку он не ворчал на меня из-за анализа мочи.

– Пока что, – сказала Сью, – тебе нужно просто познакомиться с работой, которую я делаю. Я – программист не твоего уровня, так что делай заметки. В конце недели обсудим, как нам действовать дальше.

На это у меня ушел весь день. Я изучал не вводные данные или результаты самой Сью, а процедурные слои, протоколы, по которым ошибки попадали в закрытые системы и программные решения допускали самокопирование и сбой. Сью установила лучшие из коммерческих приложений по генетике, но они явно не подходили (да и были абсурдно громоздкими) для некоторых из ее замыслов. «Логарифмические линейки», как мы их называли, – на первый взгляд хорошие, но уж больно примитивные.

Моррис закончил листать «Гольф» и принес из магазина поблизости обед и свежий номер «Рыбака», с которым коротал остаток дня. Сью временами появлялась, одаривая нас счастливым взглядом: мы были ее буферной зоной, защитным слоем между внешним миром и тайнами Куана.

Спустя неделю работы над проектом по дороге домой, в новую полупустую квартиру, до меня вдруг дошло, как внезапно и безвозвратно изменилась моя жизнь.

Может быть, всему виной дорожная скука; может быть, вид палаточных городков и брошенных машин, изъеденных ржавчиной; может быть, перспектива провести одинокие выходные. У «отрицания» плохая репутация, но стоицизм считается добродетелью, а главное занятие стоиков – это отрицание, решительный отказ признавать ужасную правду. В последнее время я стал настоящим стоиком.

Я перестроился, чтобы обогнать бензовоз, и желтая «Лейка» дорожной службы прижала меня сзади, а бензовоз начал переползать со своей полосы на мою. Водитель, должно быть, отключил индикатор приближения, весьма противозаконное решение, но не редкое среди дальнобойщиков. Я оказался в его слепой зоне, а «Лейка» и не думала притормозить, и добрых пять секунд перед глазами стояло видение, как меня размазывает по рулевой колонке.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

14

Цитата из сонета «Озимандия» Перси Шелли (перевод Константина Бальмонта).