Течёт река…

Когда книги Г. В. Аникина «Современный английский роман» была издана, можно было защищать докторскую диссертацию. Но сразу же встал вопрос — где? Сначала предполагалось, что в Москве, в МГПИ. Но теперь ситуация изменилась: мы стали мужем и женой, а жена — председатель Совета, где будет защищаться диссертация мужа. Решили поступить иначе. Я договорилась с заведующим кафедрой зарубежной литературы Ленинградского пединститута имени Герцена профессором Алексеем Львовичем Григорьевым о том, что диссертация Аникина будет рассмотрена его кафедрой, а потом, если получит положительную оценку, поступит в Совет при их институте. Так все и произошло.

На защиту мы отправились в Ленинград вместе. Остановились в гостинице «Россия», где мой приятель Алексей Лукичев заказал нам номер. Защита проходила не совсем просто. В отзыве оппонента, ленинградского профессора А. С. Ромм, прозвучали замечания, которых не было в первоначальном письменном отзыве, а приехавшие на защиту из Свердловска бывшие коллеги Аникина засыпали его вопросами, которым не было конца. Однако все завершилось благополучно. В Москву Геннадий Викторович вернулся доктором филологических наук.

Геннадий Викторович Аникин

В Москве Г. В. Аникин устроился на работу, его приняли на должность научного сотрудника в Институт мировой литературы Академии Наук СССР (ИМЛИ им. Горького) в секцию, возглавляемую профессором Засурским Ясеном Николаевичем, где он с энтузиазмом приступил к своим новым обязанностям.

Анюта училась на биофаке МГУ с увлечением. Вскоре у неё появился приятель-однокурсник, ставший через некоторое время её мужем. Молодожены стремились к самостоятельности, и мне удалось приобрести освободившуюся в нашем же доме однокомнатную квартиру. Оплатить её я смогла в счет полученных гонораров за книгу, учебник и ряд предисловий к романам Диккенса. Да и зарплата к этому времени у меня была выше, чем прежде, а долги почти полностью выплачены. Все складывалось удачно. Молодые супруги обрели желаемое. Невосполнимую утрату вся наша кафедра пережила в 1972 году со смертью Марии Евгеньевны. С её уходом я потеряла не только наставника, но и друга, оберегавшего меня с самого начала нашего знакомства. Мария Евгеньевна умерла 2-го июня в своей квартире на улице Королева. Она была одна, когда почувствовала себя плохо. Сама вызвала по телефону машину скорой помощи и открыла входную дверь. Села в кресло на своё обычное место возле письменного стола у окна. Ночь была на исходе. В пять часов утра, когда в квартиру вошли врач и медсестра, Мария Евгеньевна, уже не дышала. На столе лежала открытая книга. В «Учительской газете» от 6 июня 1972 года сообщалось: «Скончалась Мария Евгеньевна Елизарова — профессор, доктор филологических наук, старейший работник Московского государственного педагогического института имени В.И. Ленина. Мария Евгеньевна подготовила многие поколения преподавателей школ и вузов. В течение 20 лет она возглавляла кафедру зарубежной литературы, вела научно-исследовательскую работу по вопросам взаимодействия русской и зарубежной литературы, уделяя специальное внимание творчеству Чехова. Из жизни ушел замечательный человек, пользовавшийся любовью и уважением всего коллектива МГПИ и своих многочисленных учеников». Похоронили Марию Евгеньевну на Новодевичьем кладбище. Каждый год, по сложившейся в 70-е годы традиции, к могиле М. Е. Елизаровой приходят её ученики, возлагают цветы.

В 1974 году, успешно закончив биофак, Анюта стала работать в биохимической лаборатории, но через некоторое время ей пришлось оставить это место из-за все усиливающейся аллергии. Врач предупредил ее, что в случае беременности оставаться в лаборатории нельзя, необходимо думать не только о себе, но и о здоровье ребенка. Уйдя из лаборатории, Анюта поступила в наш институт на должность помощника главного библиографа в библиотеку и одновременно стала учиться на вечернем отделении факультета русского языка и литературы МГПИ. И то и другое оказалось ей по душе. Литературный факультет она окончила с отличием и была принята в аспирантуру при кафедре русского языка, её научным руководителем стала Людмила Васильевна Николенко — известный специалист в области фразеологии. По проблемам фразеологии в назначенный срок была защищена кандидатская диссертация Анной Михальской, ставшей кандидатом филологических наук, что отнюдь не помешало ей впоследствии публиковать работы не только о русском языке и фундаментальные труды по риторике, но и книги о собаках и кошках

А.К. Михальская

Важным событием стало появление на свет первого сына Анюты, моего первого внука — Алексея Владимировича, родившегося 2-го марта 1976 года. Всегда помню, как ранним утром разбудил меня телефонный звонок, и ликующим голосом Володя сообщил о рождении у них Анютой сына весом в три с лишним килограмма и ростом в 51 сантиметр. Сказано было и о том, что роды прошли благополучно, Анюта чувствует себя хорошо. После этой новости солнце засияло особенно ярко, и в институт по Плющихе я не шла, а летела на лекцию, совсем не думая о Мольере и обо всем с ним связанным, а думая об Анюте и новом члене нашей семьи. Хотелось со всеми поделиться радостью, всем рассказать о своём внуке, хотя я его ещё и не видела, но мне казалось, что я уже касалась его, трогала маленькие пальчики на ножках. Кем ом будет? На кого похож? Об этом я думала, подходя к институту, входя в него, поднимаясь по лестнице и сообщая каждому встречному о своей новости. О театре Мольера вспомнила, сев за стол и начав лекцию, но рассказывала и об этом с упоением.

Домой возвращалась в более умеренном темпе. Зашла в аптеку, где купила штук двадцать разных сосок, бутылочек для молока, несколько метров марли, вату и вазелин. Вместе с Геннадием Викторовичем в этот же день сходили в мануфактурный магазин на Арбате, где подкупили бумазеи и белого ситца на пеленки, хотя дома их было уже множество, как и всякого рода распашонок и чепчиков. Анюта все необходимое заготовила своевременно. Вечером обсуждали с Геннадием Викторовичем проблемы воспитания ребенка-мальчика, поскольку у такого опыта не было, растила девочку.

Забегая вперед, скажу, что на первых порах жизнь молодой семьи была налажена и шла успешно. У Анюты был декретный отпуск, но дважды в неделю — по вторникам и пятницам — ходила регулярно на занятия, принося ребенка, если его отец был занят, к нам.

Потом, когда пришло время ходить ей на работу, ситуация осложнилась, но на выручку пришел Геннадий Викторович, посещавший ИМЛИ только по четвергам и охотно согласившийся присматривать за маленьким Алешей, когда и меня дома не было. Так все и шло. Мы помогали растить мальчика, полюбили и привязались к нему. Но Володе надо было писать диссертацию, сдавать кандидатские экзамены, ходить на уроки французского языка, а потому не высыпаться ночами, заниматься вечерами на кухне, где рядом готовилась еда и сушились пеленки, Володе все это оказалось не под силу. К тому же вечером он любил слушать музыку, а ребенка рано укладывали спать, прошло года полтора, и он перебрался к своим родителям в Лосиноостровскую, в выделенную для него комнату, где было удобно и тихо, переехал он туда, прихватив любимый им музыкальный комплекс, подаренный к первой годовщине совместной жизни молодых супругов. С тех пор ни с женой, ни с сыном не встречался.

Г.В. Аникин и Н.П. Михальская с первым внуком Алексеем.

По утрам Анюта приносила Алешу к нам, шла на работу. По четвергам у меня не было занятий, и я могла быть с ребенком, когда Геннадий Викторович шел в свой институт. В остальные дни рассчитывали на него, успевавшего каким-то образом писать свои научные статьи об английской и американской литературе. Удивительным было то, что оставаясь с ним, ребенок всегда был спокоен, а когда подрос и начал говорить, они приступили к чтению вслух. Начали со стихов, смешных нонсенсов, несколько позднее перешли к прозе Марка Твена. «Приключения Тома Сойера» пришлись Алеше особенно по душе, но слушал он и о приключениях Гека Финна, а когда Геннадию Викторовичу надо было написать о памфлетах Твена, то и памфлеты американского классика читались вслух, а также и некоторые другие не менее захватывающие тексты. Алеша полюбил рассказы и стихи Стивенсона и, конечно, «Робинзона Крузо», «Алиса в стране чудес» почему-то его не заинтересовала. Геннадий Викторович считал, что это произошло от недостаточно увлекательного комментария, которым сам он сопровождал чтение этой знаменитой книги, которую не очень любил.