Тёмная буря

— Ослабить… — тихо повторила она. — Аматэрасу обвиняла Изанами в том, что та обманом заставила ее уничтожить Инари. Уничтожить страшнее, чем ослабить.

Широ стиснул зубы.

— Инари не было сто лет, — продолжила она, — и Изанами начала убивать камигакари Аматэрасу сто лет назад. Изанами, видимо, обманом заставила Аматэрасу выполнить грязную работу и избавиться от Инари, а потом она избавилась от Аматэрасу.

Она взглянула на него, надеясь услышать его мнение, и увидела, что он напряжен. Ее щеки вспыхнули из-за ее беспечности.

— Прости, Широ. Я не хотела… Давай поговорим о другом.

Как можно было не подумать? Инари был покровителем кицунэ, Широ искал его годами, а она так легко говорила об уничтожении его господина.

Он шел напряженно, почти прижав уши к голове. Она дико озиралась в поисках вдохновения, но вокруг были лишь снег и деревья.

— Первый раз я сольно выступала на церемонии с благословляющим танцем зимнего очага, — выпалила она, спотыкаясь о корни под снегом, чтобы успеть за ним. — Мне было четырнадцать, и двигалась я не так изящно, но гуджи Ишида все равно решил, что я выступлю. Я тренировалась месяцами.

Широ расслабил челюсть и взглянул на нее с любопытством и удивлением, а она продолжила:

— В день церемонии я ужасно нервничала. Храм Шион огромный. Тысячи людей собрались за зимний фестиваль. Помню, я стояла на сцене, ожидала начала и видела все лица, смотрящие на меня. Их было так много, что я видела их размыто.

Она фыркнула, глядя, как ее дыхание превращается в белый туман от холода.

— Каким-то чудом я смогла исполнить все идеально, даже части, с которыми были проблемы на тренировках. Я держала онуса — палочку с бумажными лентами. Видел такие? В общем, во время танца онуса нужно размахивать в дыму огонька на сцене. Я-то танцевала идеально, но онуса была не такой, как на тренировках, и бумажные ленты были длиннее. Когда я проводила ей над огоньком, концы лент коснулись углей и загорелись.

Он фыркнул, глаза весело блестели, тени в них пропали. Остановившись, он спросил:

— И что ты сделала?

— Вариантов почти не было. Я держала палочку с пылающими бумажными лентами, горящими быстрее, чем я думала. И я, казалось, изящно взмахнула рукой и бросила бумагу в угли как можно быстрее. Огонь тут же вспыхнул в два фута высотой, а я развернулась и взмахнула руками, словно это была часть танца.

— Что подумали зрители?

— Им понравилось. Они подумали, что это интересная вариация старого скучного танца. Но вот гуджи Ишида так не радовался.

— Как по мне, поступок был остроумным.

Она улыбнулась, борясь с румянцем из-за его похвалы.

— Моя подруга… — ее горло сжалось, и она сглотнула. — Она сказала, что и не поняла бы, что что-то не так, если бы не паника на моем лице, когда загорелась бумага.

Он склонил голову.

— Почему ты решила поведать мне эту историю?

— О, я просто подумала, что тебе стоит знать, что ты не видел мою самую крупную ошибку в танце.

— Ясно.

Она схватила его за руку и потянула дальше. Едва заметная дорога вела вниз, он не спешил ее обгонять, но ей не хотелось отпускать его руку. Его пальцы были теплыми и сильными, слегка обхватывали ее ладонь, пока она шла вперед. Эми не хотелось видеть тени в его взгляде, далекую боль, которую он старательно скрывал.

Не так давно он сказал ей, что она кажется одинокой и испуганной, и он хотел знать причину. Она задумалась, каким одиноким и испуганным он был теперь за своими улыбками и наигранной уверенностью.

Ее рука крепче сжала его ладонь. Она снимет оненджу и вернет ему воспоминания. Она не подведет.

Путь стало видно лучше, он вел вниз по горе, с одной стороны был резкий обрыв. Она вскоре поняла, что дорога знакома ей, стоило им обогнуть утес. Павшее дерево преграждало путь, сломанные ветки покрывал снег. Это место она знала.

— Ах, — сказала она. — Дерево.

— Дерево, — согласился он. Его глаза шаловливо заблестели, и он задвигался. Его руки обвили ее, поднимая от земли и прижимая к его груди.

— Широ!

Он согнул ноги в коленях и прыгнул. Она едва ощутила это, а он легко приземлился по другую сторону преграды, такой прыжок был невозможным для человека, но простым для ёкая.

— Выскочка, — пробормотала она.

— Если бы ты перелезала сама, солнце взошло бы раньше, чем мы добрались до храма.

— Вряд ли. Отпусти меня.

— Почему тебя так волнует то, что я держу тебя?

Она открыла рот, но слова умерли на языке.

Его взгляд вызывал ее заговорить, поспорить с ним, но она не знала, что сказать. Она была камигакари, она не должна была касаться мужчин или ёкаев, а он был и тем, и тем. Это стоило сказать.

— Почему тебе так хочется держать меня? — она чуть не скривилась. Зачем она сказала это?

— Ты дрожишь.

— Да? — она так не думала, но и не могла спорить с тем, что он был теплым в холодной ночи. Если бы ее не согревала ходьба, она давно замерзла бы.

Он вскинул брови.

— Так мне отпустить тебя?

«Хочешь продолжить?»

Жар пронзил все ее тело, она вспомнила его лицо в дюймах от ее, его теплое тело прижимало ее к полу. То, как его рот завис над ее губами, а зрачки расширились от предвкушения, а она закрыла глаза, сдаваясь.

Это воспоминание она пыталась прогнать из мыслей последние четыре дня. Она много спала, Юмей почти постоянно был с ними, и Эми не проводила с Широ время наедине с того раза. Но воспоминание о почти поцелуе не слушалось и проникало в голову.

— Я… Я… — она пыталась подобрать слова, прогоняла мысли о той ночи. Его хватка ослабла, и она съехала, пока ее ноги не коснулись земли. Но он все еще держал ее в руках, прижимая к себе. Бабочки танцевали в ее животе. Почему она не могла прочитать его лицо? О чем он думал?

— Ты будешь осторожна, маленькая мико? — прошептал он.

— Осторожна?

— Не только с этим гуджи. Изанами будет ждать, когда ты окажешься без защиты.

— Я… да, я буду осторожна.

Как его глаза могли так удерживать ее в плену? Она пыталась вспомнить, как дышать.

— Ты обещала мне, — тихо сказал он. — Значит, ты вернешься.

— Да, — прошептала она. — Я не нарушу обещание.

Его губы изогнулись в хитрой улыбке. А потом он подхватил ее и сорвался с места. Она обвила руками его шею, а он мчался по тропе, минуя мили. Через минуты он замедлился до простого бега.

Вперед появился знакомый силуэт. Два толстых столба и параллельные балки красных тории отмечали границу земель храма.

Он замер в нескольких ярдах от храма и опустил ее, даже не задыхаясь от бега. Она сделала пару шатающихся шагов и покачала головой, что немного кружилась.

— Карасу уже проверили, — сказал он. — Ками нет, только каннуши и десяток сохэев ищут тебя в лесу.

Когда она убежала той ночью в красном кимоно, она и не представляла, что вернется и столкнется с тем, что оставила. Поверят ли они в ее рассказ об Изанами и появлении Аматэрасу?

Им придется. Она не даст им выбора.

Она оглянулась на Широ.

— Ты будешь неподалеку?

— Как можно ближе.

Эти слова, произнесенные его низким голосом крутились в ее голове, пока она приближалась к тории, готовясь вернуться в мир ками и к роли камигакари.

Хотя до рассвета оставался еще час, теплое сияние уже исходило из окон дома. Сохэи внутри явно собирались продолжить поиски с первыми лучами. Хотя монахи-воины были хорошо обучены бою и изгнанию ёкаев, они не были лесниками, так что они будут рады прекращению походов в лес. После похода по горам она замерзла и перспектива тепла и мягкой подушки затмевала ее страх встречи со всеми.

Хотя она собиралась пойти сразу в дом, в саду ее ноги повернули в другую сторону. Она в странном трансе медленно пересекла мост и остановилась у края двора.

Она прекрасно помнила первый визит в храм Шираюри. Обрамленное тории на вершине лестницы огромное священное дерево с золотыми трепещущими на ветру листьями отбрасывало тень на длинный двор. Обветренные статуи кома-ину, каменные стражи, всегда защищающие дом ками, сидели у двухэтажного зала поклонений с крышей с изогнутыми краями.