Течёт река…

Покинув около трёх часов дня располагавшееся на Большой Конюшковской улице Краснопресненское отделение ЗАГС (отделение Записи Актов Гражданского Состояния), откуда я вышла уже под фамилией Михальская, мы с мужем зашли в маленький магазин возле Зоопарка, где были куплены шелковые дамские чулки, цветной шарф и мужской галстук синего цвета, а потом разошлись в разные стороны: я в библиотеку, он в свой институт. Вечером в кругу семьи ужинали, пили чай с тортом. День завершился.

31

На следующий день в нашем доме был обыск. Я вернулась домой позднее остальных. Родители и Марина сидели за столом, в комнате находились два чужих человека в штатском и милиционер. Ящики шкафа были выдвинуты, книги сняты с полок, ив письменном столе лежали груды бумаг. И во второй маленькой комнате все было перевернуто, со своих мест сдвинуто, Костя тоже был дома, стоял у шкафа, держал в руках свой портфель, из которого все содержимое было вывалено на пол. Что-то искали. Потом позвали Агнессу и Анну Михайловну из соседней квартиры, в присутствии этих понятых составили протокол, они подписали. А милиционер сказал, что Константин Алексеевич Михальский, поскольку свой паспорт он не смог предъявить, должен с ним проследовать в отделение милиции до выяснения ситуации. Костю увели. Ушли и двое в штатском. Я бросилась искать паспорт и через некоторое время обнаружила его в одной выпавшей из Костиного портфеля общей тетрадке. Вместе с мамой мы несли паспорт в милицию и к нашей великой радости вернулись домой уже вместе с Костей. Павел Иванович дрожащими руками собирал, что мог, с пола, ставил книги на место, складывал бумаги в ящики письменного стола. Мне объяснили, что искали оружие, но ничего найдено не было. Позднее выяснилось, что в соответствующие органы поступил сигнал о хранящемся в нашем доме пистолете, привезенном гр. К.А. Михальским с фронта и не сданном, как это требовалось, в военкомат.

Автор «сигнала» известен не был, но образ Тишина возникал в сознании. Он знал о пистолете, даже видел его, когда Костя жил в его доме, но он не знал, что пистолет был сдан им ранее, как это и требовалось.

Ко дню наших с мамой именин — они приходятся ни 27 января — пришло адресованное на моё имя письмо без подписи. В нём сообщалось о том, что у К.А. Михальского есть законная жена, проживающая городе Калуге и имеющая дочь. Названо было её имя и адрес. Нина Фёдоровна, узнав эту новость, потребовала разъяснений, а я окаменела и не могла говорить. Разъяснения последовали и сводились к следующему: ещё очень давно, действительно, была жена, а потом, когда Костя был в армии и на фронте, она нашла себе другого мужа, и после войны он, зная об этом из её письма, полученного в разгар войны, не вернулся. Но о том, что брак их не расторгнут, он даже и не знал, полагая, что по её желанию это уже давно сделано. Теперь же он готов поехать в Калугу и все уладить. Он и поехал, и уладил. Объявление о расторжении брака было помещено, как этого требовали правила тех лет, в областной калужской газете, было привезено и показано нам, а через некоторое время продемонстрировано было и свидетельство о разводе. Смотреть на все это у меня не было желания.

Из состояния тупого окаменения вывели последующие события, развивавшиеся отнюдь не в лучшую сторону, а ещё более усугублявшие ситуацию. Доносы и жалобы продолжали поступать, но теперь уже не только по нашему домашнему адресу, но и в Институт дефектологии — в партком и профком, поскольку Михальский был членом партии, а Кузьмина Нина Фёдоровна состояла в профсоюзной организации. О ней сообщалось: своё истинное происхождение Н.Ф. Кузьмина скрыла, она является дочерью богатого купца из Самары, а муж её — сын кулака; к тому же, являясь заведующей отделом олигофренопедагогики, Н.Ф. Кузьмина использует своё служебное положение в интересах своего родственника — зятя Михальского, всячески содействуя успешному прохождению его кандидатской диссертации через ученый совет и подготовив для него должность научного сотрудника в своём отделе. На Михальского поступила жалоба от сестры Петра Тишина, которая встала на защиту своего брата от несправедливого отношения к нему научного руководителя, пекущегося об интересах своего родственника и затирающего других аспирантов. Эти сигналы рассматривались в дирекции и общественных организациях.

Результатом пережитых мамой волнений стал её диабет, а итоги всех разбирательств были таковы: с заведования отделом ей пришлось уйти, на это место была назначена парторг института, срок защиты Костиной диссертации был отодвинут на три месяца, за месяц до него защитил свою диссертацию Тишин, который и получил должность научного сотрудника института. Нина Фёдоровна продолжала свою работу в Институте дефектологии, но уже в другой должности, совмещая её с работой доцента в пединституте. Вскоре она стала заведовать там кафедрой олигофренопедагогики. Что касается Кости, то он стал учителем одной из вспомогательных школ близ Красной Пресни, потом преподавал высшую математику в Гидромелиоративном институте, куда ему помог устроиться Михаил Андреевич Юкин, читавший ранее лекции по математике в пединституте, где Костя учился. Начав работу в институте, Костя поступил на вечернее отделение Московского университета и окончил математический факультет. Но это — в будущем, а пока шел только первый год нашей совместной жизни.

В течение нескольких месяцев после того, как она началась, почти каждую ночь мужа мучили кошмары, он кричал во сне, ему мерещились ужасы, пережитые на фронте. Я просыпалась, будила и успокаивала его, а он рассказывал о приснившихся ему огневых атаках, надвигающихся танках, разрывающихся совсем рядом снарядах, обрушивающихся землянках. Потом это прошло, и он успокоился. Жизнь, но какая-то уже другая, чем прежде, продолжалась.

32

Пришло время защиты диплома и сдачи государственных экзаменов. Подруги мои волновались, а я радовалась и ничего не боялась. Это была моя настоящая жизнь, и я отдалась ей полностью. Стало легче дышать. Я обрела второе дыхание. О романах Гарди было написано почти сто страниц, и рецензии на них получены самые положительные. Подготовка к экзаменам шла легко, и занималась я с удовольствием, отодвигая в глубины памяти пережитое, не позволяя себе думать о нем.

Большие и неожиданные сложности возникли с дипломными работами у Зайки и Майи. Польстившись на актуальность и современность произведений избранных ими американских писателей, обе они попали в ловушку идеологических проблем. Майкин Говард Фаст вдруг вышел из рядов американской компартии и отрекся от того, что писал и говорил прежде. А именно об этом — прежнем — Майка и писала в своём дипломе, восхваляя убеждения и творения Говарда Фаста, анализируя его роман «Дороги свободы», о котором их автор теперь и думать не хотел А Зайкин Джон Стейнбек, на пристальное прочтение романов которого она положила столько сил, выступил вдруг с книгой «Русский дневник», написанной под впечатлением посещения Советского Союза, Сталинграда и других мест, связанных с событиями минувшей войны. В этом дневнике Стейнбек многим восхищался, что-то критиковал. Книга его для нас в то время была недоступна, прочитать её было негде, но в печати она уже была осуждена. Как быть дипломнику? Замолчать нельзя, а сказать что-либо вразумительное по причине неосведомленности тоже невозможно. Решено было сосредоточиться на «Гроздьях гнева», ограничившись периодом 30-х годов. Рецензент В.В. Ивашева писала: «Хоть Стейнбек и выпустил «Русский дневник», но все равно нам надо знать о нём все, а писать — о лучшем, что у него есть, а лучшее — это «Гроздья гнева». Все обошлось.

С Говардом Фастом оказалось сложнее, потому что «лучшего» у него не было. Пришлось в срочном порядке перейти на французского автора. Теряя последние силы, Майка писала о Морисе Дрюоне. Защита прошла успешно.

Сдавая свои дипломные сочинения научным руководителям для ознакомления и рецензентам для отзывов, мы иногда испытывали степень их добросовестности и заинтересованности в нашей судьбе. Делали следующее: некоторые страницы работы перевертывали «вверх ногами», запоминая нумерацию этих страниц (например, 3-я, 13-я, 33-я). Получая свои работы обратно, обнаруживали эти страницы в том же виде, в каком они были сданы. Но необходимые отзывы и рецензии тоже получали. Однако, разумеется, так было не всегда. Но все же иногда было.